Лев (СИ) - Черногорская Ксения. Страница 16

— Хотите сказать, что этот толстячок — ваш парень? — заметно удивляется он.

Закатываю глаза и вздыхаю.

— Лев, вы вообще ничего не понимаете, — качаю головой я. — Он — не мой парень, и никогда им не был. Я говорю вообще о другом.

— Тогда сейчас действительно не понимаю.

— Хорошо, — киваю я. — Давайте объясню иначе. И да, мне приятно, что вы, наконец, перешли на "вы". Спасибо вам за это. Мне этого очень не хватало в общении с вами.

— Да без проблем.

— Отлично. Так вот. Почему вы стали называть его "толстячком"? Почему и сейчас так делаете? Сможете ответить?

— Конечно, — усмехается он. — Потому что он — толстый такой тюфячок.

— А как это вас касается?

— При чём тут это?

— При том. Толстый он или нет — вас вообще не должно волновать. Вам с ним диссертацию не писать.

— Я просто отметил это для себя.

— Нет, — качаю головой я. — Вы не просто отметили для себя. Вы сказали это вслух. И это многое сказало о вас.

— Что, например?

— Что вы — бестактный человек, который запросто может обидеть другого человека. Нипочему. Просто так, потому что вы что-то там отметили для себя. А если бы он косил глазами? Вы бы его "косоглазым" назвали?

Задумывается.

— Не могу ответить, — говорит он. — Хотя стоп, могу. Скорее "нет", чем да. Потому что это другое.

— Рада это слышать, — холодно произношу я. — И в чём же видите разницу?

— Разница в том, — встаёт из-за стола он, — что "косоглазие" — это дефект. А его полнота — это следствие его лени и неопрятности. Следствие образа жизни, при котором он довёл себя до такого состояния. Может быть вы, Олеся, и полагаете, что каждый оскотинившийся алкаш равен каждому трезвому парню, который делает себя сам. Может быть. У меня тут, вы правы, мнение другое.

— Я так не сказала, — возражаю я. — Я сказала лишь о том, что вас это волновать не должно, алкаш он там или нет. Толстяк или нет. И тем более вам никто не давал права говорить это вслух. Это вас попросту не касается. Как жить нашему сисадмину, что ему есть, заниматься ли ему спортом или нет — он для себя решает и решит сам. Вам с ним, повторяю, дисссертацию не писать.

— Окей, — тряхнув головой, чуть устало произносит он. — Я не буду так его называть, раз это вас обижает.

— Этого недостаточно, — говорю я. — Вам следует перед ним извиниться.

— Чего? — удивившись, смеётся он.

— То, что слышали. Вы его обидели и оскорбили. На пустом месте. Просто потому, что оценили его внешность, как неудовлетворительную по вашему такому важному мнению. Вот только тогда вы сможете заслужить его уважение.

— Стоп-стоп-стоп, — прищурившись, поднимает ладонь он. — Вы, Олеся, куда-то совсем уже в дебри забрели.

— Нет, не в дебри, — твёрдо возражаю я. — Потому что причина, по которой я хочу сейчас уйти — такая же. Вы не уважаете меня, и я это чувствовала всё это время, до тех пор, пока вы не стали меня слышать.

— Погоди, — произносит он. — Во-первых, ты мешаешь мух с котлетами. Уважение не заслуживается, как это думаете вы, женщины. Оно только завоёвывается. И всё. Других способов нет. Это первое. А второе — мне его уважение нахер не упало. В смысле, — вздохнув, поправляется он, — оно мне не нужно.

— А моё? — щурю глаза я.

Он, похоже, даже не заметил, как снова перешёл на "ты". Настолько для него легко нарушать чужие границы.

— Твоё, — кивает он — нужно.

— Хорошо, — говорю я. — В таком случае, знайте, что извинившись перед ним, вы заслужите толику моего уважения. Или завоюете. Это как вам угодно.

Он усмехается.

— Я подумаю об этом.

— Подумайте, — отвечаю я. — А теперь я уйду. Провожать меня не нужно. Я сама и дорогу найду и доберусь до дома. Не маленькая.

Молча и хмуро на меня смотрит.

— Единственное прекрасное в этом вечере, Лев, — резюмирую я, — то, что вы, наконец-то услышали другого человека. В данном случае, меня. По крайней мере, хоть постарались. А не вся эта… — окидываю взглядом этот шикарный зал для двоих, и осекаюсь. Потому что у входа стоит официант с огромным подносом.

Я, видимо, не услышала, как он вошёл. А он, судя по всему, решил не прерывать наш спор, который мы вели стоя друг напротив друга, разделённые только столом.

— А не вся эта, — снова посмотрев на Льва, холодно заканчиваю я, — романтическая обстановка. По сравнению с чувствами — это мишура. Научитесь уважать границы других людей. Если хотите, чтобы вас не боялись, а уважали. Приятного вам аппетита.

И взяв сумочку, я выхожу из зала, миновав совершенно ошарашенного официанта.

Глава тринадцатая

До дома я добираюсь, с трудом сдерживая слёзы. Наверное, эмоциональный отходняк. Мне удаётся не расплакаться в метро, хотя каждый взгляд на меня в этой поездке заставляет меня ёжиться и вжимать голову в плечи. Мне просто неуютно. Дискомфортно. И очень хочется побыть одной.

Судя по тому, что Лев последовал моей просьбе не провожать меня и остался в ресторане, когда я вышла, он меня всё-таки хоть немного, но услышал.

Так почему сейчас я не торжествую? Почему мне так плохо?

То и дело ловлю себя на мысли о том, что мне будет обидно, если он больше не придёт. И не понимаю саму себя при этом. Обидно из-за чего? У меня не было и нет на него никаких планов. Я не собиралась с ним встречаться. Я действительно именно вынужденно согласилась на эту поездку в ресторан. И мне действительно было несколько раз довольно дискомфортно. В самом же ресторане я и вовсе испугалась. Когда он так резко и холодно заговорил со мной, приказывая остаться.

Мой монолог был пронизан отчаянием. Я чувствовала себя припёртой к стене.

Но вот я ушла, он остался, и теперь… теперь мне почему-то стало ещё хуже. Хотя по идее должно было стать легче.

Меня задело то, что он промолчал? Что он не бросился за мной вслед? Даже не попытался хотя бы словами остановить меня? Остановить не приказом, а примирением… Это?

А может дело в другом? Может в том, что я вдруг ощутила себя какой-то особенной, когда он стал типа ухаживать за мной? Может быть эти взгляды коллег, которые смотрели на меня во многом по-новому повысили мою самооценку? Я знаю, что она у меня занижена. Знаю, что сама очень плохо умею выстраивать личную жизнь. Не потому что безынициативна. А потому, что хотела, чтобы мужчина действительно проявил себя в желании стать моим мужчиной.

Так Лев проявил. Так, как сумел. А я, получается, жёстко его отшила. Причём именно тогда, когда он вроде как пошёл мне навстречу.

Откуда эти сомнения? Почему я расстроена? Я ведь говорила искренне. И мне действительно не нужно, чтобы мой мужчина вызывал у меня чувство страха.

И тут, сидя дома в кресле и укрывшись пледом, я ставлю чашку с дымящимся горячим чаем на тумбочку и задумываюсь. А может быть я была напугана не потому, что он пугал меня, а потому что он в принципе производит такое впечатление?

Может быть я была слишком резка с ним?

Какие глупости! Ну, что за бред! Он — мне вообще не пара. Хам, быдло, наглец и агрессор!

Какая разница, как он целуется?!

Почему мысли об этом поцелуе настойчиво лезут мне в голову?! Почему я никак не могу от них отделаться? Почему поцелуй вспоминается, как что-то очень приятное, в то время как я даже не собиралась с ним целоваться?!

Наверное, это всё просто отходняк. Я испереживалась, понервничала. И мне просто хочется вернуться в свою обычную жизнь. Или нет? Или мне хочется, чтобы он и завтра приехал с цветами?

Ну уж нет! Это просто ерунда. Я себя накрутила. Разумеется, я не хочу его больше видеть. Зачем он мне нужен такой? Не нужен. Хамоватый, наглый матерщинник. Упивающийся своей властью. Да он просто отвратителен!

Но отчего-то сейчас все мысли о том, какой он неприятный тип кажутся мне ложью. Тупым аутотренингом женщины, которая упустила шанс на то, чтобы наконец-то устроить свою личную жизнь.