Исчезнувшая невеста - Картленд Барбара. Страница 7

В этом таинственном на вид здании было что-то, вызывающее самый бурный полет фантазии – тем более у людей, привыкших верить в привидения, черную магию и прочую чушь.

Сам герцог не особенно увлекался богатой кельтской мифологией – всеми этими великанами, ведьмами, непобедимыми воинами, озерными чудовищами, вещими птицами, говорящими камнями и поющими деревьями.

На Юге, где почти все знакомые герцога думали только о своем удовольствии, о любой вере принято было говорить со снисходительной усмешкой.

Положение обязывало короля посещать церковную службу, но герцог и его приятели проводили воскресенье так же шумно и беззаботно, как и все остальные дни.

До замка оставалось около мили, когда мистер Данблейн остановил коня.

– Здесь, – произнес он, понизив голос, – все, кроме вас, сойдут с коней.

– Почему? – удивился герцог.

– Килкрейг, как и ваш отец, весьма привержен традициям.

Герцог собирался послать Килкрейга ко всем чертям, но вовремя вспомнил, что едет сюда для примирения. Глупо злить старика еще до начала встречи.

– Делайте, как знаете, Данблейн, – коротко ответил он и поскакал вперед.

Однако он заметил, что лошади оруженосцев остались на попечение нескольких конюхов, а сами мужчины пошли вслед за ним пешком.

Впереди всех шел Данблейн – неизменный телохранитель вождя. Рядом с ним должны были идти родичи, но Джейми был слишком мал, а Торквил томился в какой-нибудь из мрачных башен замка.

Следом занимал свое место бард – старик, которого герцог помнил еще со времен отца.

Должность барда передавалась по наследству вместе с земельным наделом. У горцев не было письменной истории – память о человеке и его добрая слава держались только на устном мастерстве барда.

«Интересно, – подумал герцог, – что скажут после смерти обо мне?» Впрочем, едва ли его поведение вдохновит барда на героическую песнь.

Следом за бардом шествовал волынщик. Сейчас он заиграл боевой марш клана Макнарнов – мелодию, под которую Макнарны шли и в бой, и, когда приходил срок, отправлялись на родовое кладбище.

Место за волынщиком исторически предназначалось бладиру – так называемому голосу вождя, красноречивому оратору, хранящему в памяти самые разнообразные прецеденты.

Но он был здесь не нужен – герцог намеревался разговаривать с Килкрейгом сам и не допустил бы, чтобы кто-то вмешивался в его дела.

За всеми этими должностными лицами полагалось следовать пажу – юноше, несущему меч и щит вождя, а далее – свите из нескольких десятков мечников, алебардщиков, стрелков из лука и мушкета.

Клан, принимающий у себя чужого вождя, обязан был найти для всей этой дикой и зачастую необузданной орды кров и угощение.

Приняв хлеб-соль от другого клана, воины уже не имели права обнажать оружие, пока не уйдут с его земель. Законы гостеприимства были священны: нарушать их осмеливались лишь отщепенцы вроде Маклаудов.

Процессия приблизилась к замку, и герцог увидел, что его ждут.

У ворот выстроились члены клана Килкрейгов. Многие из них, к удивлению герцога, были одеты в тартаны.

Герцог знал, что в 1799 году, после многих лет запретов и преследований, шотландцы вновь получили разрешение носить национальную ткань; но на Юге говорили, что долгие годы угнетения убили в горном народе память о старинных обычаях.

Однако сейчас герцог ни на ком не замечал тех безликих серых костюмов, что носили шотландцы во время преследований.

Может быть, зря он не послушал мистера Данблейна и не явился перед ними во всем великолепии вождя?

Но герцог сердито оборвал свои мысли. Ему нет дела до того, что подумает о нем старый Килкрейг или кто угодно еще!

Пусть принимают его таким, как есть, – или катятся к черту!

Во дворе замка герцога ждала безукоризненно вежливая, хотя и несколько натянутая встреча. Представительный дворецкий в юбке и куртке с серебряными пуговицами провел его по винтовой каменной лестнице, не покрытой ковром, на второй этаж.

Герцог понял, что его ведут в покои вождя.

Его собственные покои, переделанные и обставленные знаменитым Уильямом Адамом, были одним из самых блестящих и изысканных помещений в замке.

Однако, едва войдя в покои Килкрейга, герцог понял: они не сильно изменились с тех суровых времен, когда на башнях замка дежурили лучники, зорко высматривая врага.

Каменный пол был покрыт шкурами зверей, а грубая мебель из неполированного дуба, без сомнения, могла бы рассказать немало удивительных историй о своих многочисленных хозяевах.

Солнечный свет скупо сочился сквозь узкие окна. На стенах висели мечи и знамена, захваченные в битвах.

В этой комнате невольно вспоминались все страшные предания о мрачном замке Килкрейг.

В противоположном от входа конце помещения, рядом с величественным креслом, больше напоминающим трон, стоял хозяин замка.

По правую руку от него столпились родичи, одетые в цвета Килкрейгов.

И снова герцог пожалел о том, что явился сюда в модном среди столичных щеголей наряде. Да, несомненно, он совершил ошибку.

Герцог понимал, что все это представление имеет одну цель: впечатлить и даже устрашить его. Презрительно сжав губы, он окинул комнату надменным взглядом и вошел.

За ним шел только Роберт Данблейн, остальные остались за дверью.

Герцог подошел к Килкрейгу, с неудовольствием заметив, что хозяин стоит на помосте и из-за этого кажется почти на полфута выше, чем он есть на самом деле.

Однако герцог твердо решил взять инициативу в свои руки. Не успел Килкрейг заговорить, как герцог протянул ему руку.

– Ранее нам не приходилось встречаться, Килкрейг, – произнес он. – Однако я очень рад наконец-то с вами познакомиться.

После долгой паузы Килкрейг пожал протянутую руку.

Это был человек лет семидесяти или даже больше, с совершенно седыми волосами и бородой. Однако держался он прямо, как на параде, и в каждом его движении чувствовалась гордость.

– Вы правы, милорд герцог, нам не приходилось встречаться раньше, – ответил он с сильным, шотландским акцентом. – Добро пожаловать в мой замок!

Затем Килкрейг представил герцогу своих сыновей, племянников и внуков.

По взглядам родичей Килкрейга герцог понял, что они не горят желанием пожимать ему руку. Эти люди смотрели на него, словно на какое-то редкое и опасное животное.

Килкрейг указал на кресло по правую руку от себя. Герцог сел, и тотчас же слуги поставили перед ними виски и блюда с телячьей требухой, пшеничными лепешками и другими традиционными шотландскими блюдами.

Перед герцогом был не легкий ленч, а скорее сытный обед, предназначенный для подкрепления сил усталого путника.

Герцог отпил немного виски и знаком отказался от еды. Затем, твердо решив взять инициативу на себя, снова заговорил:

– Я полагаю, Килкрейг, для нас обоих будет лучше, если мы обсудим дело, приведшее меня сюда, наедине. Вождь удивленно поднял тяжелые седые брови.

– Наедине? – повторил он.

– Почему бы и нет? – ответил герцог. – К несчастью, со мной нет родственников, так что за этим столом перевес на вашей стороне.

Он старался говорить легко, с шутливой ноткой в голосе, но заметил, что Килкрейг удивлен.

– Наедине! – тихо, словно про себя, повторил старик.

– Мне кажется, вдвоем мы быстрее сможем прийти к разумному и справедливому решению, – заметил герцог.

Килкрейг щелкнул пальцами – и его родичи гуськом потянулись к дверям.

Герцог непринужденно откинулся в кресле.

– Так-то лучше! – произнес он. – А теперь поговорим как джентльмен с джентльменом. Прежде всего я хотел бы извиниться за безрассудное озорство моего племянника. Насколько я понимаю, он совсем отбился от рук!

Килкрейг молча наблюдал за герцогом из-под густых бровей, словно пытался проникнуть в его мысли.

Герцог отхлебнул виски. Оно оставляло желать лучшего, но ему хотелось пить.

– Торквил Макнарн был схвачен моими людьми, когда пытался угнать ценный скот, – произнес наконец Килкрейг.