Брак на небесах - Картленд Барбара. Страница 28

И тогда он наклонился и прильнул к ее губам.

Ей не верилось, что это явь.

Потом, когда он прижал ее к себе крепче, а его поцелуй стал настойчивее и требовательнее, она поняла, что мечтала именно об этом, молилась о том, чтобы произошло именно это.

Ее озабоченность и страх рассеялись как утренний туман, а солнечный свет и тепло волной прокатились по всему телу.

Ей показалось, что эта волна ее любви докатилась до герцога и, соединенная с его ответным чувством, снова нахлынула на нее.

Он целовал ее так, что ей почудилось: сначала он захватил ее сердце, потом душу, а затем всю ее целиком.

Наконец герцог поднял голову и сказал:

– Моя родная, моя радость! Ты такая храбрая! Как отблагодарить тебя за то, что я остался жив?

– Я… люблю… тебя!

Ее слова прозвучали, как шелест ветра, но герцог услышал их.

И он снова поцеловал свою жену, целовал так, что у нее прерывалось дыхание; ей казалось, что он унес ее с собой на небо, где повсюду были цветы, музыка и любовь.

Ее переполняли такие чувства, которые, казалось, невозможно вынести… Она что-то невнятно пробормотала и спрятала лицо у него на груди.

И тут она заметила, что он переоделся: на нем был длинный бархатный халат, который она уже видела, когда он впервые после болезни сидел в кресле в своей спальне.

– Вы… идете… отдохнуть? – спросила она, и казалось, что ее прерывистый голос звучит издалека.

– Именно это я советовал тебе, – ответил герцог, – и думаю, моя драгоценная, будет лучше, если мы оба отдохнем.

Она не успела ответить, как он поднял ее на руки и отнес в постель.

Потом он подошел к двери, запер ее и вернулся к ней.

– Мне нужно столько сказать тебе, и я знаю, что ты давно хотела услышать это. Поэтому ты не будешь возражать, если я прилягу рядом?

Он увидел сияние ее глаз и не стал ждать ответа, а лишь обогнул кровать, скинул халат и лег рядом с ней, подумав о том, что купидоны, изображенные на потолке, пришлись сейчас как нельзя кстати.

Сэмела не сводила с него глаз и, когда он повернулся и обнял ее, шепнула:

– Когда ты… поцеловал меня… это было так необыкновенно, так чудесно… я думала, что… то ли… грежу, то ли… уже в раю.

– Я хочу научить тебя любви, дорогая.

– Ты хочешь сказать… что… любишь меня?

– Конечно, я люблю тебя! У меня такое ощущение, что я люблю тебя уже добрую тысячу лет! Наверное, это так и есть, просто мы только сейчас нашли друг друга.

Сэмела перевела дыхание.

– Я чувствовала… то же самое… с того момента, когда… впервые увидела своего рыцаря в доспехах на вороном коне… и теперь я уверена, что ты прав… мы действительно любили друг друга миллион лет… и теперь мы вместе… раз и навсегда.

На последних словах она запнулась, словно задала вопрос, и герцог улыбнулся:

– Навечно, моя милая. Теперь я знаю, что ты – именно то, что мне было нужно: ангел, который будет наставлять меня и помогать и который занимает особое место в моем сердце. И я всегда буду боготворить своего ангела.

Сэмела издала радостное восклицание и сказала:

– Не может быть, чтобы… ты и вправду… говорил это мне! Должно быть, я все-таки вижу это во сне!

Герцог рассмеялся.

– Если ты спишь, то, значит, и я сплю, и позволь заметить, что это потрясающий сон!

Он целовал ее глаза, ее вздернутый носик и две ямочки на щеках, которыми всегда любовался.

Затем, когда он увидел, что ее губы ищут его, он коснулся губами ее подбородка, ее нежной шеи и наконец приник к губам.

Чувствуя дрожь ее тела, прильнувшего к нему, он понял, что сейчас в ней пробуждается женщина.

Затем герцог погрузился в такие глубины, каких еще не знавал, и которые, как небо и земля, отличались от тех, что ему приходилось испытывать в его многочисленных амурных делах.

Они давали не только физическое возбуждение, но и духовно возвышали, и доводили до экстаза, и он целовал и целовал ее, пока не уверился в том, что пламя, бушевавшее в нем, передалось и ей.

Он понимал, что должен быть нежен и осторожен, чтобы не напугать и не разрушить то полное доверие, с которым она отдавалась ему.

То, что происходило сейчас между ними, было поистине неотъемлемой частью их любви и также было частью их сливающихся душ, хотя герцог сторонился таких высоких слов.

Потом он обнаружил, что божественный экстаз, пробужденный им в любимой, заразил и его, и это было так необычно и восхитительно, что он тоже решил, что скорее всего грезит.

– Я… люблю… тебя. Я… люблю… тебя! – шептала Сэмела.

И, отвечая ей, он знал, что его слова имеют для него гораздо более глубокий смысл, чем когда-либо.

– Я люблю и боготворю тебя, моя совершенная женушка! – шептал он.

И на них снизошло ослепительное солнечное сияние, и вокруг пели ангелы.

Много времени спустя, когда спал солнечный зной, а грачи начали устраиваться на ночь в кронах деревьев парка, Сэмела сказала:

– Я чувствую… себя такой… счастливой… что мне даже… страшно!

Герцог привлек ее к себе поближе и сказал:

– Тебе больше нечего бояться. Я буду ухаживать за тобой, оберегать, и ты всегда будешь в безопасности, пока я жив.

– Я боюсь, что… все слишком… прекрасно. Господь… ответил на все мои молитвы.

Он привлек ее еще ближе, и тогда она подняла на него глаза и сказала:

– Я молилась, чтобы Он сделал так, чтобы… ты хоть немножко… полюбил меня… потому что моя любовь безмерна. Но теперь мне… просто не верится… что ты любишь меня так, как… говоришь.

– Именно это я и хочу доказать, – ответил герцог, – и, дорогая, у нас для этого будет масса времени, и нам предстоит заняться очень многими вещами.

– Я так ждала… от тебя этих слов, – ответила жена, – но я ужасно… боялась, что ты найдешь меня нудной, скучной и неподходящей для себя и захочешь заполнить свою жизнь другими… людьми.

Герцог смутно вспомнил, что именно это и было в его прежних планах, но теперь, казалось, все его прежние думы и намерения обратились в прах.

Он ощущал теперь только то, что она принадлежит ему, и не мог поверить, что в целом мире может быть что-нибудь более желанное и чарующее, чем держать ее в своих объятиях и учить науке любви.

– Я собираюсь увезти тебя отсюда, – сказал он, – как только поправлюсь и буду чувствовать себя в форме для такой поездки, в одно из моих поместий, где очень тихо и нас никто не сможет потревожить.

Сэмела тихо напомнила:

– Ты забыл кое о чем…

– О чем?

– На следующей неделе – скачки в Эскоте.

Герцог рассмеялся.

– Да, забыл, но это не имеет значения. Я пошлю своих лошадей, и, надеюсь, они выиграют несколько забегов и я получу Золотой кубок, но присутствовать на скачках мы с тобой не будем.

Сэмела недоверчиво смотрела на него.

– Ты это… серьезно говоришь?

– У меня медовый месяц, – твердо сказал он, – и я намерен получить в этой связи особый приз.

Сэмела спрятала лицо у него на груди.

– Теперь я знаю, – прерывисто шепнула она, – что ты… действительно… любишь меня.

– Я буду любить тебя так, мой ангелочек, – ответил герцог, – что ты больше никогда не усомнишься в этом.

Потом он тихо добавил, словно говорил сам с собой:

– Но я боюсь напугать тебя…

– Это невозможно. Когда мы целовались, это было… так великолепно… так волнующе… мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось!

Герцог улыбнулся.

– А что ты при этом чувствовала?

– Как будто… в моей душе мерцают звезды!

– И ты была счастлива?

– Я даже не думала, что любовь… так совершенна и что Господь может вознести нас в небеса и… слиться с нами.

– Неужели ты чувствовала это?

– Более того. Я слышала музыку ангелов и вдыхала аромат цветов, которые, знаю, есть в раю. Но потом остались только ты и… твоя любовь.

После минутного молчания она испытующе спросила:

– А ты, чувствовал ли… что-нибудь вроде этого?

Герцог поцеловал ее в лоб.