Гладиатор для неё (СИ) - Разум Алекс. Страница 39
Едва дослушав слова хозяйки, служанка упала к ее ногам. Она целовала ступни Атилии. Слезы лились из ее глаз, чуть ли не ручьем. Слова благодарности еле слышно доносились. Видимо, волнение не позволяло нормально говорить.
— Огромное спасибо вам, матрона, вы очень щедры. Мы принесем жертву Юноне в вашу честь, — сказал гладиатор.
— Все-все, Фелица, хватит. Я ценю это, но ляг назад на софу. У меня на сантименты нет времени. Дакус уложи ее.
Уже подойдя к двери, она вспомнила и обернулась.
— Пока Германус выздоравливает, можете жить здесь. После у меня будет к тебе, вместе с ним предложение. Я ему ранее уже озвучивала. Моему отцу вскоре понадобится ланиста с помощником, для подбора и обучения бойцов арены. Предлагаю вам стать ими.
— Ого! Я о таком и мечтать не смел. Всю жизнь за вас молиться буду.
— Спокойной ночи.
В коридоре ее ждала Сира с лампой. Она сразу догадалось, что рабыня все слышала. Радостная улыбка обнажала ее белые зубы. В глазах блестели отблески огня.
— Если будешь подслушивать, никогда не дождешься от меня своей свободы. Поняла?
— Госпожа, но дверь осталась, приоткрыта, из-за этого все слышно. Я бы никогда…
— Все, спать, — Атилия не позволила ей оправдываться.
* * *
На следующее утро, когда уже все было готово к отъезду, Атилия чувствовала, что о чем-то забыла. Она еще раз проверила все приготовленные сундуки. Сира отчиталась обо все туда сложенном. Клеменс в нарядной тунике с накидкой стоял у паланкина. Там же ее ждали и шесть носильщиков.
Сначала ей показалось, что она оттягивает переезд, не желая покидать дом. Подумав, поняла — не в этом причина. Даже наоборот ей хотелось пожить в другом месте. Здесь все напоминало об ужасе, пережитом в последние дни.
Она планировала изменить дом. Уже приказала срубить аллейку из кипарисов, и перенести алтарь Юноны в другое место. Но потом передумала. Растения совсем не виноваты в ее беде. Был только один виновник этого — ее бывший муж, ныне покойный. В итоге попросила сменить камни на дорожках и перекрасить стены в другой цвет.
Напоследок пришла к тому самому алтарю. Немного постояла рядом. Подумала и поняла, что это место ее уберегло от смерти. Значит, оно священно и менять его нельзя — иначе ореол святости может пропасть.
Немного погуляв в саду, Атилия вдруг вспомнила. В суматохе дел и череде событий, ни разу не смогла навестить Германуса.
Лишь вчера днем случайно увидев его лекаря, она спросила о здоровье гладиатора. Тот сказал, что опасность уже позади. Такой ответ ее успокоил, и она продолжила давать распоряжения.
Сейчас, приказала Сире ждать внизу, сама устремилась к нему.
Германус лежал на кровати в гостевой спальне. Видно, кто-то заботливо укрыл его покрывалом по грудь. Услышав шаги, он поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза. Она помнила, как он любил смотреть, заглядывая практически в душу. Но сейчас это был добрый взгляд, почти родной. Такой же, каким стал для нее и он сам.
— Атилия, — еле слышно произнес он, — Знаешь, ты мне снилась.
Подойдя ближе, присела на край ложа. Накрыла своей ладошкой его большую, лежащую поверх одеяла, ладонь.
— Ты тоже мне приснился… один раз.
Не отводя взгляда, он улыбнулся. У него оказалась очень милая улыбка, такая открытая и располагающая к себе. До этого она видела только его ухмылку, нагловатую или ироничную. Сейчас было не так. Лицо Германуса излучало искреннюю радость. Он взял ее ладонь в свою. Ощущение оказалось приятным.
— Вульфсиг. Когда мы одни зови меня так. Имя, которое я получил от родителей.
— Хорошо, Вульфсиг. У тебя очень необычное имя. Что оно значит?
— Тут в Риме считается необычным, а на моей родине нет. Волк-победитель, его значение. Тотем нашего племени — лесной волк.
— Очень благородное имя у тебя, мой боец арены.
Он попытался подняться. Она не позволила, положила ладонь на его грудь.
— У меня совсем нет времени, милый Вульфсиг. Император очень не любит ждать. До обеда я должна заселиться в новое жилье на палатинском холме.
Услышанное его сильно расстроило. Под ее ладонью колотилось сердце. Появились складки между бровей. Он взял ее руку и поднес к своим губам.
— Когда мы теперь увидимся, Атилия?
— Может через месяц. Ты выздоравливай к нашей встрече.
Она склонилась и поцеловала его в губы. Он ответил. Поцелуй получился долгим и горячим. Ее дыхание перехватило, кровь, казалось, ушла в низ живота — и там разлилась внутри чем-то жарким.
Заставив себя оторваться от его губ, она поднялась и встала. Горло пересохло, Атилия дышала, не закрывая рта. В глазах стоял туман.
— Прощай, Вульфсиг.
— Я буду тебя ждать, — ответил он.
Она развернулась, и быстрым шагом вышла из спальни. Заставила себя не оглядываться.
Дороги во дворец она не заметила. Даже не вспомнила, как туда ее доставили. Все время думала об этом поцелуе. Так еще никто не касался ее губ. Никогда.
* * *
Жизнь во дворце императора оказалась очень скучной и, весьма, ограниченной. Их с Сирой поселили в корпусе, где жили различные чиновники и гости не из близких. Такое объяснялось тем, что ей необходимо по закону выдержать траур. Лишь после можно проводить церемонию с ее будущим мужем. Общаться с Антиноем она могла через письма. К ней приставили личного раба — юношу вестового, для передачи писем и пожеланий.
Паренек оказался бойким с обаятельной улыбкой, которая очень к нему располагала. Он практически сразу подружился с Сирой. Иногда даже заигрывал с ней. Атилию такое сильно забавляло, учитывая его возраст — он лет на пять был моложе ее служанки.
Юноша, хоть и являлся рабом, но здесь, на Палатине, имел больше свободы, чем она сама. Им с Сирой не разрешалось заходить на территорию основного дворца. Это три четверти всего императорского комплекса. Огромный парк и сады для них оказались недоступны.
Собственно, кроме самих ее покоев и общей трапезной, она могла гулять в небольшом парке рядом и молится в двух маленьких святилищах. К ее удивлению они почти всегда пустовали. Обитатели чиновничьего корпуса предпочитали центральные храмы Рима.
Вольного выхода в город она тоже лишилась. Для того чтобы посетить свои любимые термы необходимо выписывать пропуск у специального гвардейского магистрата. Он выделял носилки и охрану, без них выйти не разрешали. Добиться этого оказалось не так просто — пропуск выдавался лишь через день. Она стала затворницей бюрократии.
Паренек посыльный мог свободно проходить практически везде. Его не пускали только в личное крыло императора и августы Сабины. Каждый день она отправляла его в свой дом с поручениями для Клеменса. И узнавала обстановку там. Два раза писала послания своему жениху Антиною. Не получив ответа — забросила это дело.
Через пару дней посыльный, вернувшись из города, стал очень бурно и эмоционально рассказывать.
— На Форуме и всех рынках сейчас только и болтают про этого главаря из Субуры. Сегодня его голову нацепили на арку. Ну, ту, что перед входом в эти самые трущобы.
— Жмыха поймали? — она решила уточнить.
— Ага, кажись, так его звали. Только не поймали. Говорят, дружок его голову притащил. Там много серебра обещали. Ну, за голову. Вот он ему ее и откромсал.
— Как же можно верить разбойнику?
— Дак, никто и не поверил. Поначалу. А после привели шмар из борделя, все знают — этот его лупанарий. Так те и узнали своего хозяина.
— Я ничего не поняла — кто его опознал?
— Ну, шамары из борделя.
— Госпожа, он говорит о волчицах из публичного дома, — Сира решила помочь разобраться.
— Ага, я так и сказал. Привели, значит их всю кодлу из этого волчатника, и мамку ихнюю разом. Те и узнали. «Жмых это, точно» — говорят, — после этих слов паренек расплылся в широкой улыбке и, глядя на Сиру, продолжил, — Я сам видел эту бошку на воротах Субуры. Как живая, только бледная и губы синие.