Змеиный крест (СИ) - Вилкс Энни. Страница 11

Глубоко погрузившись в отчаяние, Алана не хотела ни с кем общаться, а другие слуги, сделав несколько попыток сблизиться с угрюмой новенькой и нарвавшись на ее отстраненную вежливость, в нерабочее время разговорить больше Алану не стремились. Да и повода не было: первые недели Алана совсем не посещала маленькую столовую, где эти немного странные мужчины и женщины собирались по вечерам, чтобы послушать музыку и поиграть в карты. Ей не нравились их просветленные, будто в наркотическом трансе лица и их спокойная покорность. Они говорили, что жизнь в Приюте — это долгое и счастливое пребывание в чуде. Они почти не болели, медленно старились, почти всегда были веселы.

Стоило ей спросить у них про портальные окна, оказалось, что интересоваться подобным — против каких-то негласных правил, и никто ничего не знает, и вообще справляться о новостях из большого мира — моветон. Со своим стремлением найти выход, о котором она проговорилась лишь в самом начале, Алана быстро стала почти изгоем. Ее жалели как блаженную все, кроме Хелки.

Алана сторонилась послушников, которые смотрели на кухарок и садовников как на пустое место, и никогда не встречала преподавателей. Хелки, которая, кажется, могла подружиться даже с мертвецом, рассказала по секрету, что преподавателей и младшим, как она называла проходящих первую четверть обучения, сложно встретить. Вне залов лекций большинство наставников использовали заговоры, отводящие глаза, так они могли приглядывать за послушниками и оценивать их прогресс, оставаясь незамеченными. Чтобы почувствовать их присутствие или тем более заметить кого-то из них, нужно было быть довольно сильным шепчущим. «Мне и самой не удается, — сокрушалась она. — Только на занятиях».

Каким бы чудесным ни было это место, оно стало для Аланы клеткой. Она не могла найти границ и стен, чтобы выйти за них, и изводила себя, путешествуя по территории Приюта ночами, по много часов бредя в одну сторону — и выходя к новым и новым зданиям и садовым комплексам. Под утро девушка возвращалась, измотанная, усталая, а с рассветом начинала готовить, сомнамбулой совершая привычные действия.

Хелки оправдывалась, что не имеет права рассказывать никому об устройстве Приюта, и Алана сделала вывод, что это — загадка, которую каждому нужно разгадать самостоятельно. Несколько раз дополнив нарисованную от руки карту, она обнаружила, что некоторые прямые дорожки закольцованы. Разгадка казалась простой, но совершенно ее не устраивала: похоже, выйти из Приюта можно было только использовав портальное окно.

Алана не раз пыталась увидеться с кем-нибудь из наставников, чтобы узнать про портальные окна, но это было очень сложно: в учебные корпуса вход ей был запрещен. Она дежурила у дверей, но, разумеется, никого так и не встретила. Отчаявшись, она умоляла Хелки передать ее просьбу кому-нибудь из тех, кто мог бы помочь ей выйти из Приюта хотя бы ненадолго, и благодаря этому познакомилась с Хранителем ключей, немолодым и очень вежливым шепчущим, который никогда не представлялся по имени. Он объяснил Алане правила, которые, как он уверял, ей должны были обозначить еще при подписании приглашения: заключив контракт на десять лет, выйти из Приюта все десять лет она не сможет. Исключением служила личная виза одного из директоров, но чтобы получить ее, нужно было пройти множество формальных процедур: изложить на бумаге причины обращения и обосновать необходимость покинуть территорию Приюта, дождаться доскональной проверки предоставленных сведений, а затем ждать, пока у кого-то из директоров найдется свободная минута для разговора с кухаркой. Выслушав сбивчивые рассказы Аланы о семье, оставшейся в сложное время в Зеленых землях, Хранитель ключей лишь покачал головой: этого явно было не достаточно. Он также выразил свое удивление тем, что Алана не договорилась, чтобы близкие писали ей: письма слугам в Приют пропускались, но ответ отослать было нельзя.

Едва сдерживая слезы, почти хороня последние надежды, Алана будто бы невзначай пошутила, что могла бы подписать договор за свою сестру, чтобы ее взяли в Приют еще одной кухаркой, и Хранитель ключей без тени шутки объяснил девушке, что подобные подмены грозили бы смертью и Виле, и ее сестре. Алана притихла, понимая, что не должна привлекать больше внимания: она точно не хотела, чтобы шепчущие принялись проверять ее прошлое и выяснили, что она — не та, за кого себя выдает.

Смерть была бы не самой лучшей благодарностью маме за ее жертву, напоминала себе Алана, когда снова хотела поговорить с Хранителем ключей, и она бросала эту затею: что еще можно ему сказать?

Одно не давало ей покоя: почему же, при всех этих серьезных и даже чрезмерных мерах защиты от всего на свете, при всем этом нагромождении правил, целью которых, похоже, являлось предотвращение утечки любой информации, ее не проверили при поступлении на должность?

Алана пожаловалась Хелки, что очень переживает за сестру, оставшуюся в Зеленых землях в такой непростой момент. Хелки, храни ее Свет, поговорила с несущим послушание у портальных столбов, и с его разрешения беседовала с приходящими из большого мира. Она пыталась что-то разузнать о происходящем в Зеленых землях, но никто не возвращался оттуда уже несколько дней.

11. Келлан

— Келлан, у меня есть к тебе просьба.

Келлфер был одним из директоров приюта, и сформулируй он это не как просьбу, а как приказ, его сын не мог бы не выполнить его. И все же он всегда просил. Многие любили Келлфера за эту внешнюю мягкость, но Келлан знал: за шелковой перчаткой скрывает железная рука умного, практичного, недостаточно уверенного в себе и осторожного человека.

— Я тебя слушаю.

Келлфер сел в кресло и жестом предложил сыну стул напротив. Келлан остался стоять.

— Один мой хороший друг попросил устроить сюда прислужницей женщину, которая очень помогла ему в прошлом. Еще он попросил меня за ней приглядеть. Я видел ее вчера, она разговаривала с Хранителем ключей, а значит, мы уже могли опоздать. Есть несколько важных манипуляций, которые необходимо проделать с ее разумом. В этом я готов довериться только тебе.

Келлан сдержанно кивнул: отец часто обращался к нему с подобными поручениями. Келлан подозревал, что нередко становился слепым орудием в руках своего родителя, пытавшегося удержать власть в Приюте в своих руках, но никогда не протестовал. В конце концов, его просьбы были легко выполнимы для любого, кто был достаточно силен и у кого был нужный талант. Сам Келлфер был слабее большинства подчинявшихся ему наставников, выраженных талантов у него не было, но стратегический его ум не раз помогал Приюту остаться в стороне от крупных войн и трагических событий.

— Что нужно сделать?

— Закрыть блоком ее разум, чтобы никто не смог прочитать ее воспоминаний. И сам не читай: это не на пользу, поверь. Если бы она несла в себе хоть малейшую опасность для Приюта, я не пустил бы ее сюда. Повторю, это просьба моего хорошего друга.

— Мы говорим об обычной простачке?

— Да. Она кухарка. Ее зовут Вила.

— Кто не должен прочесть ее воспоминаний?

Келлфер поморщился, будто сын задал ему неприличный вопрос, и Келлан усмехнулся про себя: ему было интересно, признается ли отец, что его действия направлены на замутнение четкости зрения других директоров.

— Все, — ответил Келлфер в своей нейтральной манере.

— Сделаю.

Келлан видел: отец что-то скрывает, да еще и думает, что сын не замечает очевидного. И все же он коротко поклонился и вышел, в который раз принимая решение не вмешиваться в игры, которые вел отец с его так называемыми друзьями.

12. Алана

— Вила! Тебе письмо от… — Хелки прочитала имя на конверте. — Хилы. И в скобочках указано: Аланы, дочери Ласа. Интересует?

Алана выронила горшок с молоком, который несла на кухню, и темно-коричневый подол ее хлопкового платья покрылся белыми каплями. Она сделала навстречу подруге шаг, потом еще один, споткнувшись о горшок, и вот письмо оказалось в ее руках. Письмо, подписанное маминым почерком! Ее письмо!