Муж в наказание-2. Свобода любой ценой (СИ) - Лорен Лена. Страница 8
Секунды мне хватает на то, чтобы принять, как мне кажется, единственное правильное решение — бежать без оглядки, если на то дают волю.
5. Счастливая цифра
Всё, что сказал Рифат — очередная попытка дезориентировать меня. Это обычная уловка, чтобы спутать карты, отвести от себя подозрения и обелить своё имя. Он желает выставить себя благородным и справедливым, а на самом деле ничем не отличается от Элмасов. Он тот же монстр, только носит другую фамилию.
Чалык и Элмас.
Две разных семьи, два одинаково непримиримых соперника. Две воюющих стороны, два противоборствующих клана. Они затеяли войну, от которой страдают все вокруг: собственные дети, внуки, я, в конце концов.
Каждый из них мнит себя вершителем судеб. Каждый из них готов пойти на любые жертвы во имя своего величия, ради того, чтобы доказать свою правоту, но правда в том, что доказывать её некому, кроме как себе самому. У каждого из них руки по локоть в крови, но каждый из них в равной степени несчастлив, каждый из них одинаково грешен.
Пусть уж лучше меня ждёт скитание по улицам и тоска по родине, но я не стану влачить своё жалкое существование в месте, где меня считают разменной монетой. Я не желаю участвовать в войне, в которой не будет ни победивших, ни проигравших, потому что нет ей ни конца, ни края.
Оказавшись в своей спальне, я залетаю в гардеробную. Падаю на колени рядом с сейфом, стоявшим на полу. Открываю его и нахожу в нём свои поддельные документы, завёрнутые в целлофановый пакетик. Как раз в этот момент на лицо падает блик, отбрасывающийся от бриллиантовых серёжек. Не так давно Рифат подарил мне их. За них можно было бы выручить неплохую сумму, если получится заложить в ломбард. Деньги мне в любом случае понадобятся, поэтому я не раздумывая отправляю серьги в пакетик.
Поднимаюсь на ноги, выдвигаю дверцу огромного шкафа со всяким ненужным дизанейрским барахлом и рыскаю на нижней полке, чтобы отыскать там подходящую сумку, куда можно будет сложить кое-какие тёплые вещи.
Ночи в Стамбуле сейчас холодные. Неизвестно сколько времени уйдёт у меня на то, чтобы отыскать себе подходящий угол, где я смогу укрыться от всех злых глаз. Я ведь даже не уверена в том, что мне удастся найти его, но это сейчас не столь важно. Главное — не забывать, что повсюду могут быть расставлены ловушки, как, например, в посольстве.
Помнится, Эмир говорил, что у Каплана имеются там связи, а значит туда мне дорога закрыта. На границе тоже ждать ничего хорошего не приходится. Единственный выход — затеряться среди местных жителей, слиться с их многочисленной массой, благо большой город позволяет.
Под грудой различного хлама я вдруг натыкаюсь на ту самую сумку, с которой и начался мой персональный ад.
Нервный холодок пробегает по спине, когда я беру её в руки. С излишней предосторожностью, словно внутри заложена тикающая бомба.
Я совсем забыла про неё.
В памяти всплывает тот момент, когда меня госпитализировали в больницу с угрозой выкидыша. Я не выпускала из рук эту злосчастную сумку, прижимая её к себе как священный крест. Помню, что она была со мной всё то продолжительное время, пока я лежала на сохранении. Она была при мне, когда я оказалась в стенах дома Рифата. О ней Эмир сегодня и расспрашивал, когда прижал меня к стенке.
Я заглядывала в неё, но это было всего лишь раз. Больше не имело смысла, поскольку она представляла из себя не более, чем пустышку. Она оказалась такой же пустой, как и я сама. Не было внутри никаких трёх вещей, о которых твердил Эмир. Даже тут он солгал мне.
Из всех прочих я выбираю именно эту самую сумку. Раскрываю внутренний кармашек, чтобы переложить туда документы с драгоценными побрякушками. Проверяя глубину кармана, я нащупываю что-то странное. На самом дне, под подкладкой. Цепенею, ощупывая какой-то прямоугольный предмет. По всем соображениям его там быть не должно. Если только кто-то не запрятал его туда специально.
В душу закрадывается необъяснимая тревога. От дурного предчувствия сердце сжимается невольно.
"Почему я раньше не додумалась проверить под подкладкой?" — единственная мысль, которая долбит сейчас по моим вискам, наряду с болезненным ритмом участившегося пульса.
Выравниваю дыхание, пытаюсь умерить лишнее волнение, чтобы не вызывать подозрений у тех, кто в данную минуту может шпионить за мной по камерам.
Подняв голову, я обращаю взгляд на мигающий красный огонёк, хватаю сумку и выхожу из гардеробной. Миную спальню, забегаю в ванную комнату и плотно запечатываю за собой дверь. В поисках маникюрных ножниц я распахиваю дверцы шкафчика над раковиной. Перерыв все полочки, в результате нахожу их.
На пол присаживаюсь и выворачиваю подкладку сумки наружу, чтобы распороть её. Делаю небольшой надрез на достаточно плотном материале, руку в образовавшееся отверстие просовываю и нащупываю на дне твёрдый предмет, похожий на...
Телефон?
Первые пару минут я просто смотрю на него. Неподвижным взглядом своим гипнотизирую, пытаясь понять логику Эмира.
Намереваюсь включить его: тыкаю по всем имеющимся кнопкам, нажимаю на экран, а он не реагирует никак. Возможно, разрядился от столь длительного томления.
Снова к сумке возвращаюсь. Судорожно шарю по дну, чуть ли с головой внутрь не ныряю, но я не нахожу там зарядного устройства. Зато обнаруживаю батарейку отдельно от телефона.
Больше в сумке ничего нет.
Я всю её изрезала на части, но третью вещь так и не нашла.
Ничего не пойму. Голова вот-вот треснет...
Три.
Эмир говорил о трёх вещах.
Каковая вероятность, что сумка и есть та самая третья вещь?
Допустим, но зачем мне всё это. Каким образом это могло помочь мне?
Или Эмир хотел поддерживать со мной связь после того, как попытался меня уничтожить? Скучными вечерами созваниваться, чтобы поинтересоваться не подохла ли я здесь без него?
Ненавижу!
Снова злость во мне просыпается, ненависть душит меня, наступая на горло, пока я не гоню прочь все воспоминания того ужасного вечера.
Раз теперь у меня появилась возможность связаться с внешним миром, я решаю позвонить сводной сестре. Только ей я теперь могу довериться.
Проверяю все видимые отверстия в телефоне на наличие жучков и прослушек, как учил меня Эмир. Снимаю крышку с телефона для того, чтобы вставить батарею.
В этот момент из телефона вываливается и падает на мой живот аккуратно сложенный бумажный квадратик.
При виде его я перестаю дышать. С замиранием сердца разворачиваю крохотный листочек, боясь случайно порвать его.
— Три, — выдыхаю я, когда на бумаге вижу цифру, аккуратно выведенную гелиевой ручкой, а под ней надпись на русском: "Ты поймёшь, что с этим делать. По-другому я не мог. Прости, Диана. Э. Э.".
Но я не понимаю...
Если записка и есть та ключевая третья вещь, то зачем понадобились все эти сложности? Почему нельзя было просто сказать мне как есть?
Перечитываю надпись, затем ещё раз и ещё, желая разгадать её скрытый смысл, в итоге сминаю записку в комок и бросаю на пол.
Верчу в руках телефон, жду пока он полностью прогрузится. Тем временем на экране заставки я снова наблюдаю "тройку". Раньше на её месте была обычная приветственная надпись.
Три, три, три...
"Три — счастливая цифра. Она указывает на то, что нет ничего невозможного", — вертятся на языке слова Эмира и тут мою голову буквально прошибает озарение.
Ну, конечно... ТРИ! Ни один, ни два, а три... Поэтому о ней никому не следовало знать, поэтому Шах был вынужден скрывать свой брак...
Быстро включаю числовую панель и вместо того, чтобы позвонить сестре, я трясущимися пальцами нажимаю на цифру три.
Пульс стучит в висках настолько громко, что он практически заглушает собой длинные гудки, доносящиеся до моего слуха.