Маленькая красная кнопка (СИ) - Семакова Татьяна. Страница 21

— Помнишь как ты объявила на весь кабинет, что переспала с ним? — спрашивает с презрением. — Помнишь, как ты стояла там и выделывалась? Помнишь, как я пыталась тебя защищать? Помнишь, как я нервно засмеялась? А видела ли ты, как я рыдала в туалете? А видела ли ты, как мне было больно? Нет! Ни черта ты не видела! Почему? Да потому что тебя давно не интересует никто, кроме тебя самой! Только в твоей жизни происходят события, только у тебя есть чувства, только твои переживания важны! Когда ты в последний раз спрашивала, как у меня дела? Когда ты спрашивала, есть ли кто-то у меня? Почему я свечусь от счастья, почему грустная, почему в тревоге? Ты эгоистка! Самая обыкновенная эгоистка! И шалава!

— А ты святая невинность! — взвизгиваю нервно.

— И я шалава, — хмыкает Таня и кивает в сторону кафе неподалёку.

Щека ещё полыхает, на её — отпечаток моей ладони.

— А на работу тебе не надо? — спрашиваю язвительно. — Или от работы днём у тебя иммунитет?

— Соболев меня уволил, — улыбается одними губами и начинает движение в сторону кафе, — а Шахин подписал заявление. Ты только на пороге появилась и я враз стала ненужна обоим.

— Уверена, что дело во мне? — усмехаюсь, идя рядом, а она бросает на меня злобный взгляд, но, когда садимся в плетёные кресла, выглядит не разгневанной, а просто подавленной.

— Дело всегда только в тебе, — отвечает тихо на ранее заданный вопрос. — Я два месяца встречалась с Ибрагимом, но он лишь однажды увидел тебя и всё, аривидерчи, детка. И чем взяла? Смех… в дерьмо наступила. Чёртово собачье дерьмо!

— В чём ты пытаешься меня обвинить? — округляю глаза, а она морщится:

— Ни в чём. И во всём… я не знаю, ясно? Я думала — любовь. Неожиданная встреча, неожиданно вспыхнувшая страсть, цветы, подарки, рестораны, комплименты… а потом дерьмо, в которое ты лишь наступила, а меня он окунул.

— Как вы познакомились? — спрашиваю, устало потирая глаза.

— Он с Жанной беседы вёл, вечером уже, поздно, все разошлись, а я, как обычно, засиделась. Столкнулись в коридоре, он пригласил на кофе, я согласилась. Красив, зараза… впрочем, кому я рассказываю? Ну и закрутилось… а потом, спустя два месяца, он подвозит меня к офису, а там ты чешешь со всей этой своей непосредственностью. Он меня прямо там и послал. Извини, Таня, врать не буду и всё прочее. Ох, как меня это задело, подруга… но ты не при чём, да? Какое я имела право злиться? Только вот и его отпустить не могла… влюбилась я, понимаешь? Ну и подумала, если ты с другим мужиком будешь, ему ничего не светит, а тут такой красавчик и бабник под носом. И всё получилось! Получилось! Одного не учла — ты шлюха.

— А ты дура, каких свет не видывал… — качаю головой в ответ, — вместо того, чтобы поговорить, объяснить, начала юлить и завираться.

— А что я тебе скажу? — усмехнулась зло. — Меня мужик кинул, когда тебя увидел? Да я самой себе в этом признаваться не хотела. Как будто я какая-то дефективная!

— Не, ну с головой у тебя точно не всё в порядке, — поморщилась в ответ, а она хмыкнула:

— Со своими тараканами разбирайся. Так ты, значит, обратно на работу устроилась?

— Была шальная мысль, но после твоего появления я с ней распрощалась, — хмыкнула в ответ, — у вас с Соболевым, похоже, всё серьёзно.

Таню перекосило, а я поднялась.

— Ну, спала я с ним и после Турции и что? Тебе на него было плевать!

— А тебе откуда знать, каково мне было?

— Да не лечи, ты уже через месяц от другого мужика залетела, что я, не знаю, что ли? — спрашивает едко. — Думала, поговорим, помиримся, маме твоей набрала, а она мне — живи своей жизнью, Таня, у Дианы своя!

— Пусть так и остаётся, — слабо улыбнулась и вновь пошла на остановку.

Всю дорогу я пыталась осознать услышанное. Не было никакого заговора, не было хитрых манипуляций, не было кукловода. Была лишь одна униженная и оскорблённая женщина, пытающаяся вернуть своего мужчину всеми правдами и неправдами. Хотя, не удивлюсь, если Ибрагим ситуацией всё-таки воспользовался и в нужный момент подначивал Жанну. И вроде что-то прояснилось, но по-прежнему ничерта не ясно. Какова роль Артёма? Что их связывает с Ибрагимом? И точно ли Али действовал по собственной инициативе?

Вопросы повисли в воздухе и остались без ответа. Едва я переступила порог дома, я вновь стала просто мамой, погрузившись в повседневные хлопоты.

Ближе к восьми приехал Соболев. Ромка кинулся к нему со всех ног, был тут же подхвачен на руки и под моим суровым взглядом поставлен на пол.

— Прости, мужик, таможня не дала добро, — вздохнул виновато и присел на корточки, но тут же понял свою ошибку: — И под таможней я подразумеваю себя. Ты ж взрослый уже пацан, какие ручки?!

Быстро учится, схватывает налету. И мне бы радоваться, но так тошно на душе. Вот он, в пяти метрах от меня, с сыном возится, играет, балует, очередную игрушку притащил, на меня косится, в глазах печаль, тревога. Как будто пытается прочесть мои мысли и у него это получается. А я думаю о том, что будет через месяц. А через два что? А если так ничего и не выяснит? А если всё решится? А если наиграется в семью? Когда натура и привычка возьмут своё. Когда в офис выйдет очередная красотка, с упругим молодым телом, без растяжек, без обременения, с ветром в голове и озорным взглядом. Что потом? Когда я привыкну к тому, что он рядом. Когда позволю себе любить его, не в тайне, не зажимаясь, когда распахну своё сердце, когда открою душу. Вот он, в пяти метрах от меня, такой красивый, такой мужественный с яркой книгой в руках, такой смешной, когда пытается изображать животных, такой непосредственный.

Держать дистанцию.

Разворачиваюсь и постыдно сбегаю с поля боя, пока не лишилась большей части войск. Пока окончательно не лишилась рассудка.

Догоняет у двери в спальню, хватает за руку, разворачивает к себе, обнимает и шепчет на ухо:

— Спроси, я всё объясню. Каждый поступок, каждый глупый шаг, каждое слово.

— Да мне не интересно, Тимур, — отвечаю через силу, — ты хотел проводить время с сыном, у тебя меньше часа. Или уже неинтересно?

Ослабляет хватку и делает шаг назад.

— Переоденусь и спущусь, — отвечает глухо и обходит меня, следуя дальше по коридору, а я ныряю в комнату и не выхожу до момента, когда нужно укладывать сына. Прячусь от него и от собственных мыслей.

В доме тишина. Все живут по Ромкиному режиму, разбредаются по комнатам и встают с его первым возгласом утром. Поднимаюсь и крадусь вниз попить, но вернуться не успеваю: Тимур поджидает в коридоре, преграждая путь. В футболке, спортивных штанах, босой, с всклокоченными волосами. Ни разу его не видела таким… домашним. Сердце тут же начинает долбить в ушах, но я приняла решение — больше никакого случайного секса, он давно перестал быть таковым, он давно имеет слишком большое значение.

Обхватывает меня вместе с руками и переносит в свою комнату, как игрушечную. Ставит ногами на пол, к стене, закрывает дверь, подходит вплотную, пытается поцеловать, но я отворачиваюсь. Убирает волосы с плеча, закладывает прядь за ухо, целует шею, водит руками по обнажённым участкам кожи, едва касаясь, поднимая волну мурашек. Долго, мучительно нежно, постепенно расходясь. А я стою с руками вдоль тела, с закрытыми глазами, мечтая, чтобы остановился, мечтая, чтобы продолжал. Поднимает на руки и несёт на кровать, ложится сверху, осторожно, без нажима. Чувствую его тяжёлое дыхание, чувствую, как слегка дрожат его руки, чувствую его желание, его попытку положить мои руки на свою шею, безуспешную: они падают обратно на кровать безвольными плетьми. Мысленно готовлюсь к тому, что вновь произойдёт неизбежное, к тому, что тихих стонов сдержать не смогу, к тому, что не смогу долго противостоять, не смогу противиться. Но он тяжело ложится рядом, на спину, трёт лицо и пытается прийти в себя и прогнать желание.

— Теперь ты будешь развлекаться, мучая меня? — спрашиваю тихо.

— Похоже, что я счастлив? — голос непривычный, хриплый, мрачный, подавленный. — Хорошо, что в трениках, брюки бы уже лопнули.