Есть ли жизнь после отбора? (СИ) - Самсонова Наталья. Страница 35
– Главное, чтобы ты ни о чем не пожалела, – я пожала плечами, – остальное меня не волнует. Не мешай мне – вот и все, о чем я прошу. Можно даже сказать – требую.
Тарлиона усмехнулась:
– Ты ничего от меня не взяла. Вся в отца. Мысли лишь о делах, о какой-то суете, которая не стоит и капли девичьего внимания. Тебе бы прихорашиваться да женихов искать.
– Жених у меня уже есть, – спокойно ответила я. – А в столице свой стиль нашелся. Но что самое главное, а если не я, то кто?
– Ой, ну как-то же все это держится, – отмахнулась Тарлиона. – Жаль, что тот милейший мужчина ничего не добился.
Я насторожилась:
– Какой милейший мужчина?
– Неважно, – быстро ответила Тарлиона.
– Говори, иначе я отменю сделку с банком и вы продолжите жить здесь. Как ты могла заметить, мне граница не мешает совершенно, – сощурилась я.
– На тридцатый день после смерти твоего отца прибыл импозантный милорд из столицы. – Тарлиона нахмурилась. – Хм, странно, я совершенно не помню его имени.
Она сердито шевелила губами, а я… Я похолодела от страха. Леди Фоули-Штоттен никогда не забывала всего три вещи: цены на иль-доратанские шелка, мужские имена и составы косметических зелий.
– Не могу вспомнить, – сердито цокнула Тарлиона. – Да это и неважно. Важно то, что у нас был шанс на нормальную жизнь. Мы могли отказаться от баронства, передать титул достойному лорду и жить в столице, в небольшом, уютном особняке.
Мне подурнело. От запоздалого страха стало так тошно, что голова закружилась. Тарлиона же продолжала вещать:
– Он порталом переправил меня посмотреть дом. Пятнадцать комнат, большой ухоженный сад. А через улицу – театр!
Вспомнив столичные театры, я мысленно присвистнула: думать о цене особняка не хотелось.
– К тому же нам обещали пожизненную ренту, – Тарлиона покачала головой, – но выяснилось, что передать права на баронство можешь только ты. И только через брак.
– А брак с передачей фамилии может быть заключен только после моих тридцати лет, – выдохнула я, – и все эти положения закреплены в старых, заверенных магией договорах. Пусть будут благословенны предки.
– Ты могла жить легкой и счастливой жизнью, Вильгельмина, – Тарлиона поджала губы, – а вместо этого погибаешь здесь. Уходи. Я не хочу вновь привыкать к тебе.
– Привыкать?
И тут она не выдержала:
– Ты была моим единственным ребенком! А он брал тебя туда, к тварям! Он отпускал тебя в кузницу к Дейтору, он отпускал тебя с бойцами в лес. А ты и рада была, летела, как мотылек на пламя. Я не могла оспорить его решения, но и спокойно жить, зная, что мой ребенок подвергается опасности ежесекундно, я тоже не могла.
Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула:
– Он говорил, что все держит под контролем. Но могла ли я ему верить? А потому, понимая, что тебя не спасти, я спасла себя. Я придумала, что ты мне не дочь, что я вышла за мужчину с ребенком. Я… Я поверила в то, что придумала. И жить стало проще. После его смерти я думала, что можно будет все вернуть.
– Но я его копия. Мне жаль, что ты настолько чужда окраинам, хоть и выросла здесь.
– Ты хоть раз видела… – вскинулась она и тут же погасла. – Впрочем, как раз это ты и видела. А я пережила нападение тварей слишком юной. Они разорвали моих отца и мать, а меня… Меня что-то спасло. С тех пор я не могла думать о них без страха. Уходи, Вильгельмина.
– Я не потревожу тебя больше, – кивнула я.
Понять ее было непросто. А с моей точки зрения, так и вовсе невозможно. Что могло спасти Тарлиону и не спасти ее семью? Артефакт? Малый оберег из окраинной стали? Когда-то мастеров было столько, что обереги носили все.
«Если мне достанет сил, то жители окраин вновь смогут надеть малые защитные обереги, – пронеслось у меня в голове. – Если смогу раскрыть утраченную тайну создания этих прекрасных вещиц».
Свиток жег карман, не в прямом смысле, конечно, но все же. А потому, оставив за спиной Тарлиону со своим счастливым игрушечным семейством, я спешно вышла наружу. И, открыв портал, шагнула вперед. Предпочту прочесть новости в одинокой тиши своего кабинета. И до письма Дейтора доберусь. Не зря же я про него забыла.
Поднявшись в кабинет, я устало опустилась в кресло и, откинув голову на спинку, прикрыла глаза. Голова не болела, но как-то неприятно чувствовалась, и я, вскинув руки, принялась массировать виски. Ощущения были странными. Непривычными?
Пальцы! Ощущение холода пропало. Но как, когда? Я настолько привыкла к своему несуществующему обморожению, что перестала акцентировать на этом внимание.
Вытащив из стола маленькую шкатулку, заполненную зельями, я хотела сделать несколько глотков обезболивающего. Но обнаружила записку Тины, которая и подарила мне эту шкатулку:
«Сначала подыши парами ралмариса, а потом уже трави себя обезболом. С любовью и надеждой, твой Разум».
Дышать долго, а зелье раз и выпил.
Но, с другой стороны, обезболивающее иногда бьет по голове.
В общем, через несколько минут я дышала свежими сосновыми парами ралмариса и одновременно мрачно таращилась на гору хлама. Откуда она взялась? О, все очень просто: мне ведь не довелось немного подумать тогда, в прошлом. И письмо мастера Дейтора было сокрыто в Безвременье!
Как и странный фиал. Это… Ах ты ж, это то зелье, которое нам передала леди Илзерран. Тина его изучала, а после, когда мы судорожно собирали вещи, я кое-что покидала в Безвременье. Надо узнать уже, что там булькает.
Наконец из-под старой шали было извлечено письмо.
И я готова поклясться, что сейчас оно в разы толще.
Сломив сургучную печать, я вытащила сложенные вдвое листы. И, едва развернув, прослезилась: мастер всегда начинал с главного, а уж после отдавал дань приличиям и приветствиям.
«Чтобы подчинить дом, спустись в подвал и пролей кровь на землю. Не на пол! Там есть небольшая ямка».
Дальше шло вполне себе официальное, строгое приветствие – у мастера было несколько перьев, которые переписывали шаблонные фразы, в которых менялись лишь имена.
Выдохнув, я подавила порыв немедленно рвануть в подвал. Во-первых, земляную ямку я и так видела, еще подумала, что надо как-то ее заделать. А во-вторых, это письмо ждало слишком долго.
«Ты – мастер окраинной стали, моя Мина. Но не в том возрасте ты должна была встретиться с луо-наари. Моя вина и мой недосмотр привели к тому, что чуждая магия намертво сплелась с твоей собственной».
Шмыгнув носом, я провела пальцем по скачущим, неровным строчкам. Мастер писал сам. Кроме витиеватой шапки письма, все остальное было написано его рукой.
«Ты тянулась ко всему опасному. В этом наша с твоим отцом вина. Но мы не могли допустить, чтобы ты сломалась так же, как это произошло с твоей матерью. Вот ведь, так отвык писать сам, что прыгаю с пятого на десятое. Начнем с начала. Моя жена обладала спящим даром мастера окраинной стали. Суть этого дара заключается в том, что мы можем принять в себя часть иномирной силы. Часть силы луо-наари. Добровольно отданной силы – это я хочу подчеркнуть».
И он и правда подчеркнул, а потом обвел в рамочку и поставил несколько восклицательных знаков.
«Именно поэтому на Окраинах и появилась традиция предсвадебных путешествий. Ты спросишь, так отчего же не сделать это общеизвестным? Чем больше мастеров – тем лучше. Вот и нет. Люди с такой магической мутацией рождаются лишь здесь, на Окраинах. Не стоит давать другим повод заподозрить нас в нечеловечности, моя Мина. Судьба нелюдей трагична, стоит вспомнить, что от драконов осталась лишь одна семья и та прячет свои крылья».
Подумав о Кристофе, я только фыркнула. Что-то мне подсказывает, что у него нет крыльев. Хотя магически он невероятно силен.
«Тарлионе было тринадцать, когда она столкнулась с тварями мертвого мира. На ее груди горел малый оберег, и потому ее никто не тронул. Но она испугалась настолько, что сила луо-наари не прижилась в ней. Уже позднее мы выяснили, что девочку не выпускали дальше собственного сада: родители Тарлионы считали ее сокровищем. И это было правдой: несколько поколений не рождалось людей с такой магической мутацией.