Его сильные руки - Аллен Дэнис. Страница 9

Он хорошо помнил свое ощущение, когда она прислонилась к его груди и коленям: пульсирующее тепло ее кожи проникало сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Ее губы были сладкими и податливыми, как у захмелевшей невесты. Но гораздо сильнее, чем телесное совершенство, его душевный покой смутил тот невероятный факт, что Энни Уэстон поддержала разбойничью выходку Ренара с таким восторгом, с каким женщины обычно выбирают в магазине новую шляпку или зонтик. Она дрожала от радостного возбуждения, от того, что рабам удалось бежать. В этой девушке есть страстность и сила духа. Она идеалистка. Черт побери, она само совершенство!

Но придется оставить ее. У Люсьена нет времени на такие глупости. Ему нужно играть свою роль на этом маскараде, и некогда отвлекаться на соблазнительных девушек.

Она смотрела на него, пока он шел к свободному столику. На долю секунды он встревожился, потому что ему показалось, что она обнаружила в нем черты сходства с Ренаром. Он лукаво улыбнулся ей и подмигнул. Она бросила на него возмущенный взгляд и отвернулась. Удачно, но какой ценой!

До тех пор пока ему не встретилась Энни Уэстон, он даже получал удовольствие от своего маскарада, поражаясь тому, как легко ввести в заблуждение людей несложной игрой, несколькими вычурными манерами, эгоистичными замечаниями и показным пристрастием к волокитству, кутежам и картам. Однако лицемерная победа над Энни его вовсе не радовала. С ней ему хотелось быть самим собой.

– Этот подойдет, Боден? – спросил он, кивая в сторону свободного столика.

– Здесь слишком много солнца, но ничего не поделаешь, больше сесть некуда, – капризно поморщился Боден.

Люсьен видел, что они в центре внимания всех присутствующих, но его интересовало внимание лишь одной девушки, сидевшей за соседним столиком, и привлекал испытующий взгляд ее синих, самых чистых на свете глаз. Боден плюхнулся на стул, не глядя по сторонам, поставил локти на стол и обхватил ладонями голову.

Прежде чем сесть, Люсьен, приветствуя знакомых, обошел соседние столики. Он поцеловал несколько дамских ручек, получив в ответ ряд страстных взглядов и застенчивых улыбок. Одна юная девица покраснела до корней волос и смущенно спрятала лицо за веером. Исполнив свой светский долг, он подошел наконец к столику Энни и учтиво поклонился.

– Bonjour, [4] леди, месье Уэстон. Надеюсь, в это прекрасное утро вы счастливы и у вас все благополучно. – Он обнажил в беззаботной улыбке два ряда белоснежных зубов. Но Энни пристально следила за ним, и под ее взглядом ему было трудно изображать абсолютную беспечность. Он почувствовал, как скула у него стала непроизвольно подрагивать.

– Во всяком случае, мы куда счастливее, чем ваш друг мистер Боден, – сказала Кэтрин, кивнув в его сторону.

Люсьен приблизил к лицу ладонь тыльной стороной и стал внимательно рассматривать ногти. Сквозь слегка растопыренные пальцы он видел верхнюю губу Энни – все еще со следами сахарной пудры, – приподнятую в едва заметной презрительной усмешке. Безусловно, ему удалось вызвать ее раздражение своим кругом почета, во время которого он так откровенно заигрывал с дамами. Ничего не скажешь, очень утешительно.

– Да, вчера ночью случилось очень неприятное происшествие, не так ли? Насколько мне известно, он выложил кругленькую сумму за эту семью рабов. Не важно, насколько богат человек, но расставаться со своей собственностью таким образом всегда досадно. Больше всего Бодена раздражает то, что это дело рук разбойника Ренара.

– Да, мистер Боден сегодня как в воду опущенный, – с ядовитой слащавостью в голосе заметила Энни и, вздохнув, скорбно добавила: – Как мне жаль его! Но может быть, он воспрянет духом после того, как позавтракает.

– Его тошнит, и голова раскалывается, так что вряд ли он закажет что-нибудь, кроме чашки крепкого кофе, – с оттенком озабоченности сообщил Люсьен. – Мой дружеский долг состоит в том, чтобы убедить его хоть немного поесть. А как вам показались сегодняшние пирожные, мадемуазель Уэстон? Я собирался поцеловать вашу руку, но если я почувствую привкус сахарной пудры на ваших пальцах, то уже не смогу оторваться и повергну вас в смущение… Сахар сладок, как губы женщины.

Он видел, что щеки ее зарделись. Это было похоже на то, как распускается алая роза, медленно раскрывая свежие лепестки. Он неучтиво уставился на нее, улыбаясь от удовольствия. Ее дядя бросил на него раздраженный взгляд и, склонившись к самому уху Энни, что-то шепнул. Она поспешно вытерла губы и пальцы салфеткой. Самообладание вернулось к ней, и она вызывающе подняла глаза на Люсьена:

– Пирожные сегодня необычайно вкусные, воздушные и ароматные, месье Делакруа. Надеюсь, что они также достаточно сладкие, чтобы поднять настроение мистеру Бодену, Возможно, вам стоит посоветовать своему другу заказать их, пока он не отослал официанта.

Люсьен понял отнюдь не тонкий ее намек: она хотела, чтобы он ушел. И как раз в то время, когда он намеревался утешить ущемленную гордость Бодена и таким образом проявить себя его преданным другом. Показная дружба с Боде-ном была самым отвратительным обманом в том маскараде, который он разыгрывал.

– Вы правы, мадемуазель, – согласился Люсьен с галантным поклоном. – Я немедленно посоветую месье Бодену заказать блюдо пирожных. Au revoir, [5] дамы, месье Уэстон. Надеюсь, в городе мы будем часто видеться.

Энни взглянула на него так, словно предпочитает встретиться с дьяволом, чем с таким повесой, как он. Люсьен должен был бы радоваться, добившись того, что она его так откровенно невзлюбила. Но он, напротив, огорчился и вернулся за свой столик к Бодену с твердым намерением выбросить из головы романтические мысли и сосредоточиться на деле.

– Обрабатываешь красотку, Делакруа? – спросил Боден, с трудом приподняв голову.

Люсьен бесстрастно взглянул в обрюзгшее лицо Бодена. Он выглядел так, как будто много часов шел по пустыне в песчаную бурю: глаза превратились в слезящиеся щелочки, щеки пылали жаром. Никто не предполагал, что он страдает от чего-нибудь помимо побега рабов, но Люсьен знал наверняка, что сонное зелье, которое приготовил Арман, доставляло ему куда более серьезные физические мучения.

– Немножко перебрал вчера вечером, а, Боден?

– Я выпил не больше, чем обычно, когда что-нибудь праздную, – дребезжащим голосом вымолвил он. – Ты выпил столько же, а я не какой-нибудь слабак и могу опрокинуть в себя столько же бокалов мадеры, сколько любой другой. Не понимаю, почему мне так плохо. Голова раскалывается на части. – Он потер глаза кулаками.

– Мне на долю выпала прискорбная обязанность разбудить тебя утром и сообщить неприятную новость. То, что тебя уже не в первый раз обокрал Ренар, поможет тебе пережить эту потерю.

Боден уронил руки на стол, и они непроизвольно сжались в кулаки. Его налившиеся кровью глаза излучали ненависть.

– Если мне повезет когда-нибудь добраться до этого ублюдка, я задушу его собственными руками!

– Mon Dieu! – Люсьен притворился, что его поразила страстная злоба Бодена. – Слава Богу, что я не тот, кто вызывает в тебе такую ненависть, Боден. – Он непринужденно положил ногу на ногу. – Скажи мне, сколько раз Лис забирался в твой курятник?

Боден свирепо засопел и не ответил. Люсьен медленно, безжалостно сыпал соль на его давнюю болезненную рану.

– По-моему, «курятник» – очень подходящая метафора, а? Он всегда уводит у тебя женщин, которые тебя интересуют. Жаль, что ты не успел поразвлечься с той черной девчушкой, прежде чем Ренар выкрал ее.

– А кто тебе сказал, что я не успел? – ощетинился Боден.

– A, mon ami, [6] ты забыл, – покачал головой Люсьен. – Я сам проводил тебя в каюту вчера вечером и помог стюарду стащить с тебя ботинки и уложить в постель. Ты здоровяк, но вчера… как бы это выразиться?.. мало на что был пригоден. Ты захрапел прежде, чем голова коснулась подушки.