Гладиатор для неё (СИ) - Разум Алекс. Страница 29

Теперь Германус лежал и, глядя на могущественного морского владыку, пытался понять, как он может ей помочь. Ответа не оказалось. Появился вопрос: почему он должен помогать этой римлянке — она разве друг?

Ответ нашелся сам собой. Раз он о ней переживает, значит, она друг. «Атилия — милая». Ему очень сильно захотелось сейчас ее обнять, и почувствовать тепло ее тела.

* * *

Сира — девушка хрупкая, но оказалась весьма смелой. Нож, которым она разрезала веревки, все еще был у нее. Когда Азий подошел к ней и протянул руку — она без предупреждения рубанула его по ней. Атилия это поняла, как только услышала его вскрик и звук разбившейся о мрамор лампы.

Спальня наполнилась полумраком. Луций почти сразу ее отпустил. Он пытался выяснить у раба, что происходит. Тот только стонал. Проблеск света из коридора освещал силуэт раба. Он держался за руку, с которой каплями падала кровь. У Атилии к Сире вопросов прибавилось. Но это если повезет выжить им обоим.

Луций, проклиная всех на свете, направился к коридору. Ее схватила за руку сирийка, и помогла подняться.

— Маленькая дверь, госпожа, — едва слышно, в самое ухо прошептала рабыня.

Долго объяснять ей не пришлось. Атилия приподняла разорванный подол платья, и кинулась в сторону запасного входа. Щелкнула задвижка, и она выбежала в коридор для слуг.

Дальше, в два счета, спустилась по маленькой лестнице, и оказалась в конце атриума. За спиной звучали проклятия мужа в ее сторону. Сзади слышались его шаги. Быстро идти он не мог — выпитое вино не позволяло.

Атилия решила бежать на улицу через калитку в саду. Она пересекла атриум и малую гостиную. Мрамор ступеней оказался скользким — наверное, ночная влага опала на них росой. Левая нога соскочила с верхней ступени и ударилась о нижнюю. Это оказалось очень больно. Еще и сандалия перекрутилась, и стопа вылезла из нее. Обувь висела на одном ремешке.

Быстро разувшись, Атилия кинулась к калитке. По дороге ее охватила ночная мгла. Уверенность, с какой она стремилась на улицу, сразу пропала. На ее смену пришел страх.

Она решила схитрить. Бросила сандалию к выходу, а сама поспешила по кипарисовой аллее во дворе. В конце этой дорожки стояло святилище Юноне. С левой стороны возвышалась стена, ограждающая двор от улицы. С правой глухая стена домашней конюшни. За святилищем тупик. Спрятаться оставалось только за ним. Оно сделано из мраморной цельной плиты с углублением, в котором стояла статуя богини в человеческий рост.

Атилия забежала за плиту и, рухнув на колени, стала молиться. Все тело болело от побоев.

Послышались шаги — она их узнала, это Луций. Он шел один в направлении калитки. Подойдя, наклонился и поднял сандалию.

— Как же вы все женщины похожи, — он говорил весело, — Одна уже так пыталась меня обхитрить. Знаешь где она теперь?

Он двигался к святилищу по дорожке. Место там узкое, ей не проскочить мимо.

— Вот у меня один сандалий, а второй у тебя. Вместе они пара. Как муж и жена. Только будучи вместе они считаются единым целым, — Луций шел не спеша, явно наслаждался ее страхом, — А ведь ты все еще мне жена, Атилия. Я брал тебя из приличной семьи патрициев. Теперь посмотри, куда ты скатилась. Связалась с гладиатором и хочешь стать конкубиной дружка императора. Так опозорить отца. Я ему все доложу.

Она не выдержала напряжения — он точно знал, где она.

— Я буду под опекой Адриана. Это куда лучше, чем женой подобного тебе. Безродный! Ты получил имя благодаря первой жене. А так у тебя даже имени не было.

— Скоро я стану всадником. А ты родишь мне сына, и я смогу взять имя твоего отца. Ты сама мне его подаришь.

Он отшвырнул сандалию в сторону и приблизился. В полутьме она увидела его взгляд — на нее смотрели глаза свихнувшегося безумца.

На мгновенье она перепугалась. Собравшись силами, бросилась на него — пытаясь сбить с ног. В самый последний момент решимость ушла. Атилия решила проскочить мимо мужа. Он поймал ее. Обхватил двумя руками и откинул назад. Она отлетела, но удержалась на ногах.

— Куда, ты милая. Мы должны зачать нашего сына здесь, у ног богини. Она возрадуется и подарит нам крепкого малыша.

Она снова попыталась проскочить мимо него. Луций, в этот раз, схватил ее за волосы. Развернув к себе, он ударил кулаком в лицо. Атилия рухнула на каменистую дорожку. В глазах появились искры. Голова пошла кругом. Все происходившее перестало напоминать реальность.

Перед собой она увидела нависшую над ней фигуру мужа, огромную, как ей показалось. Сил, для сопротивления не нашлось.

— Я продам Сиру и твою Фелицу в самый дешевый бордель, — он хрипел от злости, выплескивавшейся из него с брызгами слюны, — Знаешь почему? Потому, что больше никто не захочет их купить, после того что я с ними сделаю. А ты будешь покорно смотреть.

Он лег сверху, придавил всем телом. В отчаянье у нее брызнули слезы из глаз, она не могла даже пошевелиться.

— Хозяин! Хозяин! — Его позвал Азий, — Господин, Луций. Там уважаемый Эктор. Он говорит это очень срочно. Я бы не осмелился вас отвлекать.

— Проклятый банщик! Как он не вовремя.

Кряхтя и сыпля отборной бранью, Луций поднялся, и побрел в сторону дома. Он бросил ее лежать тут. Даже не оглянулся и не распорядился ей помочь. Будто забыл о ней в один миг.

Сила тела и духа оставили в ней пустоту, они просто покинули ее. Атилия лежала и слезы двумя ручьями текли не переставая. Тело ныло от сильной боли. Губы кровоточили, и болела скула.

Вдруг она почувствовала, как кто-то сильными руками, но очень аккуратно поднял ее. Ноги подкашивались, и не слушались. Этот кто-то взял ее на руки.

— Не бойтесь, госпожа, Клеменс вас спрячет.

Слова Сиры прозвучали очень рядом. Они казались божественным спасением.

Ее понесли. Она не понимала куда, но была уверена — там будет лучше, чем здесь.

* * *

Наконец-то пришел Дакус. Он выглядел весьма напуганным. Германусу стало немного легче, и лекарь разрешил недолго посидеть на кушетке. От длительного лежания уже болели бока и спина.

Сначала Дакус не признавался, что его так напугало. Пытался увести тему разговора. Рассказал, как их встречала публика на улицах. Их победе, казалось, радовался весь город. Рана, которую Германус оставил своему противнику на ребрах, оказалась весьма серьезная. Он еще долго не сможет выступать. Второго нубийца дважды подрезал сам Дакус — он тоже слег. Так что окончательные итоги их победы: один раненый против четырех.

Приятель был уверен в выздоровлении друга и противников.

«Германус, дружище, знаешь, сколько народу соберется на наш реванш? Мы станем популярными во всей империи».

Германус на это ответил, что принял решение и перестанет биться на арене. Даже если полностью восстановится. Теперь это его не интересует.

Такой ответ расстроил его приятеля. У него оказались большие планы на повторный поединок.

«Мы могли бы с тобой путешествовать с выступлениями. Побывали бы во всех провинциях. Ты слышал про Египет? Говорят там куча золота. Мы станем богачами!».

«Все золото в Риме, Дакус. Как и вся власть. А я устал рисковать собственной шкурой, развлекая тех, у кого есть и то и другое. Мы калечим и убиваем друг друга им на потеху. Вот скажи — эти нубийцы, они нам разве враги?».

«Все, кто выходит против меня на арену — мне враг», — Дакус говорил серьезно.

«А в чем вражда? Это разве они убили твоих близких? Они сделали тебя рабом? Вспомни, сколько наших погибло за эти годы. Еще больше искалеченных побираются теперь на ступенях храмов по всему городу. Наш старый приятель — Бронзолицый, по сравнению со всеми ними, просто счастливчик».

«Да, и чем ты теперь будешь на жизнь зарабатывать? Ты же ничего больше не умеешь». Дакус решил использовать свой последний аргумент.

«Хочу вернуться на родину. Займусь фермерством, как мой дед. Посейдон мне сказал прекращать драться, и пригрозил трезубцем. Говорил, что это он направил руку нубийца на меня в предупреждение».