Сицилиец (СИ) - Белова Юля. Страница 26
— Ого!
— Да. Горячая сицилийская девушка. Ну и всё. Конец истории.
— А вазы причём?
— Не догадалась? Она вынесла голову на балкон и стала использовать как вазу. Посадила в неё цветы, и они были так прекрасны и благоуханны, что в округе все женщины умирали от зависти. А поскольку мавры были у власти и массово их резать было невозможно, придумали делать керамические вазы в виде голов.
— История — огонь!
— Такие на Сицилии женщины.
— Ясно. А мужчины какие?
— Ещё горячее.
— Ну-ну.
.
Мы гуляем, болтаем, фотографируемся и подходим к небольшому бару.
— Мы что, идём кофе пить? — спрашивает Юлька.
— Нет, кофе здесь не очень. Свёрток дядин оставлю.
— Слушай, ты не наркокурьер, а? Везде что-то забираешь, отдаешь. А может ты глава мафии?
Никола улыбается, глядя на Юльку, а я дёргаю её за футболку:
— Не надо так громко это слово произносить.
— Серьёзно? — Она широко распахивает глаза.
— Мафия не существует, это всё фантазии — напевает Никола.
Пролетает три дня. Никола, кажется, запал на Юльку. Мы становимся неразлучной троицей — он приезжает каждое утро на мотоцикле, оставляет его на стоянке, садится за руль моей машины и везёт нас к морю, или на Этну, или в Бронте смотреть как растут лучшие в мире фисташки, или в Кальтаджироне, туда где делают те самые керамические вазы в виде женской и мужской голов.
Но сегодня мы остаёмся вдвоём. Никола уехал к дяде в Модику, а мы готовимся к поездке на день рождения Пьерджорджио.
Ближе к вечеру за нами заезжают Фабио с Паолой. Я беру в папином погребе дорогущий коньяк, думаю, как подарок он очень даже ничего. И мы выезжаем.
— А почему ваш Пьерджорджио устраивает вечеринку в такой далёкой глуши? — спрашивает Юлька.
— Да у него куча родственников в этих местах, — объясняет Фабио. — И это вообще его любимый ресторан, мы уже не первый раз туда едем.
— Ну и как там?
— Отлично, сами увидите.
Паола всю дорогу расспрашивает как мои дела, не одиноко ли мне, хорошо ли я ем, не мучает ли меня работой Фабио. Она приглашает нас с Юлькой в гости, и мы обещаем как-нибудь приехать.
Наконец, добираемся до места. Ресторан, вернее большой навес, стоит прямо на берегу. Здесь не купаются, всё забетонировано, вода тихая, прибоя нет. Пока мы ехали я заметила ещё около пяти подобных рыбацких ресторанчиков. Насколько хватает взгляда, в воде видны белые поплавки — это сачки, в которых выращивают ракушки — мидии, вонголе, и устрицы. Нам открывается чудесный вид на далёкие, окрашенные заходящим солнцем в розовый, стены и башни Сиракузы.
— Смотри Юль, вон там Архимед пускал свои солнечные зайчики.
— Ага… А как правильно — Сиракузы или Сиракуза?
— По-русски — Сиракузы, во множественном числе, а по-итальянски — Сиракуза…
— Ли-и-иза! — слышу я знакомый голос.
— Пьерджорджио, аугури*!
*(Примечание. «Auguri» означает «поздравляю»)
— Друзья! Проходите, рад вас видеть! Спасибо, что приехали. Юлиа, — вспоминает он Юлькино имя, — и ты здесь! Отлично!
Мы обнимаемся, дарим подарки. Народу много, все громко разговаривают, смеются, рассаживаются за длинный стол, составленный из небольших потёртых деревянных столиков.
— Как-то слишком демократично, — тихонько говорит Юлька, — не траванёмся здесь?
— Юль, ну ты что вообще? Это ж Италия, здесь важно не то, как ресторан выглядит, а как в нём готовят. Тут всё свежайшее, прямо из моря. Пьерджорджио бы не позвал туда, где можно травануться — он тот ещё гурман. Не бойся, ешь смело.
Мы знакомимся с теми, кто сидит рядом. Слева — стоматолог с женой, племянницей Пьерджорджио, справа — улыбчивый старичок, тоже какой-то родственник. Фабио и Паола оказываются на другой стороне стола, перед нами пока пусто, но постоянно подъезжают новые гости.
— Слушай, такая обстановка, домашняя, да? Клёво! Мне нравится, — Юлька постепенно входит во вкус.
Всё действительно очень просто и непринуждённо, много смеха, классного вина и вкусной еды.
— Правда вкусно! Вот эти килечки, или что это, вообще бомба. А вот это что такое, не могу понять?
— Это тартар из мальков, мы котлеты из них ели, помнишь?
— Обалденно, круче, чем черная икра. Слушай, а тосты не принято у итальянцев произносить, типа как у нас?.. Ли-из?.. Лиза ты что такая бледная? Лиза, ты чего?
В этот момент я немного теряю связь с реальностью, возвращаюсь в уже привычное состояние тонущего человека — мне не хватает воздуха, начинает колотиться сердце, в кровь попадает чуть больше адреналина, чем надо. Бо-ом! Бо-ом! Это звон в ушах.
Кто-то бьёт колотушкой по моей голове, как по колоколу. Звон, звон, звон… малиновые реки… Изображение едва заметно размывается, тает по краям и явно, чётко, хорошо освещённым я вижу только одного человека, того кто садится за стол прямо напротив меня. Этот человек — Марко Леоне.
24. Неудобное предложение
Как я не подумала, что он тоже здесь будет? Разумеется, как иначе? Он не мог не приехать, это же очевидно. Я ведь почти забыла о нем, практически даже не вспоминала. Как мне было хорошо в последние несколько дней. И как стало плохо сейчас.
— Лиза, чао. Я очень рад, что ты здесь. Правда. Я очень рад тебя видеть.
— Лиз, это что, он?
— Да, это он… Привет, Марко.
.
Становится совсем темно. Жаркие сицилийские дни коротки. Над нами зажигаются лампочки, гирлянды из которых натянуты между столбами, как на картинках из «Пинтереста». Красиво. От воды веет прохладой, далеко, на той стороне бухты светятся ночные Сиракузы, а напротив меня сидит Марко и говорит, что рад меня видеть. Праздник идёт полным ходом.
— Лиза, ты тут у меня не скучаешь? Спасибо за подарок. Надеюсь, ты составишь мне компанию, когда я буду его пробовать. Марко, ты хорошо следишь за моими красавицами?
— Пьерджорджио! Пьерджорджио! Смотри — Фабио!
— Что? Что такое?
— Давай, давай, Фабио!
Все оборачиваются, кто-то начинает аплодировать, поднимается суматоха, люди смеются, кричат.
— Где ты взял аккордеон?!
— Браво, Фабио!
— Фабио, играй!
— Хорошо, — говорит Фабио, — ладно, ладно… тише! Пьерджорджио, я давно не играл, но твоя сестра очень настойчивая, смотри, она даже не поленилась привезти сюда аккордеон. Как тебе пришло это в голову, Франческа? В общем не обещаю, что будет хорошо, но это для тебя, мой друг!
Фабио стоит с аккордеоном на груди и жестикулирует, размахивает руками, когда говорит всё это. Потом он качает головой и начинает играть. Это Тарантелла. Как он играет! Старичок справа от меня пританцовывает сидя за столом, кто-то хлопает в ладоши. Фабио поёт и ему подпевают, многие встают из-за стола и подходят к нему.
Я тоже встаю, но иду в другую сторону. Я отхожу туда, где чернота ночи делает невидимым смятение, отражающееся на моем лице. Я смотрю на далёкие огоньки Сиракуз, на пылающие звёзды, на расплескавшийся туман млечного пути. Ничего… Ничего, всё пройдёт, когда-нибудь всё становится воспоминаниями… Нужно только немного потерпеть, подождать…
Раздаются шаги. Это он…
— Лиза… я очень многое хотел бы изменить в своей жизни… то есть сделать что-то совсем по-другому, а что-то вообще не делать… Я сожалею об очень многих вещах, сделанных мной.
Мне хватает сил говорить спокойно:
— Все мы хотели бы сделать что-то иначе или вообще не делать, но что сделано, то сделано. И как-то надо с этим жить…
— Послушай, я хотел бы все объяснить… Я вижу, что всё пошло не так, все полетело под откос… Я причинил тебе боль, но может быть всё-таки…
— А я и не знала, что Фабио так хорошо поёт, — перебиваю его я. — Ты когда-нибудь это слышал?
Он замолкает. И это хорошо. Не надо ничего говорить. Слова — это шум, они ничего не значат. Вообще-то что-то, конечно, значат, но гораздо меньше дел. Узнаете их по делам их, или как там?
— Не надо ничего говорить, Марко. Пойдём, скоро будет торт.
Когда все начинают разъезжаться, к нам подходит Марко: