Лапочка для Демона (СИ) - Зайцева Мария. Страница 5

— Работать? воодушевляюсь я, не веря ушам своим. Работа! Это же хорошо! Хорошо! и начинаю торопливо перечислять сферы, где могу быть полезна, я рисовать умею, не только шить! И еще… Не боюсь никакого труда! Если надо, буду прибираться, и на кухне… Подсобной рабочей… Но, конечно, больше пользы будет, если найдется работа по моим основным умениям, рисованию, дизайну, мой дизайн всегда очень.

— Я безумно рад. Серьезно перебивает поток бреда мужчина, и я замолкаю растерянно.

Здоровые парни за его спиной посмеиваются.

— А что за работа? что-то нехорошее щемит внутри.

Не может же быть… Да ну нет. Бред. Сейчас, в современном мире, всегда есть возможность применить свои умения, а всякие страшилки про продажу органов, там… Или… Или еще что-то… Это не может быть так просто. Так явно. Это.

— Творческая работа, успокаивает меня мужчина, и его улыбка перестает быть такой натянутой и неестественной. По твоему профилю как раз. Мы посмотрели твое… Как. Это называется? Портфолио, да?

— Да! опять оживляюсь я, чувствуя, как в груди перестает щемить от ужаса. И даже надежда появляется. Портфолио смотрели! Конечно! Подготовились! Если необходимо, у меня еще дополнительные материалы.

— К сожалению, в городе ничего для тебя нет, мы едем в Москву, опять перебивает он меня.

А затем добавляет значительно:

— Ирина Анатольевна, такой шанс у вас отработать всю сумму, не упустите.

— Я… я согласна, конечно, Но хотелось бы подробнее… Я все же стараюсь до конца понять, что мне предлагают, хотя получается слабо. В голове бедлам полный, мысли скачут от опасения, что. Это ловушка, до невероятной надежды, что. Это все же мой шанс, мой единственный шанс выбраться! И где я буду жить в Москве?

— Фирма предоставляет жилье, также питание. К сожалению, ваша зарплата пойдет в счет погашения долга.

— Да, да, я понимаю.

— Но мы уезжаем сегодня.

Повисает пауза.

Они смотрят на меня. Парни с совершенно тупыми, бессмысленными лицами жуют жвачку.

Виктор Евгеньевич печально улыбается.

— И… Договор же? Да? Трудовой… И поподробнее про саму специфику… Дизайн? голова отказалась работать еще вчера. В ушах шум, никакой ясности, Но тем не менее, все-таки пытаюсь продавить, узнать хоть что-то.

От недосыпа чувствую сильную слабость, он недоедания трясутся руки.

— Я же сказал, работа творческая… Все по приезду. Собирайтесь.

— А надолго?

— Смотря, как работать будете. Может, пару месяцев… Возьмите вещи, самое главное документы.

Я киваю, бегу собирать вещи.

Мужчины, не снимая обуви, распространяются по квартире. Слышу, как Виктор Евгеньевич шипит на своих подчиненных: «Ничего не трогать».

Правильно, квартира же не моя. Они думают, я снимаю.

В спортивную сумку отправляю пару трусиков, сменный спортивный костюм и теплый свитер. Расческу беру. Пока завязываю кроссовки в прихожей, Виктор Евгеньевич проверяет мой паспорт, отдает мне обратно.

Это почему-то успокаивает. Они не собираются забирать мои документы. Ну конечно, зачем они им?

Без сопротивления выхожу из квартиры. Виктор Евгеньевич закрывает дверь. Ключ кидает в почтовый ящик на первом этаже. Мы выходим в прохладный осенний день.

Двое здоровых парней зажимают меня между собой, и я иду как на эшафот, растерянно поникнув головой.

Усаживаемся в черный огромный внедорожник и выезжаем со двора.

Тихо. Пахнет кофе и немного сигаретами.

Мимо проносятся привычные с детства улицы, люди ходят… Мы с Ладой столько времени провели здесь.

Гуляли с коляской, потом за руку с Богданчиком… Надо все же им позвонить. Предупредить, что я работу нашла.

Беру в руки телефон, и в этот момент желудок начинает урчать на всю машину, громко-громко.

Ужасно стыдно! Краснею, прячу взгляд, изо всех сил уговаривая проклятый организм угомониться!

— Ирина, хотите есть? начальник смотрит на меня по-доброму, как на ребенка. И. Это участие неожиданно подкупает.

Я торопливо киваю.

Очень хочу. Очень.

Он щелкает пальцем. Один из парней достает из багажника черный рюкзак. Подает мне термос. Сам помогает открыть крышку.

Ударяет в нос невероятный аромат тушеной картошки. Я чуть сознание не теряю.

Откладываю телефон. Потом наберу, когда поем.

Уже понятно, что ничего плохого мне не сделают. Надо же, картошка… С мясом, Господи!

Мне в руки вкладывают пластиковую ложку.

Благодарю и начинаю есть.

Боже… Это самое вкусное, что я вообще в своей жизни пробовала!

Мне так хорошо в этот момент, что буквально с трех ложек морит в сон от невероятной сытости.

— Спасибо, еще раз, почему-то шепотом благодарю я, ищу телефон, чтоб набрать Ладе, и не нахожу.

Руки почему-то не слушаются, Но я упорно обшариваю сиденье, гадая, куда он мог завалиться.

Виктор Евгеньевич с переднего сиденья внимательно наблюдает за моими действиями. Поднимаю голову и ловлю его взгляд.

И ужасаюсь. В нем нет и капли того добродушного участия, что было буквально пару минут назад, когда он предлагал мне термос с едой.

Нет. Он разглядывает меня, как подопытного зверька, которому уже вкололи смертельную дозу какого-нибудь экспериментального лекарства, и теперь просто фиксируют данные.

Приходит осознание ситуации, но, как всегда в моем случае, поздно.

Телефон я не найду.

И паспорт при мне совсем ненадолго, скорее всего.

В голове мутно, все плывет. Поворачиваюсь, смотрю на проплывающий мимо родной город.

Мне бы закричать, стекло разбить.

Но сил нет. Совершенно.

Я так и отключаюсь, запомнив лишь рыбьи глаза Виктора Евгеньевича, равнодушно изучающего мое испуганное лицо.

3. Полусон-полуявь

Улыбаюсь растерянно, словно со стороны отмечая происходящее со мной. Странное ощущение двойственности.

Может, Это вообще сон? Было бы легче, настолько легче!

Кошмар снится про долг, бандитов и уплывающий за окном родной город.

Можно же заснуть во сне? Вот я и заснула… И проснулась… Тут.

Сознание слоится, двоится, троится… И я тону в этом.

Страшно? Наверно, все же нет.

Просто… Странно.

У меня такое было после пожара, в котором пострадала наша с мамой квартира.

Ощущение того, что я не здесь. Что происходящее игра воображения, и сейчас я проснусь.

И все будет хорошо.

Мне дают попить, потом сильно шлепают по щеке.

Я вытираю слезы и поджимаю губы. Реальность странная.

Помещение не очень большое, Но переполненное народом. Девушками, женщинами.

Они все бегают, ходят, разговаривают, одеваются, раздеваются, едят, пьют, кто-то пьет таблетки. Кто-то… Не таблетки.

Меня сюда привел два часа назад Виктор Евгеньевич и сдал с рук на руки красивой высокой блондинке. Норе.

Она здесь не то, чтоб за главную, Но надо мной шефство принимает.

Быстро инструктирует, что надо делать и что говорить. И чего не надо делать и говорить.

Например, надо улыбаться и не надо много болтать. Только если клиент попросит. А они обычно не просят.

Я не спрашиваю, что за клиент. Еще в машине, прежде чем уснуть неприятным медикаментозным сном, успела понять, во что вляпалась.

Наверно, мне еще повезло?

По крайней мере, толстая деваха, делающая мне депиляцию, потому что «клиенты любят гладких девочек», считает именно так.

Могли бы отправить в другое место. Например, в публичный дом. Или на улицу. Хотя, первое страшнее намного. По крайней мере, по словам мастера по депиляции.

Меня оставили здесь, в дорогом клубе. И, если я не буду дурой, то быстренько найду себе папика и свалю отсюда.

Я хочу ей сказать, что поздно, потому что я уже дура. Абсолютная.

Папика мне найти не дадут.

Но молчу.

Хватит, наговорилась.

Лекарства, которые мне дали, уже не действуют. Девчонки предлагают еще, я сначала отказываюсь.

Слишком тяжелый отходняк. Я до сих пор до конца не понимаю, где сон, а где явь.