Русский Робинзон - Сибиряков Николай. Страница 17

Еще издали они заметили узкий вход в маленькую бухту, в которую вошли благополучно, но у самого берега барка напоролась на подводный камень, сильно затрещала и вскоре открылась такая течь, что едва успели снять с барки весь груз. Любимое суденышко пошло ко дну; одна только носовая часть осталась над водой. Солнце уже село. Путешественники, сожалея о барке, расположились на берегу для ночлега, решив починить ее, как только найдут сообщение с рекой.

На другой день Лисицын с ружьем и топором отправился осматривать остров, а Василий на лодке поплыл отыскивать проход в Алмазную реку. Петруше они оставили ружье, из которого он должен был выстрелить в случае опасности, чтобы Лисицын, услышав этот сигнал, поспешил к нему на помощь.

Остров имел форму раковины. В самом центре вогнутой дуги поднималась плоская неприступная скала около двадцати саженей вышиной. Ее верхняя площадка представляла собой правильный четырехугольник, заключавший около двадцати десятин пространства. Поверхность же всего острова делилась на три уступа: первый, ближайший к скале, был покрыт вековыми кедрами, соснами, пихтами и елями; второй, на пять саженей ниже первого, был холмист и также порос исполинским лесом, но в нем преобладали бук, клен, ясень, липа и орешник замечательной толщины; третьим уступом, почти на две сажени ниже второго, была ровная, как стол, долина, покрытая высокой травой. Одна только часть долины, примыкающая к речке, была на аршин ниже общего уровня и представляла собой небольшой роскошный луг. Из подошвы возвышенной скалы с шумом вытекал быстрый ручей, разделявший остров почти на две равные части. Ручей падал с каменистого уступа в озеро красивым каскадом.

Все берега озера были одеты густым лесом, совершенно скрывавшим от любопытных глаз его внутреннюю равнину, и на всем протяжении своем являлись совершенно неприступными каменистыми обрывами не ниже пяти саженей от поверхности озера. Бухта, в которую приплыли путешественники, была единственным местом, возможным для высадки на остров.

Когда Лисицын вступил на самый верх скалы, названной им в своем дневнике Сторожевою, то был изумлен великолепными картинами окрестностей. Обратись лицом к северу, он увидел светлые воды озера, расстилавшегося, подобно зеркалу, под его ногами, а за ним бесконечный лабиринт лесов с холмистыми грядами и зелеными долинами. На западе обширное пространство вод ограничивалось лесом, сбегавшим к самому берегу, и несколькими лесистыми островами. С южной стороны его очаровал вид гор, близко подступавших к озеру; их прихотливые гребни и склоны, покрытые богатой растительностью, привели в восторг нашего героя. На востоке, он увидел множество островов, которые под ярким солнцем уподоблялись изумрудам, оправленным в серебро. Вид на сам остров был не менее восхитителен. Лисицын невольно склонил колени, восславил Творца в его дивном творении и возблагодарил за благодеяния, ему оказанные.

В течение дня он исходил весь остров и нигде не встретил ни следов человека, ни тропы зверя. Только резвые белки грациозно перепрыгивали с ветки на ветку. Зато лесной пернатой дичи было множество, в том числе несколько особей, ему не известных.

Возвратись к шалашу, он нашел ужин, приготовленный Пет-рушей, но Василия еще не было. Сергей Петрович справедливо заключил, что в один день невозможно осмотреть берега озера, прилегающие к реке, и, надеясь на осторожность Василия, спокойно заснул.

На следующий день Лисицын опять отправился осматривать остров. На этот раз были найдены два озерца: одно — поблизости от бухты — длиной около двухсот саженей и шириной до ста саженей; другое — почти в середине правой стороны острова — длиной до четырехсот, а шириной не более семидесяти саженей. Оба озерца были менее трех аршин глубиной. Вода в них прозрачная, но без рыбы. Не было рыбы и в речке, зато в ней водились во множестве раки. Из обоих озер вытекали серебристые ручейки, впадавшие в речку в низменной долине.

У подошвы скалы, с юго-западной ее стороны, он нашел поместительный грот, сложенный природой из больших плит известняка; вход в него был узок и низок и хорошо прикрыт частым кустарником. Почва первого уступа, на котором возвышалась Сторожевая скала, состояла из песка и глины с преобладанием песка; почва второго уступа образовалась из превосходного черноземного наглинка, а вся нижняя равнина состояла из суглинистого чернозема. Трава на лугу, уже перезрелая, достигала полутора аршин, а трава в долине, почти высохшая, была не ниже двух аршин.

Возвратясь на стоянку, Сергей Петрович застал Василия, только что приплывшего в бухту. Василий с унынием объявил, что озеро ниже порогов и не имеет никакого сообщения с рекой, что оно очень обширно и усеяно островами.

— Теперь уж поздно искать пути к Амуру, — добавил он со вздохом.

— Поздно, — подтвердил Лисицын.

— Стало быть, нужно устаиваться на зимовку, а там что Бог даст.

— Место здесь отличное, Василий; лесу, воды, дичи — всего много, а для скота мы еще успеем сено заготовить.

— Так с завтрашнего дня, благословись, и примемся строить себе теплую избу, а животине мшеный двор, чтобы в морозы не зазябла.

Когда стали держать совет, где выбрать место для зимовки, вышло разногласие: Василий хотел основаться возле бухты, а Лисицын предпочитал середину острова. — Зачем нам удаляться от берега? — недоумевал Василий. — Я не встретил ни одной живой души, не видал ни одного человеческого следа. По всему надо полагать, что здешнее место необитаемо.

— Видишь ли, друг мой, — убеждал товарища Лисицын, — нас только трое, а вернее сказать, двое, на Петрушу в случае опасности рассчитывать рано. Располагаясь здесь на долгую зиму, мы должны быть очень осторожны. Ты объехал только восточную часть озера, а кто поручится, что поблизости от прочих берегов не живут китайцы или другие инородцы? Построившись здесь, на виду, мы будем замечены и ограблены, если не убиты. Поселившись в глубине острова, мы будем закрыты со всех сторон дремучим лесом, и никто не сможет обнаружить наше жилище, разве только по особенному случаю.

— И то сказать: береженого Бог бережет, а место-то здесь очень привольное, — почесал затылок Василий. — Но коли вам больше нравится зимовать в лесу, сыщем повыгоднее место да и за работу.

Временные поселенцы избрали место для зимовки по правую сторону ручья, против среднего его выгиба, имея в виду, что здесь проще всего устроить плотину для пруда, если ручей, будучи мелок, промерзнет.

Постройки решили устроить из елового дерева, легчайшего для обработки. Василий настоял, чтобы выстроили две избы, соединенные сенями: одну — для Лисицына, другую — для него с Петрушей, потому что простолюдин решительно не хотел жить в одной избе с барином. На все возражения Лисицына, он хотя шутя, но упрямо отвечал:

— Что одну избу строить, что две, стоит только бревна не перепиливать, зато жить-то нам будет просторнее. Одна изба с сенями — словно человек об одном глазе, а две — то ли дело! После нас может домик-то кому и пригодится, так двойное спасибо скажет.

К дому должен был сзади примыкать скотный двор, весь крытый и мшеный, как обыкновенно строят в северных губерниях, и сарай для хранения вещей и съестных припасов.

С рассвета до завтрака Лисицын с Василием косили траву, а Петруша доил коров и готовил еду; после завтрака до обеда занимались стройкой, после обеда два часа отдыхали, потом опять плотничали, а вечером все трое убирали в копны траву.

За работу все принялись с полной охотою и особенным усердием. Даже Петруша деятельно соскабливал с бревен кору. Гигантские ели с оглушительным треском падали на землю под пилой работников, и топоры весело стучали.

— Знаешь, Василий, что пришло мне в голову? — сказал однажды Лисицын, обтесывая бревно по указанию товарища с ловкостью совершенно неопытного работника.

— Расскажите, Сергей Петрович, только пособите перевернуть это бревно на другой бок.

— А вот что: если по какому-нибудь случаю нам не удастся будущей весной отправиться к Амуру, что мы тогда будем делать? Зерна у нас хватит не больше как на год…