Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ) - Субботина Айя. Страница 67

— Не подумай, что я против. Как раз наоборот, ты продолжаешь радовать меня, маленькая королева. Ты можешь стать хорошим пастухом. Каждая твоя победа - вклад в будущий лучший мир.

— Не тот мир, что ты собираешься построить на крови.

— Наивность — это недостаток, который проходит. У кого-то раньше, у кого-то позже. В твоем мире сильные с готовностью используют для грязной работы слабых, используют людское невежество, легковерность. Все средства хороши, когда впереди достойная цель.

— Твоя цель не стоит даже грязи под нашими ногами, - почему-то сейчас я совсем его не боюсь, даже понимая, что боль, в которой он купал меня много раз, может вернуться в любой момент. Но сегодня он пришел не причинить мне боль, он пришел влезть в мою голову. - Кто ты? У тебя было детство? Ты пил свежее молоко? Бегал босяком по траве?

Тишина.

Только потрескивание костра. Но от него нет тепла. Только странный призрачный свет, за пределами которого ворочаются тяжелые неповоротливые создания. И мне даже кажется, что слышу, с каким трудом они вздыхают, перетаскивая непомерно огромные тела.

Но нет - здесь живет только костер.

— Думаешь, так сможешь до чего-то докопаться? - ему явно весело.

— Просто хочу узнать. Почему нет? Тебе есть, что скрывать? Кажется, обо мне ты знаешь слишком много. Я хочу узнать о тебе.

— Ты разговариваешь совершенно иначе, маленькая королева, когда не кричишь от страха и боли. Что ж... хочешь знать? Мне нечего скрывать, но и не надейся, что ненароком услышишь нечто, что потом сможешь повернуть против меня.

Он молчит. И я молчу.

Я и не верю, что он сболтнет лишнего. Мне, правда, интересно.

— Я был ребенком, - продолжает он немного задумчиво. — И у меня была мать. Помню ли я ее? Нет. Помню ли я себя? Нет. Думаю, память человека не должна вмещать в себя века.

— Жена? Дети?

Не знаю, откуда у меня такое чувство, но готова поклясться, что Пожиратель вздрагивает. Не физически, а… будто что-то ненадолго, на краткий миг, меняется в его ауре или вообще в мире вокруг нас. Точно в бесконечно-черное озеро упал раскаленный уголек. Упал и тут же погас. Но я точно видела падение.

— Дети… - чуть растягивает он слово. – Дети могут стать гордостью родителей, опорой в старости. Могут подарить внуков, продлить род в веках. А смогут уничтожить все, во что ты верил.

— Дети – не наша собственность, - говорю осторожно. – Они не обязаны отражать наши мечты. Но при этом они все равно остаются нашими детьми. Частью нас самих.

— За. Все. Нужно. Отвечать, - говорит медленно, почти по слогам. – Ты знаешь… в твоем мире все еще хуже. Каждый готов кричать, каждый считает себя вправе оставить свое поганое мнение. Но почти никто не готов за него отвечать. Ответственность? Нет, от нее бегут, ее боятся. Легко быть глашатаем великих идей, за которыми нет ничего, кроме сладкого пустословия. И нет ничего страшнее, чем идущая следом толпа.

— Что с ними стало? С твоими детьми. Они тебя чем-то расстроили?

— О да! - разводит руками щуплая фигура по другую сторону костра. – Они очень сильно меня расстроили. — И неожиданно его голос падает до приглушенного шепота, от звука которого свербит кожу и кажется, будто в глаза насыпала золы. — Я многое забыл, маленькая королева, но их помню очень хорошо. Помню даже тот день, когда все изменилось. Глупец, тогда я ничего не понял. Не придал значения. Возможно, если бы нашел в себе мудрость поговорить с ними. Если бы нашел в себе силы развести их.

Обнимаю себя за плечи, а потом вздрагиваю от ощущения ползающих по мне насекомых. Взгляд на кожу - никого. Но я точно чувствую касание множества мелких лапок. На руке... на щеке... под одеждой...

— Они были слишком горды, чтобы поделиться со мной своей болью. Еще бы — кто я такой? Дряхлый старик, что совсем недавно вытирал им слюни. Что я знаю о жизни? Что я знаю о чувствах?

Там, далеко за пределами светового пятна от костра, по неповоротливым темным тушам прокатилась дрожь - такая сильная, что ощущаю даже через подошву сапог.

— Я умолял их одуматься. Умолял решить дело миром.

Воздух вокруг костра наполняется ледяным холодом. Каждый вздох – точно глотаешь тончайшие невидимые лезвия, что рассекают гортань, падают в легкие и начинают медленно перемалывать их в кровавую труху.

Сосредотачиваюсь на его словах, на его эмоциях.

Вся эта потусторонняя реальность не имеет никакой силы против меня - все это ненастоящее. Я не испугаюсь, не поддамся, не сбегу.

— Но они выбрали грубую силу, выбрали кровь. Невинную кровь. И не смогли остановиться. Человек никогда не может остановиться. Трудно только сделать первый шаг, забрать первую жизнь. А потом привыкаешь, находишь себе сотню причин, почему человек, стоящий перед тобой, вовсе не должен жить. Почему он - враг. Ты обвиняешь меня в жестокости, маленькая королева. Изволь, я жесток.

Что-то тяжелое проносится над головой, с глухим уханьем падает где-то за деревьями - и по окрестностям, будто предсмертный крик, разносится треск ломающихся стволов.

Там, где почти ничего не видно, беспрестанное шевеление. Пытаюсь рассмотреть лучше, но это почти бесполезно. Не знаю... клубок из змей... огромных, толщиной со ствол самого толстого дерева...

— Я убил своих детей, маленькая королева. Убил обоих, собственными руками. И жалею лишь об одном - что не сделал этого раньше. Потому что потом было уже поздно, семена их ненависти развеялись по всеми миру и упали в благодатную почву. А их ростки… их ростки, маленькая королева, до сих пор поганят каждого, до кого только могут дотянуться.

Порыв ледяного ветра, кажется, сдирает мне с лица кожу. Мир вокруг вздрагивает и наполняется алыми разводами.

Невольно вскрикиваю от боли, но продолжаю сидеть.

Ветер усиливается, становится злее, клонит к земле и ломает деревья. Ветви, земля, камни поднимаются в воздух и закручиваются в безумном вихре. Рев, что способен расколоть кости черепа, придавливает с самых небес.

— Мы не видим, куда приведут нас наши поступки, на что повлияет наш выбор, - несмотря на творящееся вокруг безумие, голос Пожирателя слышу отлично. - Мы податливы, доверчивы - и этим пользуются пастухи. Ты противишься тому, в чем сама видишь единственный выход, маленькая королева. Хочешь сделать хорошо - сделай это сам. Так говорят в твоем мире?

— Не на тотальной крови, - пытаюсь перекричать бурю. - Ты сам для себя находишь причины, по которым готов убивать. Тебе плевать, кто будет стоять перед тобой. Он уже будет виноват. Так чем ты отличаешься от тех, кого обличаешь?!

Кажется, мир всего в нескольких шагах за моей спиной вздыбился и вот-вот разлетится на части, до поры сдерживаемый переплетениями неведомых мне существ.

— А разве я сказал, что не таков? – усмехается он. - Я хуже, маленькая королева. Много хуже. И меня уже не исправить. Но ты еще можешь меня удивить. Подумай над этим. Еще раз. На досуге. А то ведь знаешь... - он резко подается ко мне, проходит сквозь пламя костра - и я вот-вот увижу лицо в темноте дырявого балахона, - кажется, я могу навестить и твой родной мир.

Сглатываю.

— Думай, маленькая королева. Думай. Такой грязный, подлый и продажный мир, чьи обитатели погрязли в самолюбовании и отчуждении. Копаются в своих бесполезных мирках и считают, что делают большое дело, что важны. А что на деле? Черви на раздутом трупе более полезны, чем этот сброд. И нет, маленькая королева, суда не будет. Я не судья. Я – палач.

Темнота.

Тишина.

Чей-то голос и ощущение, что кто-то осторожно трясет за плечо.

Утро. Ранее, солнце еще не показалось над деревьями. Но ночная мгла уже не столь густая.

Вытираю со лба холодную испарину.

— Плохой сон? – спрашивает шаман.

Киваю.

И вот теперь отличный вопрос – врал мне Пожиратель или нет? Может он пробраться в мой прежний мир? Вообще, если я смогла пересечь какую-то невидимую преграду и оказаться здесь, то что то же самое мешает сделать магическому существу? Да вроде вообще ничего.