Светолов Том 1 и Том 2 (СИ) - Лекс Эл. Страница 32

Поэтому я, потыкавшись по дверям, нашел ту, что вела в лифт, спустился к подножью «Зефира», выбрал там среди хлама что-то похожее на корпус от системного блока — легкое, но довольно объемное, и вместе с ним поднялся обратно. Почти сорвал голос, пытаясь донести до Валери, что от нее хочу, и в итоге получил простой черный маркер только после того, как написал ей сообщение через Пульс. Маркером я нарисовал на холодном металлическом корпусе несколько кривоватых окружностей, имитирующих мишень, и несколько часов подряд тренировался в раскручивании на веревке и метании в эту мишень своего ножа.

Раскручивался он хорошо. Метался тоже отлично. Втыкался в металл, как в мягкое масло.

Но все не туда, куда я пытался попасть.

Несмотря на то, что перед уходом Фиби резюмировала, что я как минимум способен за себя постоять в ноктусе и убить лоа, если тот вздумает на меня напасть, я все равно тренировался. Потому что у меня не было ни малейшей уверенности в том, что я действительно это смогу. Просто взять нож в руку и ткнуть им — это запросто, это без проблем. Проблема возникает лишь если понять, что на дистанции, на которой ты достаешь ножом — скорее всего, противник достает тебя тоже.

Поэтому я тренировался в метании своего ножа, или, как его обозвала вчера Кейра — роупдарта.

Покопавшись в глубинах памяти, я вспомнил, что однажды видел это оружие по телевизору в какой-то передаче про боевые искусства. Ну, не совсем это, но явно что-то похожее — стальную чушку на веревке, которую шаолиньские монахи раскручивали и принимались наматывать на свои конечности и тела в три-четыре слоя, после чего какими-то невероятными движениями сбрасывали моток веревки и отправляли грузик в цель. Всегда точно в цель. Они швыряли грузик с рук, с ног, с шеи, в прыжке, с разворота — как угодно. Создавалось ощущение, что оружие у них — это просто часть тела, и она подчиняется не законам физики, а воле хозяина. А раскручивают ее они просто для того, чтобы побольше энергии накопить перед ударом.

У меня не получалось даже просто попадать в цель. О том, чтобы пробовать какие-то более сложные элементы, не шло не то что речи — даже мыслей.

Да к тому же я их банально не знал.

Оставалось уповать на то, что, раскручивая свой нож перед собой на веревке, я смогу обеспечить себе безопасную зону для того, чтобы ко мне не смог приблизиться ни один лоа. Это уже будет неплохо.

С другой стороны нет вообще никаких гарантий, что лоа мною заинтересуются. Я ведь уже заражен, а, значит, с какой-то долей вероятности могу сойти для них за своего. С очень малой долей вероятности, но все же не нулевой. Наводить справки, чтобы уточнить этот процент, я не стал — вряд ли на меня после таких вопросов смотрели бы нормально.

Отвлекся я только на обед, который легко пропустил бы, если бы Валери не прислала сообщение на Пульс, сообщив, что все уже почти остыло. Сегодня была ее очередь готовить, и она порадовала наш Спектр чем-то вроде борща. По крайней мере, суп был красный, пах почти свеклой, и, хотя вместо кусков говядины, в нем плавали уже знакомые волокна мяса дафына (надо наконец узнать, кто это такой), он оказался весьма вкусным и нажористым.

Обедал я в одиночестве, потому что все уже успели поесть к тому моменту и снова разбрестись по «Зефиру». Не решившись никого доставать, я снова воспользовался Пульсом, чтобы выйти в Сеть.

И первым делом спросил, кто такой дафын.

Ответ оказался одновременно и поразительным и само собой разумеющимся. Дафын оказался крупной нелетающей птицей, которую в этом мире разводили на мясо так же, как в моем разводили кур. Правда, в отличие от кур, у дафынов практически не было крыльев — так, жалкие рудименты, — зато было целых четыре больших ноги, которые и составляли основную долю мяса в этой птице.

А еще дафыны были жутко трусливы.

В зал я решил не возвращаться и предпочел потратить оставшиеся до рейда несколько часов на отдых и восстановление сил, которые мне сегодня ой как пригодятся. Поэтому, сгрузив тарелку в посудомоечную машину, которая уже была под завязку, я отправился к себе в комнату, стараясь не думать о том, что случится, когда подойдет моя очередь готовить.

Я и в предыдущей-то жизни делал это не очень, а уж тут, из незнакомых продуктов...

Я бу с удовольствием вздремнул перед рейдом, чтобы восстановить силы, но, едва только я закрыл глаза, как мне снова начали мерещиться ночные кошмары. И одного только воспоминания о них было достаточно, чтобы стало понятно — уснуть я точно не смогу. Пришлось коротать время лежа на кровати и доставая из Сети очередные кусочки информации о мире — те, что я не успел или не смог переварить на вчерашнюю сонную голову.

Распорядок дня в «Зефире» был сдвинут относительно привычного рабочего расписания на семь часов. Основная жизнь в башне начиналась ночью — тогда, когда обычные люди видят уже пятый сон. Судя по тому, что я смог нацедить из Сети, это связано с тем, что проникнуть в ноктусы можно только ночью. То есть, проникнуть внутрь можно когда угодно, но вот оставаться там возможно только в темное время суток. Почему так — никто так и не смог понять, но факт остается фактом — никто из тех, кто остался в ноктусе после восхода солнца, оттуда уже не вышел. Что конкретно с ними произошло — неизвестно, потому что для любого наблюдателя извне ноктусы закрыты непроницаемой черной пеленой, через которые не пробиться ни глазу, ни какому-то оптическому прибору, а всячески дроны и роботы в дневном ноктусе перестают работать. Они и в ночном-то работают через два раза на третий, и никто не может разобраться почему — схемы просто горят через раз и поэтому все цепи дублируют-передублируют, только чтобы боты работали. Потому что без ботов в ноктусе становится намного сложнее. Особенно тем, кто не принадлежит к корпорациям.

Формально, корпоративные мотыльки имеют прямое указание уничтожать любых гражданских, встреченных на территории ноктусов. На практике же они специально этим не занимаются и при помощи дронов, по одному на каждого, отслеживают только перемещения ТТ — тварей темноты, лоа и рангонов. Светлячкам, вроде моего Спектра, в этом плане сложнее — им приходится отслеживать не только ТТ, но и самих мотыльков. В основном, спасает то, что рейды мотыльков и светлячков за астриумом нечасто совпадают по времени. Ну, и, конечно, то, что полномасштабную охоту никто не открывает и на походы фактически гражданских на запретную территорию смотрят сквозь пальцы. Руководство корпораций пыталось закручивать гайки и давить в зародыше конкуренцию в виде черного рынка астриума, но в итоге уперлись в то, что у них банально не хватает оперативников на такую масштабную операцию, и в итоге обошлись указанием уничтожать любого встречного.

Указанием, которое в большинстве случаев просто игнорируется.

Наверное, легко указывать цели, сидя где-то там в корпоративных небоскребах. Намного сложнее ловить эти цели в прорези целиков и выжимать спуск, зная, чем это закончится. Вряд ли среди молодых девчонок и изредка, — парней, составляющих костяк мотыльков, — хладнокровное убийство было в порядке вещей. Безусловно, в каждом стаде найдется паршивая овца, да не одна, но большинство мотыльков вопреки прямому приказу не стремятся убивать пойманных в ноктусах светлячков.

Я бы на их месте тоже не стал.

Я совершенно потерял счет времени, и не узнал бы о том, что уже пора собираться, если бы Валери не прислала короткое сообщение на Пульс — «Собираемся». Это было настолько не похоже на вечную болтушку Валери, которая задает вопросы быстрее, чем получает на них ответы, что я сначала даже не понял, что сообщение прислала именно она. Только секунду спустя пришло осознание, что больше никто и не мог мне написать — я до сих пор не обменялся контактами ни с кем, кроме самой Валери.

Я спустил ноги с кровати и вышел в коридор, к своему шкафчику, возле которого висела моя рейдовая одежда.

Остальные уже были тут — переодевались. Девчонки без стеснения скидывали с себя обычную одежду, напяливая широкие балахоны и штаны, расписанные желтыми и розовыми пятнами. Причем среди них не было двух одинаковых, словно девочки расписывали свою рейдовку сами, взяв баллоны с краской и разложив одежду по полу.