Тяжело в учении, легко в бою (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 31

Сашка с удивлением и восхищением смотрел на стоящий перед ним агрегат. Как?! Как на этом можно летать?! И пройти всю войну! Это же не самолет, а воздушный змей с пропеллером! Рейки, фанерка и тряпка! А ведь сейчас и ему на этом вот в воздух подниматься. По спине парня пробежал холодок. Стараясь не показать, что ему не по себе, он подошел к Бершанской:

— Товарищ капитан, командуйте. Я на таком самолете не летал еще.

Женщина внимательно посмотрела на Сашку и вдруг предложила:

— Товарищ лейтенант госбезопасности, может вне строя по именам? А то мы все по званиям, да по званиям, — это было на грани. Все-таки формально Стаин является ее командиром, а она сейчас вопиюще нарушает субординацию.

Парень спокойно кивнул:

— Меня Саша зовут, — и, смущенно улыбнувшись, добавил, — да Вы же знаете. И можно на ты.

— Знаю, — Бершанская улыбнулась в ответ, — ну а ты меня Евдокией зови. Можно Дусей и на ты. Не такая уж я старая, — кокетливо повела она головой. — Но только не Дуней! — в голосе послышалась напускная строгость, — Обижусь!

— Хорошо, Дуся, — Сашка широко улыбнулся, — ну что, покажешь свой кабриолет?

Бершанская нахмурилась, не зная обидеться на «кабриолет» или нет. Но в интонации парня не было пренебрежения или усмешки, только все те же уважение и восхищение. Да чем же она заслужила такое отношение?! Они ведь до вчерашнего дня не встречались ни разу!

— Отчего бы и не показать?! Значит перед тобой легкий ночной бомбардировщик У-2 с повышенной бомбовой нагрузкой до 200 килограммов. Как видишь, вооружен пулеметом ШКАС калибра 7-62 на кольцевом лафете над задней кабиной. Умеешь таким пользоваться?

Сашка кивнул:

— Не сказать, что хорошо, но изучал, — ему действительно на полигоне в Люберцах удалось и пострелять из такого и перебрать.

— Ничего, научим, — улыбнулась Бершанская и продолжила, — пятицилиндровый двигатель воздушного охлаждения М-11 позволяет развить максимальную скорость до 150 километров в час. А так мы летаем на 100–120 км в час. Тихоход, — она с нежностью провела рукой по фюзеляжу, — зато прост в управлении и надежен.

— А это что такое? — Сашка ткнул в какую-то загогулину торчащую из кабины.

— А это переговорное устройство[ix]. Захочешь сообщить чего-нибудь в полете, говори туда, я услышу.

— Мда, уж! — Сашка удивленно сдвинул шлем на затылок. На что Евдокия весело расхохоталась.

До штаба армии находящегося в Фальково добрались относительно благополучно. Если не считать того, что Сашка с непривычки закоченел. Все-таки почти два часа на холоде в тесной кабинке утлого самолетика. Да-да! Именно утлого! Да тем, кто на нем просто в воздух поднимается надо автоматически присваивать звание Героя! Едва аэроплан оторвался от земли, как вся эта конструкция из растяжек, дощечек и тряпочек заскрипела и задышала. Сашке показалось, что самолет сейчас развалится и они рухнут на мерзлую землю. Но нет, не спеша и плавно машина набирала высоту! А веселая улыбка обернувшейся к нему Евдокии, окончательно успокоила парня и в конце полета он даже задремал.

Генерал-лейтенант Рокоссовский принял их практически сразу, но времени уделил буквально несколько минут, сплавив своему начштаба. У Сашки вообще сложилось впечатление, что Константин Константинович не очень-то верит в боевую эффективность никому не известных вертолетов, а уж полагаться в наступлении на полк ночных бомбардировщиков на устаревших бипланах, это даже не смешно! С полковником Виноградовым поговорить удалось более конструктивно. Павел Семенович дотошно расспросил обо всех возможностях соединения, обрисовал в общих чертах векторы наступления армии, но решение о включении соединения в план наступательных действий без командарма принимать не стал. Выйдя из штаба армии, Сашка в сердцах выругался. Они рвут жилы, готовясь к боям, а оказывается, что их усилия тут нахрен не нужны! Бершанская в силу опыта такое отношение восприняла более спокойно:

— Саш, не переживай. Просто не до нас им сейчас. Вот увидишь, на днях вызовут, и будет совсем другой разговор.

— А нам что делать?! Мне надо знать, куда технику принимать! Твой полк на крыле уже.

— Так сейчас и полетим. Подберем аэродромы. А дальше видно будет.

Правоту Евдокии тут же подтвердил появившийся на крыльце в сопровождении командиров Рокоссовский. Раздав громким голосом распоряжения, он быстрым шагом направился к машине, но увидев Стаина с Бершанской резко остановился:

— С Виноградовым поговорили? — резко спросил генерал-лейтенант. Увидев кивок, и не дожидаясь ответа, продолжил, буквально повторяя только что сказанные слова Евдокии: — Не до вас сейчас. Завтра в 11–00 жду. Поговорим. И, сев в машину, укатил.

Бершанская со Стаиным переглянулись:

— Ну, а я тебе что говорила? Сашка покаянно опустил голову? f Евдокия продолжила: — Что скажешь, командир, будем завтрашний день ждать или полетим, аэродромы приглядим, чтобы время зря не терять?

— Полетели! Что тут зря ума штаны просиживать, — и парень решительно направился в сторону самолета.

И снова они в воздухе. Только лететь Сашке уже не было так страшно, как в первый раз. Он сполз, как можно ниже в кабину, чтобы укрыться от холодного ветра и попытался задремать. Неожиданно самолет резко тряхнуло и он в вираже завалился на крыло. Парень больно ударился лбом об рожок СПУ. Что такое?! Сашка испуганно огляделся. Вдруг буквально в нескольких метрах от плоскостей с обеих сторон самолета промелькнули знакомые хищные силуэты Мессершмиттов. Опять они его подловили! Это уже становится хреновой такой традицией! Нет уж! В этот раз он им так просто не дастся! Парень развернулся и ухватился за ручку пулемета, приготовившись к стрельбе. Главное не забыться и не разнести очередью собственный хвост! Ну, где вы, гады?! Немцы ушли в вираж по расходящимся траекториям и замкнув дугу стали заходить в хвост их биплану. Сашка прицелился и дал очередь по стремительно приближающимся истребителям противника. Мимо! Ведущий Мессер тоже полыхнул огнем. Ха! Тоже мимо! Ведомый почему-то не стрелял. Интересно почему? Играют что ли, чувствуя беззащитность жертвы?! Так мы их в этом разубедим!

Немцы скрылись из вида и опять появились в хвосте, но теперь гораздо выше. Сашка в горячке скоротечного боя и не заметил, как их самолет снизился, и сейчас они летели, буквально цепляясь крыльями за заснеженные ели. А немцы повели себя странно. Они стали рыскать, потом полезли на высоту и, в конце концов, отклонились куда-то вправо. Неужели потеряли?! Точно, потеряли! Мессера удалялись все дальше и дальше пока не превратились в едва различимые точки. И только тогда Сашка оторвал взгляд от свинцово-серого неба, повернувшись к Евдокии.

Бершанская, тем временем, заметив подходящую полянку, пошла на посадку. Стоило, самолету остановится, как Сашка неуклюже выскочил из своей кабины и бросился к Евдокии. Ему показалось, что она не шевелится, привалившись лицом куда-то вниз.

— Дуся! — парень, скользя на плоскости, добрался до Бершанской, — ты в порядке?! Ранена?! Куда?!

Евдокия молчала, не поднимая головы. Первым порывом было подхватить ее под руки и вытащить из самолета на землю. Но Сашка боялся необдуманными действиями повредить женщине. Неизвестно еще, куда попала пуля. Парень сунул руку к телу женщины, пытаясь на ощупь понять, куда она ранена, как вдруг Евдокия подняла белое, как мел лицо, и посмотрела на Сашку. Ее губы скривились в нервной усмешке:

— Ну, вот. Только вчера познакомился с женщиной, а уже руки распускает, охальник!

На душе у парня сразу стало легко. Жива! И судя по всему даже не ранена. Он облегченно выдохнул, и тут до него стало доходить, что только что выдала ему Бершанская. Сашкино лицо полыхнуло красным, он хотел сказать, что вовсе не для этого полез к женщине и вообще он думал, она ранена, но слова застряли в горле и парень в возмущении застыл с открытым ртом. Выглядело это так забавно, что Евдокия, не удержавшись, расхохоталась. Сашка в негодовании уставился на смеющуюся женщину, но Бершанская никак не унималась, буквально закатываясь смехом. Парень, отвернувшись, в сердцах сплюнул, что вызвало еще больший хохот. Нет, ну чему она так радуется?! Взрослая женщина, а ведет себя, как первоклашка! Лишь бы поржать! Сашке захотелось, не сдерживая себя, высказать все, что он думает о веселье капитана. Останавливало только то, что Евдокия женщина, намного старше его, да еще, плюс ко всему, командир знаменитых «ночных ведьм». Сашка развернулся, чтобы спрыгнуть на землю, но нога неожиданно поехала и он, плюхнувшись на задницу, съехал по плоскости в снег. От обиды и нелепости ситуация парень все-таки негромко выругался. Но Евдокия все рано услышала. Смеяться она уже не могла, уткнувшись лицом в приборную панель, она только всхлипывала, подрагивая плечами. Наконец, немного успокоившись, Евдокия, похохатывая, стала выбираться из кабины. Сашка поднялся со снега и, отряхиваясь, отошел в сторонку, чтобы напарнице было, куда спрыгнуть с крыла. Да вот только не тут-то было. На том же месте, где и он, Бершанская поскользнулась и точно так же скатилась в снег. Сашка хрюкнул в воротник комбинезона, едва сдерживая смех. Евдокия яростно стрельнула в него глазами и опять рассмеялась. Тут уже и Сашка ее поддержал. Заливаясь смехом, они смотрели друг на друга, выплескивая страх, боевую ярость, ненависть к врагу и стыд за то, что враг так легко, по-детски их подловил. А еще их накрывала эйфория — они живы и даже не ранены, и все самое страшное уже позади, все обошлось, и можно вот так вот смеяться, обижаться, просто дышать и, ухватив полную пригоршню снега, растереть им лицо, чувствуя освежающий холод. Им было так легко и радостно, что они никак не могли успокоиться. С этим смехом окончательно уходила напряженность еще существовавшая между ними. Зато появлялось то непередаваемое чувство общности, близости и взаимопонимания, которое возникает только у людей, побывавших вместе за гранью, прошедших по самому краю жизни и смерти и благополучно вернувшихся оттуда.