Король Теней (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик. Страница 82

Мэтью задумался и обнаружил, что стоит и почесывает свою зудящую бороду. Он еще никогда не чувствовал себя таким грязным. Его кожа чесалась почти так же сильно, как борода. Идея просто прыгнуть в море и принять соляную ванну его не привлекала. Нужно было найти то место, где побывал Хадсон, и побриться. Он с радостью вычистил бы его после этого в качестве бартера.

Но на данный момент его слишком занимала загадка ракушек в церкви… как там ее назвал Фрателло? О, да… Центр Всего Сущего. Что ж, он решил, что докопается до центра этого конкретного дела и, если, войдя в церковь без приглашения, он нарушит какую-то религиозную церемонию, ему придется держать за это ответ. Но он должен был знать правду.

Он вошел в похожее на пещеру, прохладное и освещенное свечами помещение. Впереди, где висела соломенная фигура на Колесе Фортуны, мужчины доставали ракушки из корзины и горстями складывали их в большую белую урну в человеческий рост. Отверстие в ней находилось примерно на середине поверхности. Жанвье держался слева, наблюдая за процедурой, рядом с каменным пьедесталом, на котором стояла деревянная чаша. Когда Мэтью подошел ближе, он привлек внимание священника, и тот сразу же жестом велел ему выйти, как будто Мэтью действительно прерывал какую-то голгофскую церемонию.

Оставаться было бессмысленно: все равно пообщаться с людьми было невозможно. Мэтью повернулся и вышел, и, когда на него снова попал горячий солнечный свет, его потряс оглушительный треск — как будто молния ударила в опасной близости от него, а гром раздался на секунду позже. Шум заставил его посмотреть вверх, на небо. Он увидел красноватый шлейф, уходящий в синеву над городом. Он поспешил к воротам за церковью, сердце сильно колотилось у него в груди. Над сельскохозяйственными угодьями и лесом он увидел то, о чем и так догадывался, но чего больше всего боялся: вулкан острова проснулся, и из его конуса поднимались и извивались клубящиеся миазмы дыма. Пока он стоял и наблюдал за этим смертоносным зрелищем, он вновь услышал рев зверя с окутанной красный дымкой стороны острова. Рев перешел в яростный вопль, а затем…

Мэтью увидел, как оно приближается.

Это была красная волна, накатывающая с другой стороны острова, несущаяся через деревья, виноградники, фруктовые сады, луга, где мирно паслись овцы и коровы, кукурузные поля, ряды табачных плантаций, конюшни и крыши фермерских домов. Сначала она приближалась бесшумно, но вскоре Мэтью услышал тихое шипение, которое доносилось словно из полного мешка потревоженных змей. А затем облако поглотило его, и он замер в тумане с красными прожилками, пахнущем умирающей осенней листвой. Мэтью не мог ничего видеть даже на расстоянии вытянутой руки, в глаза будто набился песок, и по щекам обильно потекли слезы. Он опустил голову, чтобы защитить лицо, и снова услышал рев голгофа, приближающийся в тумане, через который пробиралась «Немезида», пока плыла сюда.

Туман опускался по склону холма и проходил мимо церкви. Все окрасилось в красный цвет и погрузилось во мрак. Мимо Мэтью двигались какие-то фигуры, но он не мог различить ни одну. Ему пришлось прислониться к стене, силы покидали тело: с каждым вдохом его легкие горели все сильнее. Переведя дух, он, пошатываясь, побрел дальше — как ему казалось, в направлении дворца, — в то время как вокруг него и над его головой город превратился в призрачную туманную абстракцию, потерявшую все краски. Туман, стелящийся по улицам, цеплялся за каждый камень и выпивал из него цвет.

Мэтью продолжил путь, его разум был потрясен этим ужасающим событием.

Внезапно в темноте прямо перед ним возникла чья-то фигура. Она не пошевелилась, когда он приблизился, и не отступила в сторону, когда он замер рядом с ней.

— Теперь у тебя есть идея, не так ли? — раздался голос Слотера, зазвучавший прямо у Мэтью в ушах.

— Что? — К своему ужасу, Мэтью едва заставил свой рот работать.

— Думай, мальчик! Боже, мог ли я догадываться, что однажды стану служить твоим мозгом! Думай! Теперь у тебя есть идея, но она только закипает в тебе. В твоих книгах. Что-то, что ты прочитал. Она там, не так ли?

— В моих… книгах?

— Ты почти стал безнадежным, да? Я не могу сказать тебе, какая книга, если ты сам этого не знаешь, но следи за своими мыслями — вот, что я могу тебе сказать.

Мэтью показалось, или бестелесный призрак криво усмехнулся сквозь завесу красного дыма, разделявшего их? А затем ухмылка исчезла, как исчез и сам Слотер, но все же…

… оставалась одна идея.

Мэтью ухватился за эту мысль, следуя (как он надеялся) обратно во дворец. Его кожа горела, словно ее атаковало палящее солнце, сводящий с ума зуд заставлял чесать измученную бороду. На кончиках пальцев он почувствовал ту же зернистую пыль, которую снял с подушки в своей комнате.

Вместе с этим ему пришла еще одна мысль, которая будто звучала со дна колодца: Хадсон, разговаривающий с Мэтью после того, как он принял ванну и побрился.

А в качестве платы тебе нужно лишь вымыть ванну и подмести пол. Это достаточно просто, хотя там было немного пыльно, и моему носу это не понравилось.

Добравшись до дворца, который в густом тумане казался далеким, как Венеция, Мэтью сразу поднялся по лестнице в свою комнату, прикоснулся к фитилю лампы трутницей, посмотрел на свой запас книг и сразу понял, какую выбрать.

Он взял книгу, содержащую теории Плутарха о Дельфийском оракуле, и сел в плетеное кресло, чтобы снова перечитать то, что уже читал — сейчас это было жизненно важно.

Философ и эссеист Плутарх Херонейский, родившийся в 46 году н.э. и умерший между 119 и 122 годами н.э., много лет был жрецом в храме Аполлона на горе Парнас в Дельфах в Греции. Там он обслуживал молодых девушек-жриц, каждая из которых могла стать пифией — это были девственницы, посвятившие свою жизнь тому, чтобы оглашать пророчества от имени бога Аполлона. Согласно Плутарху, сотни людей из всех слоев общества — от фермеров до генералов — приходили в храм, чтобы задать вопросы Дельфийскому оракулу и получить ответы, которые частенько были даны в стихах. Насколько точными были эти ответы? Очевидно, достаточно точными, чтобы создать легенды вокруг Оракула, но Мэтью больше всего интересовало не это.

Насколько позволял его разум, он сосредоточился на той части описания, которая касалась фактического момента оглашения пророчества Оракула. Похоже, жрица всегда сидела в углублении ниже уровня пола храма, в священном месте, называемом адитон [54]. Тем, кто задавал вопросы Оракулу, не разрешалось входить в это место — они должны были стоять за его пределами.

Согласно Плутарху (а он, конечно же, знал это наверняка, ведь он всю жизнь работал жрецом в храме Аполлона), Оракул сидел над пневмой [55] — областью поднимающихся паров в адитоне. Плутарх отмечал, что жрица вдыхала пары, прежде чем ответить на вопрос, и Мэтью казалось, что это был опьяняющий природный газ, поднимавшийся к земле из ее недр. Он вызывал состояние повышенной одержимости.

Или, — размышлял Мэтью, — вызывал галлюцинации. Испарения, — подумал он. — Химический газ, поднимающийся из трещин в земле и дающий Дельфийскому оракулу то, что в древние времена считалось гласом Аполлона.

Он задавался вопросом: что еще такие химические газы могут сделать с мозгом. Искажать память, например? Или даже стирать ее? Создавать галлюцинации, которые кажутся настолько реальными, что становятся частью жизни?

Такой газ — какая-то его разновидность — наверняка был здесь. Он поднимался из вулкана или из какой-нибудь пневмы на другой стороне острова. Мэтью вместе со всем городом только что пережили эту волну, но, очевидно, это случалось здесь не один раз, потому что зернистая пыль была повсюду, она витала в дымке на море. Пыль оседала в каждой трещине, в каждой щели на Голгофе. И именно она забралась в нос к Хадсону, когда он подметал ванную. А первое воздействие вещества, стирающего память, началось с того момента, как «Немезида» прорвалась сквозь красный туман, окружающий этот коварный рай.