Девочка в реакторе (СИ) - Котова Анастасия. Страница 25

Все, что со мной случилось, я посчитал кошмаром наяву. “Это был не я!” — кричал я сам себе по ночам.

Дочь свою, вторую, я не видел два года. В последний раз мы увиделись, когда ей исполнилось четыре.

И спрашиваю себя сейчас, почему тогда я поступил так глупо, не по-мужски? Что произошло во мне, когда я очнулся от наваждения, длившегося целый год, понимая, к чему привели мои действия? Почему я тогда не признался Маргарите, что у меня появилась вторая дочь? Почему я до сих пор обманываю ее, Ингу и себя? Чем они заслужили такое отношение?

— Если я правильно понял, тебя терзает появление внебрачной дочери? — когда ученый надолго прервал свой монолог, погрузившись в тишину, заговорил Владимир задумчиво. — И это все, что тебя сейчас беспокоит? А как насчет аварии? Ты уже выяснил ее причину?

— Пока что нет.

— Но у тебя-то есть определенные мысли на этот счет, просто делиться ими ты не хочешь, я так понимаю?

— Мне нужно подождать еще немного, прежде чем смогу понять, что же именно здесь произошло.

***

…На столе лежал принесенный кем-то апельсин.

— Меня угостили, — улыбнулся Василий. — Возьми себе.

Раиса застыла на пороге, терзая взглядом круглый, некогда оранжевый, фрукт — из-за большого радиоизлучения, что исходило от ее мужа, толстая корка покрылась приятным и ровным розовым цветом. Проглотив слюну, девушка неуверенно подошла к тумбочке и остановилась.

— Ну съешь! Ты же любишь апельсины!..

Рая отпрянула, когда из-под земли выросла полуголая девица с длинными темными, как летняя ночь, волосами. Их кончики достигали маленьких бедер, укрытых атласной юбкой.

— Ешь. — Возложив апельсин на ладонь, незнакомка протянула его испуганной девушке.

Реальность застыла подобно стоп-кадру и покрылась белыми всполохами будто фильм на испорченной видеокассете. Картинка пошла волнами, вызывая головокружение.

Девица, не двигаясь и не моргая, смотрела на Раису.

“Бери…”

Голос возник из ниоткуда, ласково коснувшись барабанных перепонок и переходя на зловещий шепот. Издевательское хихиканье заставило вздрогнуть и судорожно обернуться, в тщетных попытках отыскать этому причину.

— Ешь!..

Раиса разозлилась и схватила фрукт.

Девица разошлась дьявольским смехом и, отступив на шаг назад, исчезла в непонятно откуда взявшейся темноте.

Апельсин растворился на ладони, превратившись в обжигающую кожу черную кислоту.

***

Единственное, что она помнит о том дне, это большое окно в операционной.

Василий и его старшая сестра лежали рядом на двух столах. Раиса, абсолютно притихшая, сидела на стульчике в углу и безудержно молилась, раскачиваясь из стороны в сторону.

“Это какой-то кошмар, самый настоящий ад…”

Операция длилась два часа.

Девушка облегченно перекрестилась, когда Василия вернули в палату, и позволила себе слабую радостную улыбку.

Людмиле в этот момент было намного хуже: восемнадцать проколов на груди, тяжелый наркоз. Рая, прибегая к ней снова и снова, думала, что она не выживет — прошло уже больше пяти часов, а веки ни разу не дрогнули; грудь медленно опускалась и поднималась. И пульс слабый.

Василия перевели в барокамеру, держали за прозрачной пленкой, запрещая заходить за нее. Через специальные приспособления делали уколы, ставили катетеры, и при этом — все на маленьких липучках и замочках.

Рая вскоре научилась ими пользоваться.

Возле кровати поставили стульчик, и она, отодвинув пленку, сидела рядом, не отворачивая взгляд.

Как-то раз девушка, услышав подозрительный шорох, повернулась и увидела девочку в школьной форме. Малышка стояла на пороге палаты и переводила взгляд с удивленной Раисы на мирно спящего Василия.

— Вот и она пришла, — он резко проснулся и заулыбался.

— Кто…?

— Маленькая смерть, — и вновь заснул.

Ночь.

Тишина.

— Хочу поскорее увидеть нашего ребенка. Каким он будет?

— Кстати, а как мы его назовем?

— Ну, это ты уже сама придумаешь…

— Почему я сама, если нас двое?

— Тогда, если родится мальчик, пусть будет Вася, а если девочка — Наташа.

— Как это — Вася? У меня уже есть один Вася, ты! Мне другого не надо.

***

— Что-то случилось, Андрей Михайлович?

Когда рыжеволосая бестия из правительственного штаба привезла его обратно в Чернобыль и уехала, громко хлопнув дверцей, бедному секретарю райкома партии пришлось поехать в Москву: в городе возникали куда более глупые ситуации.

— Специалисты из Минска уже едут, — сообщил ему Щербина, в своей манере заложив руки за спину, — и привезут современные приборы. Я объяснил им ситуацию. Они пообещали помочь.

— Отлично. Когда их ждать?

— С минуты на минуту.

Дмитрий удивленно повел бровью.

— Откладывание важных дел смерти подобно, вы так не думаете, Дмитрий Константинович?

— Вы правы, Борис Евдокимович! — наиграно закивал головой Дима. — Я сообщу вам, когда будут сняты первые показания.

Он вышел из здания чернобыльского штаба и перекрестился. В душе закрались нехорошие предчувствия. Черный автомобиль его уже ждал. На этот раз за рулем сидел взрослый водитель. Дмитрий взглянул на него и мысленно пожелал ему доехать до станции живым.

Трое крепких парней в защитных костюмах его уже ждали, прогуливаясь недалеко от разрушенного реактора.

— Ну что, привезли?

Они продемонстрировали зонды с приборами.

— Но это же те же дозиметры, что и на станции!..

— Других нет.

— Твою мать!..

Но Дмитрий все же решил испытать удачу еще раз:

— Ладно, давайте свои дозиметры! Может, в этот раз нам повезет, в чем я очень сильно сомневаюсь.

Но результат был тот же.

— Проклятье, что же делать с этой, мать ее за ногу, радиацией?!

По прибытию в столицу Дмитрий набросился на представителя власти:

— Ну хоть ты скажи что-нибудь утешительное!..

Тот лишь смущенно улыбнулся.

— Что на этот раз?!

— Я им сказал: “этого не может быть, потому что не может быть никогда”.

— Не понял…

— Звонил дежурный из МВД, интересовался обстановкой. Ему кто-то сказал, что, якобы ты бежал вместе с женой на машине из Хойников. Я ему деликатно объяснил, кто он такой и куда ему следует идти.

“Вы за кого принимаете секретаря райкома партии? За трусливого сорванца? Он не тот человек, чтобы паниковать и драпать!”

— О, “выражаю чувство глубокой благодарности партии и правительству за столь высокую оценку моей личности”, — произнес Дмитрий голосом Брежнева.

Но неприятный осадочек все же остался. Кому понравится, если его посчитают трусом и предателем? Человека, пытающегося спасти чужую шкуру ценой своей собственной. Таков долг советского человека: он впитывает его вместе с молоком матери, как мораль и доблесть.

Но паршивцы есть везде и всегда.

Дмитрий, отыскав мелочь в карманах пиджака, направился к ближайшему киоску, в котором продавалось мороженое.

Еще издалека он заметил девочку в школьной форме: девчушка протягивала сжатые в кулаке проржавевшие монеты.

— Что ты мне даешь?! — воскликнула возмущенная продавщица.

Малышка тут же ловко выхватила пломбир из рук пухлой женщины и бросилась наутек.

— Эй, ты…!

Дмитрий побежал следом.

Девчонка попыталась скрыться в полупустых закоулках.

— Стой, сейчас же!..

Дима остановился на перекрестке нескольких зданий, пытаясь отыскать взглядом знакомую фигурку в школьной форме.

Ее силуэт промелькнул в ближайшей подворотне, а затем снова исчез подобно галлюцинации.

Дмитрий, часто дыша, побагровел от невыносимой, распаляющей лицо, жары.

В конце концов, он потерял маленькую чертовку из виду и остановился посреди пустой улицы, чтобы перевести дыхание.

— Вот жеж… твою мать…

“Интересно, поверят ли мне, если я расскажу, что бегал по Москве в попытках поймать маленькую воровку…?

В любом случае, я уже немолод, чтобы так бегать…”