Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ) - Субботина Айя. Страница 38

— Нет. Я понять пытаюсь, насколько ты веришь в собственные слова.

— Верую, как в Отца нашего Безначального, ибо смертельную болезнь не остановить полумерами. Увидишь сам, господин, ежели все останется, как есть, через виток-другой, Артания погрязнет в собственное блевотине. Уже сейчас каждый пытается урвать от нее кусочек. Ты говоришь – новый король. Кто он? Цареубийца? Проклятый Безначальным. Не за его ли грехи гневается наш Отец? Не его ли коронация стала последней каплей, что переполнила чашу Его терпения?

Варвар, что сидит напротив, явно с огромным желанием расквасил бы наглецу морду. Но я не позволяю. В конце концов, слово одного человека вполне может отразиться в головах других. Самостоятельно или с чьей-то подачи. Уж болтливый старик явно не тот, кого следует хватать и вешать.

Безначальный любит убогих.

— Во всем, что творится на земле, люди виноваты сами, - говорю ему. – Никто не заставляет их воровать, никто не заставляет метать нож в спину кредитора, никто не заставляет опускаться на самое дно, превращаясь в бешеного зверя и находя удовольствие в истязании других. Мы сами во все в ответе. Не стоит пинать на Безначального, когда у самих руки в крови.

— Не стоит, - старик проводит дрожащим языком по почти отсутствующим губам. – Их надо просто сжечь.

Глава двадцать восьмая: Изабелла

Ночью мне снова снится кошмар. Я снова полостью обездвижена, снова вся как ладони для кого-то огромного и настолько могучего, что ощущаю себя перед ним мелкой безропотной букашкой. Эта сила или, возможно, сущность обволакивает меня собой, поглощает, чтобы впитать каждую мою мысль, каждый мой страх и сомнение. Я почти наяву вижу, как мое безвольное тело истончается, кожа становится прозрачнее, а плоть бледнеет. Я растворяюсь, перевариваясь в литрах желудочного сока, исчезая из собственной реальности. А следом исчезают и мои мысли. Сначала замедляют свой бег, потом стопорятся, сваливаясь в кучу неразборчивых образов, а потом их просто не остается.

И это даже ужаснее физической боли от распадающейся плоти. Потому что это какое-то гораздо более жестокое, тотальное уничтожение моей сущности.

Позже, снова проснувшись с криком в собственных ушах‚ намеренно пытаюсь вспоминать полнейшую ерунду из собственного прошлого: яркие моменты из детства, школьную программу, стихи и песни, имена знакомых, дни рождения родителей. И каждый раз, когда запинаюсь, меня снова и снова охватывает липкий страх - забыла, отняли, стерли.

Наверное, бушующий после кошмара в крови адреналин делает свое дело - и мозги работают на удивление эффективно. Да, я не все вспоминаю сразу, но, в конце концов, своего все же добиваюсь - провалов в памяти у меня нет.

По крайней мере, по этому поводу можно не беспокоиться.

А вот стоит ли беспокоиться по какому-то другому?

Я помню, что пару раз в жизни у меня было такое, что снился один и тот же сон, или же продолжение сна, что уже видела ранее. Насколько знаю, психологами считается, что повторяющиеся сны указывают на важные процессы в жизни, которым следует уделить особенно пристальное внимание. Ну, сейчас в моей жизни явно происходят важные процессы, этого не отнять. И внимание к ним у меня максимальное. Куда уж больше?

Могу ли я что-то упускать из внимания? Конечно! Но чтобы собственный разум при этом рождал такие ужасы? Другое дело, что причиной к тому вполне могло стать посещение башни Лаэрта. Только теперь до меня доходит эта мысль: странный рисунок на стене, видение, дневник - могло ли все это переработаться в моей голове до состояния навязчивого кошмара? Не знаю. Слишком он реалистичный и жестокий. Ну не верится, что я способна такое выдумать.

А если не я, то кто?

Еще когда-то слышала, что кошмары, если уж размышлять об их происхождении, наш собственный разум создает с целью подготовить нашу нервную систему к будущим потрясениям, закалить, так сказать.

Даже не знаю. Пожалуй, с такой закалкой я раньше поседею и стану писаться от каждого шороха. Вряд ли кому-то нужна такая странная королевна, да и самой как-то не очень хочется, уж если совсем откровенно.

Ладно, надо будет завтра заварить себе перед сном мяту. Я, конечно, и так за день устаю настолько, что едва доползаю до кровати, ну да лишнее успокоение не повредит. Еще бы, конечно, какой-нибудь вредный драконяка ноги бы помассировал хоть немножко, а можно и не только ноги. А можно и не немножко.

«Все-все-все», - одергиваю сама себя. Если снова начала думать всякую романтическую ерунду, значит, голова точно пришла в себя.

Оставшуюся часть ночь сплю нормально, а утром за замковыми воротами вижу новую группу беженцев - гораздо более крупную, чем первая. Что ж, а вот теперь начинается настоящая работа. Если я где-то просчиталась или заведомо настроила нереализуемых планов — скоро мы об этом не просто узнаем, а и обязательно почувствуем.

К тому времени, когда выхожу за ворота, стражники уже поделили вновь прибывших на две группы: чистых и тех, у кого есть черные пятна. Чистых отправляю на поруки к Митко, а остальных веду на медицинский осмотре, заодно осматриваю и вчерашних. Как ни странно, но, не буду скрывать, невероятно отрадно, но раны у всех явно находятся на пути к заживлению. И это в нашей-то антисанитарии. То есть люди без каких-либо серьезной помощи справляются сами. При этом у них хватает иных проблем, вроде больных зубов, стертых ног, кислого запаха от тела и прочих «радостей» практически полного отсутствия медицины. Но с этим мы точно разберемся, эти моменты - абсолютно рабочие.

Хорошо, будем считать, что эти черные раны - последствия какого-то химического ожога. Но ничего действительно опасного в них нет. Держать людей здесь и дальше смысла не вижу, нам понадобятся все, кто способен приносить пользу.

— Здравствуй, Митко, - приветствую в спину новоиспеченного старосту, который активно жестикулирует, распределяя людей по палаткам. – Как спалось?

— Ох, Ваше Величество, - резко оборачивается тот и кланяется, - прощения прошу, не услышал, как вы подошли. Столько народу, едва поспеваю. Доброго вам утречка.

— Справляешься?

— Справлюсь, чего уж там. А спалось хорошо, спасибо, грех жаловаться. Не то что дома - всякое в голову лезло, хоть вешайся.

— Дома плохо спалось?

Неожиданно для самой себя реагирую на его слова о плохом сне. Наверняка из-за собственных кошмаров.

— Не извольте беспокоиться, - отмахивается он, - после всего, что произошло, после тех ужасов, что мы натерпелись, пока выбрались из огня, удивительно было бы, если б все спокойно спали. Ан теперича все хорошо. Благодаря вам, Ваше Величество, - он снова кланяется.

За несколько минут нашего разговора вокруг собирается целая толпа, нас обступают со всех сторон, что явно не по душе моим охранникам. Вообще, конечно, если бы кто-то из них хотел довершить дело своего прежнего хозяина, то вполне мог бы изловчиться и всадить мне под ребра нож. Почему-то только теперь об этом думаю. Но больше меня удивляет не то, что о потенциальной вероятности очередного покушения не подумала заранее, а то, что как раз подумала о нем. Глупость, конечно, но мне даже немного странно и неудобно подозревать обычных людей, к тому же попавших в серьезную беду, в недобрых кознях.

— Всем добро пожаловать в Драконье гнездо, - улыбаюсь, обводя взглядом беженцев.

Мне кланяются в ответ, благодарят за помощь.

И от этого тоже не по себе. Одно дело, когда благодарит один человек, и совсем другое – когда несколько десятков разом. Очередная глупость или отголоски неуверенности в себе, но я же не заслужила этой благодарности. По крайней мере, пока не заслужила. Поживем, посмотрим, а уж там видно будет – спасибо мне или королевну на мыло.

А пока у меня большое дело, даже два дела.

— Кто обучен грамоте? - спрашиваю крестьян.

— Я, Ваше Величество, - тут же отвечает Митко.

— Еще?

Тишина.