48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория. Страница 46

— Как зовут твоего отца?

Ник прищуривается, ожидая. Словно заранее знает ответ на свой вопрос. Рейвен смотрит прямо ему в глаза, а потом произносит медленно, отделяя каждое слово: — Альфред Аластер Торн.

Сердце ухает вниз. А потом оглушает понимание. Словно запертая до этого дверь, наконец открывается, и изнутри начинают сыпаться ответы. Но сыпаться беспорядочно, каждой новой порцией только умножая череду вопросов. «Мужчина, что помог мне в лаборатории. Низкий рост. Черные волосы. А ведь они с Рейвен и правда похожи». Эта мысль давно крутилась в голове, но я не могла сложить одно и другое вместе.

— Самодовольный говнюк, — развалившись на диване, выкашливает Артур, держась за голову.

— Продолжай, — командует Ник.

Видно, как его тон задевает девушку. Она упрямо задирает подбородок, не признавая своего положения, но послушно выполняет приказ: — Мне было тринадцать, когда Вальтер, вернее, доктор Хейз, возглавил проект по изучению нейронных связей. До этого он работал врачом в госпитале при лаборатории. Именно тогда они с Максфилдом разработали программу для солдат, побывавших в горячих точках. Хотели найти способ избавить их от травмирующих воспоминаний. Я провела в больнице год. Хейз смог вылечить мои галлюцинации, но обнаружил в них новый источник для своей исследовательской работы. Тогда и появилось Эхо.

— Ближе к сути, — вмешивается Джесс. — Что там за чертовщина с памятью?

Рей усмехается.

— Как обычно, Лавант. Мимо сути глядишь. Как думаешь, что будет, если внезапно стереть человеку воспоминания? — обращается она внезапно ко мне.

Я оглядываюсь на остальных в поисках поддержки. — Как минимум для него это будет шоком. Ему захочется узнать, что произошло.

Рейвен изображает умиление, глядя на Джесса. — Видишь, даже принцесса мысль улавливает. Не то, что ты, идиот. — Она меняет позу и, закинув ногу на ногу, продолжает: — В этом и есть вся простота идеи Максфилда и одновременно её гениальность. Доверие — ненадежная штука. Есть миссии, о которых никто не должен знать. А полковник не привык на людей полагаться. Маскировка под Эхо была так себе планом, но оказалась неплохим прикрытием, ведь вороны Коракса изначально принимают правила игры. С первым погружением в Эхо им намеренно стирают память. А потом, через пару загрузок, их мозг становится похож на луковицу, которая сама не знает, сколько в ней слоев. Один провал в памяти накладывается на другой, его перекрывает третий, и спустя год жизнь между «сегодня» и тем, что записано в дневнике, становится нормой. Одним белым пятном больше, одним меньше…

— И полковник уже без Эхо может стирать из головы все, что ему заблагорассудится, — договаривает за нее Ник.

— Именно так, — поднимает брови Рейвен.

— Почему ты молчала? — уже без стеснения спрашиваю я.

Девушка пожимает плечами.

— А что изменилось бы? Твой командир все равно не собирается мне помогать.

— Ты знаешь мое мнение, — отрезает Ник.

Я бросаю взгляд, полный непонимания в его сторону, и он поясняет: — Чтобы продемонстрировать возможности Эхо на суде нужны минимум двое.

— Я обнародую эту информацию, с тобой или без. Много лет Максфилд дурачил министерство побочными эффектами от программы, на деле же за этим стояла лишь его жадность и амбиции. А еще десятки грязных махинаций в миллионы фунтов, о которых ни Гилмор, ни другие члены совета даже не догадываются.

Рей глядит на Шона, взывая о поддержке, словно умоляя встать на ее сторону. Рид произносит: — Но тогда твой отец отправится под трибунал следом за полковником.

— Значит, пусть будет так, — совершенно спокойно отвечает девушка.

— А Хейз?

— Он станет свободным.

— Уверена, что он этого хочет?

— Он хотел выкупить мне свободу, а я выбираю спасти его.

— От чего? — смеется Ник. — Его никто взаперти не держит. Открой глаза, если бы он хотел уйти, уже давно бы смылся.

— Тебе ли не знать, как «просто» избавиться от Коракса, — огрызается Рей.

— Но почему после окончания лечения ты просто не ушла? — не сдерживаюсь я. — А как же твой отец? Почему он тебе не помог?

Рей морщится.

— После того, как лечение закончилось, я собиралась. У Коракса на тот момент уже было мое имя, мое Эхо и проект Фантома, хоть и не работающий как следует, но всё же… Вот только Максфилд не хотел останавливать исследования. Однажды он пришел в мою комнату и присел рядом.

«Все нормально?» — спросил он и так по-отечески положил руку на мое плечо. Когда надо, сукин сын умеет изображать заботливого папашу. Я кивнула, потому что была искренне ему благодарна. Я знала: держать меня взаперти больше нет необходимости и уже начала даже вещи складывать. «Рейвен, — обратился он мягко. — Мы ведь помогли тебе, неужели ты не хочешь в ответ нам помочь?» Как я могла отказаться? Я ведь была обязана ему жизнью. И я согласилась. Сначала на шесть месяцев, затем программу продлили еще на три. А потом пролетел год.

«Разве я не вернула долг?» — изо дня в день думала я, пока не решилась наконец разорвать этот порочный круг. Дождавшись приезда полковника, я зашла в его кабинет, чтобы сказать, что уезжаю. В тот день он поставил мне то же условие, что и всем парням, хоть раз переступившим порог Коракса.

— Стереть воспоминания, — договаривает Ник.

Рейвен кивает: — Или работать в проекте дальше. Но добровольно заперев себя внутри Третьей Лаборатории. И я осталась.

Арт, цокнув, качает головой: — Чокнутая…

— Влюбленная, — саркастично исправляет Джесс.

Лицо Рейвен кривится, когда она поворачивается на звук его голоса. А я неожиданно чувствую к девушке жалость. Она не хотела забывать тех, кто стал ей дорог. Не хотела забывать Хейза. А Торн не мог ей ни в чем помочь. А может, не захотел. Одно я знаю точно — его слово никогда не встало бы против решения отца.

Ник усмехается, принимаясь барабанить пальцами по колену. — И тогда наш доблестный доктор Хейз решил немного помочь своей любимой воспитаннице, собрав страховочный багаж, чтобы старика Максфилда было чем шантажировать. Вот откуда на диске сведения о проекте. Я прав? — Судя по голосу, его терпение начало стираться, как наждачная бумага. — Это риторический вопрос, можешь не отвечать. И тогда вам понадобился тот, кто провернет всю заварушку и вытащит тебя из Коракса так, словно это и не твоя идея вовсе, а заодно сам подставится под удар. И вы нашли меня.

Рей тяжело вдыхает: — Это должен был сделать Тайлер. Взамен я обучала его Фантому. У нас был уговор, но…

— …он погиб не вовремя? — подсказывает Ник. — И тогда ты решила, какая, в целом, разница? Я или он.

Джесс, щёлкнув затвором, убирает оружие за пояс.

— Ты в одном ошибаешься, — сурово добавляет он. — Хейз не дурак и уж точно знал, что тебя невозможно уговорить или заставить. Нужно было, чтобы ты поверил в то, что побег — твоя идея, в таком случае сделал бы все необходимое и без подсказок.

Всего пара секунд требуется Нику, чтобы понять значение слов брата. Ник стал расходным материалом, и вряд ли для него найдется большее оскорбление, чем признать, что в игре, которую он все это время вел, на самом деле был не королем, а чьей-то пешкой.

— Поздравляю брат, ты отыграл точно по нотам.

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Всё, начиная с первой встречи в лаборатории и заканчивая отчаянным желанием Рей вернуть Нику его способности, оказалось продиктованным личными мотивами девушки.

Джесс продолжает:

— Но ты решила переиграть и своего доктора, избавившись от Коракса под корень. Опять чужими руками. И когда Ник отказался, просто подставила нас, сдав людям своего отца на вокзале.

— Я этого не делала. Не предавала вас.

Взгляд, который Ник мимолетно на нее бросает, способен напугать до чертиков. Его самолюбие задето сильнее, чем он это демонстрирует, и я точно знаю — такие, как Николас Лавант, не прощают предательства. А такие, как Рейвен Торн, никогда не опустятся до того, чтобы просить прощения.