Временная мама для дочери соседа (СИ) - Кейн Лея. Страница 6

Одного ее дерзкого взгляда хватает, чтобы почувствовать себя до костей обглоданным.

— Царев, что мне мешает просто расцарапать тебе физиономию?

— Бусинка тебя не простит.

Она сурово поджимает губы, отлипает от стены и тычет мне пальцем в грудь.

— Учти, если завтра не вернешь мне Валеру, я всему Китаю расскажу, какой ты кретин!

Убирает телефон в сумочку, согнутым пальцем подтирает под глазами и приподнимает уголки рта:

— Ну что, любовь моя, идем к столу. Гости нас, наверное, заждались.

Хватает меня под руку и резко тянет обратно в зал, эффектно цокая каблуками по мрамору и привлекая к нам всеобщее внимание.

— Лиза, не так же пафосно, — фыркаю ей на ухо. — Ты переигрываешь.

— Я сейчас еще и накидаюсь, Царев.

— Только попробуй.

— Попробую. А ты попробуй меня остановить.

Глава 6. Лиза

Горло сводит судорогой. Царев не просто сорвал мое свидание. Он разрушил мою жизнь. Вернуть Валеру после такого будет очень проблематично. Мужчина с образцовым самообладанием и стальными нервами только в худшем случае написал бы мне такую гадость.

Переживаю. О чем он сейчас думает? Чем занимается? Вдруг глупостей натворит. Я себя никогда не прощу за этот удар. Хотя от его срыва тоже обидно. Даже не позволил объясниться.

— Улыбайся, Лиза, — твердит мне Царев, усаживая за стол, ломящийся от блюд.

Но у меня создается впечатление, что основное блюдо сегодня я. Китайские партнеры моего «мужа» глазами меня пожирают. Будто я единственная женщина в зале. А ведь брюнетка за нашим столом куда эффектнее. Ее-то я и видела пару раз в гостях у Царева. Лучше бы он ее представил своей женой.

— Поразительное сходство, — улыбается нам китайский переводчик.

Марьяна не теряется. Спрыгивает с колен того самого дяди Рубена и бежит ко мне. Очень артистично играет роль моей дочурки. Мамочкой называет, в щеку чмокает, ручками душит.

— А вы и правда похожи, — хмыкает Царев. — Почему я раньше этого не замечал?

— Милый, ты у меня такой шутник, — лью ему в уши, взглядом испепеляя.

Впрочем, не я одна жажду вытрясти из Царева душу. Его роковая подружка тоже довольно опасно держит в руке столовый нож. Чувствую, ему тоже придется несладко на личном фронте. Бои ожидаются тяжелые.

Официантка в светлом шелковом ханьфу и гребнем в волосах предлагает гостям выпить какое-то байцзю. Но те мотают головами, прося русской водки.

— О, пошла жара, — усмехаюсь я, одной рукой прижимая к себе новоиспеченную дочь, другой подкладывая ей на тарелку закуски, которые она тут же сметает.

Пока байцзю меняется на водку, передо мной появляется администратор ресторана, протягивая Марьяне плюшевого зайчика.

— Подарок за счет заведения, — поясняет с любезной улыбкой.

— Слава небесам, у нашей дочери появилась ее первая игрушка. — Укалываю Царева взглядом.

Хотя нет, не укалываю, на куски пластаю. Что это за папаша такой, у которого ребенок в ванне купается с флаконами из-под его геля? Должен же он понимать, что есть вещи незаменимые, а время летит — не догонишь. Нельзя воровать у Марьяны детство.

За столом шумно. Китайцы обсуждают с компаньонами Царева прошедший день, а он все равно напрягается. Ловит паранойю.

— Не дерзи мне, Лиза, — бормочет, чуть склонившись. — У них переводчик не дремлет.

— Тебе же выгоднее. Сжалятся над голодранцем, подпишут контракт, чтобы ты смог позволить купить ребенку игрушку.

Видимо, я говорю это слишком громко, потому что за столом повисает тишина, после которой переводчик открывает рот перемолоть мое заявление.

— Рубен Давидович, может, тост? — оживает Царев, опуская свою пятерню на мое бедро и впиваясь в него в качестве наказания за мой длинный язык.

— Лапу убери, — шиплю ему. — Девушка, и мне налейте! — прошу официантку, пока Рубен Давидович произносит длиннющий армянский тост.

Мужские пальцы окончательно наглеют, будто мое бедро уже их родное.

— Соку, — уточняет Царев, убирая от меня стопку и двигая официантке мой стакан. — Лиза, веди себя прилично.

— Ты лезешь мне под платье и просишь о приличиях?

Он чуть отодвигается назад и опускает глаза вниз. Его пальцы и правда находятся в сантиметре от края платья. Еще немного — коснутся моей кожи. А я не привыкла, чтобы меня щупали посторонние мужики. Могу и стол перевернуть в порыве неконтролируемой ярости.

— Пардон, — ухмыляется он, медленно отнимая от меня свою горяченную ладонь. — Симпатичное платьице. По магазинам с Бусинкой таскалась?

— Таскался весь день где-то ты, — ворчу, взглядом просверливая дыру у него промеж глаз.

Китайцы и Рубен Давидович радостно проглатывают по пятьдесят граммов ядреной беленькой. Царев лишь делает вид, незаметно выплеснув свою порцию в стакан с водой и предусмотрительно отодвинув его от меня подальше. Совсем не позволяет горе запить. Заставляет без анестезии страдать. Говнюк бесчувственный.

Наевшаяся Марьяна слезает с моих колен, и по моим ногам бегут мурашки. Онемели, пока кормила дочку. Материнство — тяжкий труд. Цареву вовек со мной не расплатиться.

— Мамочка, можно я пойду поиграю? — спрашивает она, указывая на игровую зону, где резвятся дети других посетителей.

Я вопросительно смотрю на Царева. Чему он учит дочь? Врать с малых лет? Явно же у ребенка есть опыт подобных фокусов, раз она моментально вживается в роль?

— Да, солнышко, конечно.

Она тянет ручки вверх. Склоняюсь. Целуемся с ней в щечки. И она убегает, прихватив зайчика.

Наши с Царевым взгляды снова сталкиваются лбами. Ему явно смешно. А меня раздирает от желания влепить ему пощечину. Штук десять с каждой стороны.

— Константин, — бормочет придвинувшийся к нему Рубен Давидович, пока их брюнетка отвлекает китайцев разговорами, — гости сомневаются. Болтают между собой, что вы в разводе. Колец нет. Спорите. Спасай положение. Разоримся.

Царев нервно скребет бровь. Неужели думал, что я у него на шее повисну, доказывая безоглядную супружескую любовь до гроба? Я эти эмоции для Валеры припасла и распаковывать заветный чемоданчик не собираюсь.

— Лиза, пойдем проветримся, — зовет меня, вставая из-за стола.

О, неужели?

Воздух — как раз то, чего мне сейчас остро не хватает.

Он пытается обнять меня за талию, но я пресекаю поползновение его ручищи.

— Даже не думай, — угрожаю сквозь зубы.

Выходим с ним из ресторана и отдаляемся от дверей. В полумрак двора. Ночь теплая и свежая. Потрясающая. Гулять бы сейчас с Валерой по набережной. Держась за руки. Кольцо на пальце. В голове градус вина. За спиной крылья. А вместо этого я терплю Царева, который только дает обещания. Выполнять их он не спешит.

— Лиза, мы же договорились…

— Ты мне что-то предъявляешь? Я согласилась притвориться твоей женой. По-моему, у меня отлично получается. Как раз такой неврастеничкой и будет твоя несчастная будущая жена. Ты же любую до срыва доведешь…

Пока жестикулирую в состоянии аффекта, китайцы тоже выходят из ресторана. Веселые. Довольные. То ли подышать, то ли покурить. Неважно. Паршиво, что они замечают нас, а Царев не придумывает ничего действеннее, как у них на глазах притянуть меня к себе и бесстыдно, самоуверенно и порывисто поцеловать.

Шок. Обессиливающий, притупляющий и порабощающий.

Я висну в железных мужских объятиях. Раскатанная в лепешку его властью и энергетикой завоевателя. Ноги немеют. По позвоночнику течет приятное тепло. Острые углы скверных мыслей сглаживаются. Становятся обтекаемыми.

Царев меня покоряет. Заставляет утонуть в эйфории от впечатляющих ощущений. Будоражит фантазию. Задевает сокровенные точки джи моих желаний.

Никогда в жизни никто не целовал меня ТАК!

Страсть. Безрассудство. Чувственность. Они раздавливают время своим весом. Хоронят все прошлые поцелуи, выбивая из головы даже воспоминания о Валере. А ведь до этой минуты он казался мне богом. В постели и вообще. Видимо, я поспешила с умозаключениями. Царев однозначно целуется круче!