Человек в движении - Хансен Рик. Страница 31

Наш фонд для покрытия текущих расходов составлял 90 тысяч долларов — 50 тысяч предоставил Лотерейный фонд и еще 40 мы получили от попечителей нашего турне — плюс товары и услуги: сюда входили бесплатные мотели по пути нашего следования, бесплатная заправка машин и т. п. «В общем, — подумал я, — вполне хватит, чтобы добраться до Техаса, правда полными банкротами».

Мы тронулись в путь, имея в избытке разве что оптимизм. И сразу же едва не застряли на парковочной стоянке в Окридже.

По мере того как гора снаряжения росла, Дону и Тиму стало ясно, что все это попросту не поместится в фургоне сопровождения. Они решили установить большой контейнер на крыше нашего дома на колесах. На несчастье, на выезде из Окриджа нам предстояло проехать через узкий извилистый тоннель.

Ребята из экипажа нервничали, потому что я был уже где-то в пути и они хотели поскорее меня нагнать. Они прикинули на глазок высоту ящика, потом осмотрели вход в тоннель и решили, что все пройдет нормально, нужно будет только приподнять дурацкие цепи, свисающие с потолка тоннеля. Ли их приподнял, а Дон нажал на педаль акселератора. И тут ящик врезался в потолок. Цепи-то для того и висели, чтобы обозначать максимальную высоту допустимых габаритов. Вся наша поклажа с грохотом рухнула наземь, в том числе и единственная запасная рама для кресла, которая расплющилась, словно сковородка.

Лично я при этом не присутствовал, зато мы попали в программу новостей национального телевидения. «Ага, вот они и показались! Дорогие телезрители, наши камеры установлены в Ванкувере. Вы видите начало кругосветного турне спортсмена-инвалида Рика Хансена. Но что это? Все трещит и с грохотом валится. Отличный старт! Просто великолепно!»

А я крутил колеса, учащенно дыша, и с трудом сдерживал нервы. Отъезд прошел удивительно трогательно: сотни людей столпились вокруг моего кресла; они откликнулись на утреннюю блиц-программу по сбору средств, в которой участвовали все самые крупные радиостанции города. Здесь были инвалиды в креслах-каталках всевозможных конструкций. Кое-кто из калек, те, кто не мог крутить колеса и пользовался рычагом управления моторизованных кресел, собрались в сопровождении своих друзей и родителей. Они хотели быть участниками этой церемонии. Хотели своими глазами увидеть мой старт.

Один маленький мальчик в кресле с аккумуляторным приводом, которым он управлял при помощи рычага, осерчал на мужчину, который стоял перед ним и закрывал вид на стартовую площадку. Он легонько подал свое кресло вперед, пока оно не коснулось ног мужчины. Никакой реакции. Мальчик отъехал назад и проделал это снова. По-прежнему безрезультатно. Тогда он откатил кресло еще дальше, рванул что есть мочи вперед и врезался тому в ноги.

«Получай!» — заорал мальчишка.

Мужчина обернулся, понял, в чем проблема, и отступил в сторону. Это был премьер-министр провинции Британская Колумбия Билл Беннетт.

Думаю, что вид у меня был несколько испуганный. Джим Тейлор был явно того же мнения. Он пробился ко мне сквозь толпу и, нагнувшись над креслом, произнес мне свое последнее напутствие.

«Не забывай, — сказал он бодрым тоном, — книга под названием «Почти вокруг света на каталке» — это тебе не хухры-мухры!»

Аманда, как я думал, все это время находилась в доме на колесах. Она с самого начала участвовала в осуществлении всей нашей затеи, помогая чем можно, чтобы она осуществилась. Непосредственно в турне она не участвовала, но предполагалось, что доедет с нами до границы, потом вернется назад вместе с моим отцом и Брэдом. И вот мы выруливаем со старта, я внимательно оглядываю толпу провожающих и вижу знакомое лицо. Это Аманда. Она примерно в футах тридцати, стоит рядом со своей матерью, вся красная, в слезах. Потом выяснилось, что произошло недоразумение. Она считала, что мы уже попрощались. А мать пришла с ней, чтобы потом забрать ее на завтрак, посидеть подольше вместе и как-то утешить. Я заметил ее в тот самый миг, когда мы наконец тронулись с места, увидел, как жалостливо она машет мне рукой, готовая вот-вот разрыдаться.

Не скажу, чтобы меня эта сцена особенно растрогала. Я просто вскипел от негодования. Неужели никто не способен хоть что-нибудь сделать толково?

«Немедленно в машину!» — крикнул я ей.

Какую-то минуту она стояла молча, словно оторопев. Потом обняла свою мамашу и впрыгнула в домик на колесах. И хорошо сделала! Если бы я ее тогда не заметил, если бы она не впрыгнула в наш дом на колесах, я мог бы больше никогда ее не увидеть, настолько я был взбешен! И уж, конечно бы, не стал искать с ней встречи, вернувшись домой.

Когда я ей теперь об этом рассказываю, она лишь ухмыляется.

— Чушь! — говорит Аманда. — Чушь, да и только! Мы бы все равно нашли друг друга.

Как выяснилось, мы нашли друг друга гораздо раньше, чем кто-либо из нас мог предполагать.

Глава 6

«КОГДА ЖЕ НАКОНЕЦ ДОРОГА ПОЙДЕТ ПОД ГОРУ?»

Первая пленка из числа тех, которые Рик прислал с пути домой и которым со временем предстояло воплотиться в этой книге, была исполнена оптимизма и радостного возбуждения, однако в записи сквозили и мрачноватые нотки: он начинал сознавать, на какое огромное дело замахнулся. Кроме того, сказывалось эмоциональное состояние, о котором никто из членов команды не удосужился задуматься до отправления в путь, — одиночество.

Одиночество? Когда еще и неделя-mo не прошла? Невероятно. Сетования на клаустрофобию еще можно было бы понять. Когда день за днем приходится делить замкнутое пространство кабины домика на колесах вшестером, когда нет возможности побыть наедине с собой — такое действительно может начать действовать на нервы. Или, скажем, депрессия. От этих постоянных подъемов действительно можно сойти с ума. Но при чем тут одиночество? Ведь на это у него просто не должно было хватать времени?

Но это отчетливо слышалось в отдельных фразах, записанных во время пути или поздно вечером в отеле, когда его голос звучал настолько слабо, что едва можно было разобрать слова, и он бормотал что-то, напоминающее мольбы о помощи.

«О боже, как я соскучился по Аманде… Аманда, девочка моя. Опять я о ней? Что ж, так оно и есть: я чертовски по ней скучаю…»

Для его соавтора эти записи были своего рода огромной головоломкой. Ясно, что на пути возникли проблемы, и решить их мог, вероятно, лишь сам Рик. Но когда возникла идея этих записей, Хансен поставил одно твердое условие: «Я ничего не буду утаивать. Но пленки эти не будет прослушивать никто, кроме тебя. Вся эта информация — только для твоих ушей. И если случится, что я буду разводить нюни, я не хочу, чтобы какие-нибудь девчонки в школе бизнеса хихикали над ними во время расшифровки».

Что же делать? Слушать все это и держать рот на замке или все-таки поделиться с кем-нибудь тем, что с ним там происходит?

А как на это отреагирует Аманда? Она была полностью загружена работой в физиотерапевтическом отделении госпиталя Дж. Ф. Стронга. Если их отношения значили для Рика нечто большее, чем для нее, было бы полным сумасшествием с ее стороны бросить работу и помчаться за ним вдогонку, и все ради того, чтобы потратить восемнадцать месяцев ради участия в столь изматывающей затее. Ну, а если, узнав обо всем, она тем не менее решит остаться, но станет из-за этого переживать, то сам Хансен придет в ярость из-за того, что кто-то рассказал ей о его передрягах.

Нет уж, лучше в это не влезать. Купидону, как известно, и раньше обрывали крылышки. Пускай Рик сам все решает. Как поется в песне: «Чему быть, тому не миновать…» и так далее. Да и вообще, черт возьми, у него это пройдет. Не так уж долго они знают друг друга. А расставание… чего только оно не делает с любящими сердцами…

Но стоило послушать запись, как становилась очевидной несостоятельность подобных рассуждений. Чувствовалось, что Риком владеет глубокое чувство и он готов нести свое бремя всю оставшуюся жизнь. Он невольно стал заложником этой внутренней борьбы. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, а иначе турне «Человек в движении» вряд ли продвинется дальше Калифорнии.