Добыча Беркута (СИ) - Невинная Яна. Страница 8

- Ты права. Слушай, Лер, тебе не нужно все это видеть. Иди в машину, - предложил Марат, взяв в руки зажигалку и начав высекать из нее огонь.

- Нет, я должна. Я виновата во всем, - стала я настаивать, завороженно глядя на искорки, разбавляющие ночную тьму.

Вздохнув, Марат стал на меня наступать, тесня к дереву. Я уперлась в него спиной, а Марат убрал зажигалку в карман джинсов и склонился надо мной, уперев руки в ствол дерева по бокам от моей головы. Он поймал меня в ловушку, откуда я, честно говоря, уже не хотела выбираться. Уж лучше стоять рядом с Маратом, чем поджигать труп. Из двух зол всегда выбирают меньшее.

Беркутов долго смотрел на меня, изучая, как ученый диковинное животное. Наверное, я и была для него новой и неизведанной Лерой, с которой он не знал, как себя вести. Я и сама чувствовала себя иной. Прежней я точно никогда не стану. Не после сегодняшней ночи. Я знала, что презрение к себе сожрет меня заживо, но как я могла остановиться? Что я могла сделать? У меня все мысли из головы вышибало, когда Марат оказывался рядом.

Зачем он так близко? Зачем так смотрит? Почему не оставит в покое?

Ведь я не железная.

Он был все ближе, вдавливая меня в дерево, убивая молчанием. Его дыхание ласкало мою кожу. И куртка, которая согревала, стала обжигающе горячей. Захотелось снять ее немедленно. Мне все захотелось снять. С себя. С Марата. Почувствовать его. Он опередил меня, прочитал потаенные желания. Стянул куртку с моих плеч, и она упала под ноги. Я перешагнула через нее и с надрывным всхлипом повернулась к дереву лицом, сделав попытку избавиться от нереального притяжения, которое возникло между нами, разрушить это наваждение.

Но Марат прижался сзади, заключая в самый настоящий капкан. Его руки легли мне на бедра и поползли вверх, поднимая короткий подол платья. Я почувствовала, как бугор в его штанах толкается между ягодицами, и жар прошиб меня с ног до головы. Я не могла дышать, говорить, только и сделала, что закусила губу, вцепившись руками в ствол дерева, и застонала протяжно, когда Марат прикусил мне шею сзади, как он всегда делал раньше. Я должна была сказать «прекрати», просто обязана была остановить его, но, слабая и безвольная, извивалась под ласками Беркутова, чувствуя, что стала постыдно влажной.

Просто я невыносимо соскучилась по нему, тело откликнулось и вспыхнуло мгновенно. Желание порабощало разум. Я куда-то проваливалась, теряла связь с реальностью, остро реагируя на каждую ласку Марата. Он был беспощадным и жестоким, обезумевшим, не давая мне передышки. Дышал быстро и шумно, как дикий зверь, втягивая носом мой запах. Целовал в шею, губы, щеку, прикусывал кожу, стянул лиф платья и сжал груди, словно хотел их раздавить. От боли я застонала, но даже она не остановила меня. Я уже сдалась.

Беркутову не понадобилось никаких усилий, чтобы покорить меня. Ни уговоров, ни предварительных ласк. Ничего. Он просто утвердил свое право, раздвинув мне ноги и направляя в меня свой член. Жестко и бесцеремонно вторгаясь туда, куда я обещала себе его никогда больше не пускать! Я даже не поняла, как он умудрился незаметно обнажить меня для своего проникновения.

Он растягивал меня, легко скользя по влажному жаждущему лону, глубоко и с силой вонзаясь, чтобы выйти почти целиком и снова протаранить меня, а потом еще и еще, доводя нас до изнеможения. Он грубо трахал меня, крепко держа за бедра, а мне пришлось еще шире расставить ноги и выгнуться, чтобы ему было удобно.

Я рабски подчинялась Марату и ненавидела себя за это, продолжая стонать и ерзать бедрами. И желая, чтобы он никогда не заканчивал двигаться во мне. Я умоляла его об этом, а потом забилась в нескончаемом оргазме. Марат впился руками мне в лобок, вдавил пальцы в клитор и поймал ими бешеную пульсацию.

В горле пересохло, я ободрала щеку об ствол дерева, обнаженная грудь болела от соприкосновения с шершавым стволом и грубых ласк. Марат вышел из меня и быстро повернул к себе лицом, приподнимая и насаживая на член снова. Инстинктивно я обхватила его бедра своими, а руки вплела в его волосы. Было истинным блаженством снова касаться его густой, чуть влажной шевелюры. Я скучала по этому ощущению ничуть не меньше, чем по всему остальному.

Мы столкнулись губами, начав целоваться как сумасшедшие, будто хотим поглотить друг друга. Его вкус ударил мне в голову. Язык был горячим, как раскаленное железо. Его крупный набухший член был все глубже во мне, с каждым новым ударом вызывая сильные спазмы. Марат толкался в меня, все больше убыстряя ритм. Больно сжимал ягодицы, облизывал соски, втягивал их ртом и покусывал.

Напоследок он снова стал ласкать мой клитор, будто мало ему было оргазмов, которые я уже получила. Внутренние мышцы беспрестанно сжимались вокруг члена, я уже в изнеможении откинулась назад, упираясь затылком в дерево и повисая на Марате, а он все не мог насытиться. А я уже готова была молить о пощаде.

Но Беркутов измучил меня окончательно. Он замедлился, словно желая продлить наше соитие, и стал двигаться убийственно неторопливо, чтобы я прочувствовала каждую венку на его члене, познала его во всех деталях. Большим пальцем он выписывал круги на чувствительном до боли клиторе. Меня сотрясала дрожь от множественных оргазмов. Я уже больше не могла их выносить и чуть не простонала Марату в губы, чтобы он прекратил, но он сдался быстрее, чем я успела это сделать, толчками кончая в меня и утыкаясь носом мне в шею. Его горячие губы двигались вдоль нее, посылая слабые волны возбуждения по всему телу. Я плыла в эйфории, чувствуя приятную вибрацию и горячую влагу наших спаянных тел, пока не осознала, что нарушила данные себе обещания не связываться с Беркутовым. И, что еще хуже, сумасшедший секс случился рядом с убитым мною человеком, которого я собиралась хладнокровно сжечь.

Глава 4

Ехали молча. Совершенно не хотелось разговаривать. Да и я не знала, что сказать. Сидела, как оглушенная. Марат приказал мне сесть в машину после того, как жестко отымел у дерева. Я дернулась было спорить, но он повторил приказ, и его беспрекословный тон заставил меня притихнуть. Наконец Марат нарушил тишину. Я молча слушала, не смея пикнуть. Не понимала, почему так боюсь Беркутова. Но, скорее, я просто боялась саму себя. Если скажу что-то не то, еще больше засосет порочная трясина. Беркутов был как в поговорке: дай палец – всю руку оттяпает.

Поэтому я мочала и слушала. Марат сказал, что сам разберется с трупом. Сначала отвезет меня к себе в загородный дом неподалеку, потом вернется, сожжет и закопает. Смущенно оправляя платье, я потащилась в машину и села на переднее сиденье.

Я не смотрела в окно, но слышала, что происходит снаружи. Марат засыпал труп землей. Понятно, что ночью вряд ли кто обнаружит яму, но меры предосторожности не повредят. Я зажмурилась, потом открыла глаза и стала лихорадочно шарить в бардачке, в надежде найти что-то, способное меня отвлечь. Обнаружилась пачка сигарет. Было так паршиво, что не отказалась бы от долгой затяжки. Но закурить не вышло, ведь зажигалка осталась у Марата. Я вспомнила, что Марат не любит запах сигарет от девушки. Запрещал мне курить, да я и сама не хотела приобретать эту вредную привычку. Во мне не было такого сильного духа бунтарства, как у него.

Интересно, курит ли Виола? Скорее всего, нет, Марат ей по-любому это запретил. Такой диктатор, как он, не может измениться. Он любит, чтобы все жили по его правилам. Пристегнулась, усмехнувшись потаканию привычки из обычной жизни. Вся эта ситуация была до жути сюрреалистичной. Как будто в кино. Было стыдно за то облегчение, которое я почувствовала, когда Марат предложить самостоятельно решить проблему. Стыд въедался мне под кожу, становясь неотъемлемой частью. Не знаю, смогу ли от него когда-нибудь избавиться, разве что лоботомия поможет. А пока во мне запустился механизм саморазрушения…

Рассветало. Голые остовы деревьев напоминали корявых чудовищ. Казалось, они протягивают ко мне свои когтистые сухие лапы и пытаются поймать, вернуть к могиле. Мне придется до конца жизни называть убитого трупом. Покойник, мертвый, жертва – какие названия ни подбирай, обезличить его не получится. Прошло всего несколько часов с того момента, как я убила человека, а уже невыносимо устала от давящего груза на душе. Его никак не скинуть, даже если пойду в полицию и сдамся. Такие вещи не забываются.