Искушение Торильи - Картленд Барбара. Страница 17

Девушка попыталась высвободить руку, но маркиз не выпускал ее.

Тогда, отвернувшись к солнечным лучам, которые играли на поверхности озера, она сказала едва слышно:

— Я приехала из Барроуфилда!

— Барроуфилда?

Вопросительная интонация в его голосе явно означала, что название ни о чем не говорит Хэвингэму.

Должно быть, он забыл о нем или же просто не может связать с ней это место.

Каковы бы ни были причины, но нерешительность и застенчивость Торильи вдруг улетучились, не угасавшие в душе гнев и ненависть оказались сильнее того чувства, которое маркиз пробудил в ней своим прикосновением.

— Да, из Барроуфилда. — На сей раз голос ее звучал в полную силу. — Он расположен в Йоркшире, милорд… этот грязный, мерзкий, нищий поселок — и все потому, что люди, которые там живут, работают в шахте Хэвингэма.

Она тяжело вздохнула.

— Неужели его название ни о чем не говорит вам? Ну что ж, тогда позвольте мне рассказать, каким видят свой дом шахтеры и их семьи.

Она повернулась к нему, и маркиз выпустил ее руку.

— Вы знаете, насколько опасно работать на вашей шахте? Несчастные случаи происходят там едва ли не каждый месяц, и тот, кому удается выжить, остается калекой до конца своих дней.

Набрав в легкие воздух, она продолжала:

— И там, в этой тьме, случаются не только взрывы и подземные пожары, там не только вода, в которой каждый день по колено стоят пятилетние дети, там даже нечем дышать!

Взгляды их встретились, и она заметила удивление в глазах маркиза.

— На всех остальных шахтах в Южном Йоркшире уже установили воздушный насос Баддла, который был изобретен девять лет назад, но шахты Хэвингэма до сих пор не могут найти средства на подобную роскошь! — с горечью сообщила она. — В шахтах лорда Фицвильяма используют безопасные лампы — у Хэвингэма нет средств и на это, там не могут позволить себе обычных подарков и премий.

Словно не желая больше смотреть на него, Торилья перевела взгляд на другую сторону парка и сказала уже другим тоном:

— Так что же, по-вашему, я должна чувствовать, когда мне говорят, сколько вам принадлежит скаковых коней? Когда я слышу, что вы один из самых богатых людей в Англии и владеете неисчислимыми поместьями и домами?

Маркиз промолчал.

— Вам когда-нибудь случалось задумываться, можно ли существовать на еженедельную плату в тридцать шиллингов шесть пенсов, которую получают ваши шахтеры?

Или как бы вам жилось, если б вы обнаружили, что из трех фунтов и девяти пенсов, причитающихся вам ежемесячно, одиннадцать шиллингов и два пенса приходится тратить на свечи и порох?

Дрогнувшим голосом Торилья добавила;

— Но более всего меня ужасают дети, дети, которые никогда не едят досыта, дети, которых нещадно колотят, если они засыпают или пугаются вонючей тьмы!

Теперь в ее глазах стояли слезы, и, чтобы маркиз не видел их, Торилья отвернулась.

— Я отправлялась на юг с мыслью, что вы дьявол во плоти, чудовище, которое я… проклинала каждый день своей жизни в Барроуфилде. Неужели вы думаете, будто я могу хотеть, чтобы Берил… которую я люблю, вышла за вас? — Последние слова она произнесла почти шепотом.

Более не в силах выносить эту сцену, Торилья ушла прочь, оставив маркиза на поваленном дереве.

Она не обернулась. Она вообще ничего не видела, потому что глаза ее были полны слез.

Только приблизившись к Холлу, Торилья принялась энергично промокать их платком, а войдя в дом, поспешила наверх, в свою спальню, чтобы умыться и по возможности свести на нет следы пронесшейся в ее душе бури.

» Теперь он знает всю правду. И возненавидит меня не менее, чем я ненавижу его «.

Лишь немного успокоившись, Торилья попыталась понять, что думал маркиз, слушая ее монолог.

Вспомнив, что на лице его промелькнуло удивление, казавшееся искренним и неподдельным, она склонилась к тому, что, возможно, маркиз и в самом деле не имел ни малейшего представления о происходящем на шахте Хэвингэма.

Однако яма эта принадлежала маркизу, доход шел ему, а человек не вправе эксплуатировать другое человеческое существо, не позаботившись об условиях, в которых работают подневольные ему люди.

Она поймала себя на том, что повторяет слова, которые говорил ей отец.

Тем не менее в них было столько истины, что она не могла подыскать для маркиза никаких оправданий и извинений, даже если он и не знал о том, что происходит на шахте, носящей его имя.

» Ненавижу его!«— подумала она за ленчем.

К ленчу прибыло много гостей, но Торилья, вовсе не желая того, поглядывала на маркиза, сидевшего на противоположном конце стола.

По, одну сторону от него расположилась Берил, по другую — весьма привлекательная замужняя пэресса.

» Уж мне-то безразлично, о чем он говорит «, — не щадила себя Торилья.

А потом, вспомнив прикосновение его пальцев, решила, что маркиз столь же волшебным образом воздействует на других женщин.

» Он лжив и вероломен, как сам дьявол, — приструнила она себя. — В нем воплощено все плохое, злое, достойное презрения. Но когда он женится на Берил, мы не будем часто встречаться «.

От этой мысли почему-то веяло унынием, а не радостным облегчением, и, удивляясь этому, она обращала свои мысли к жизни Барроуфилда, не позволяя воспоминаниям поблекнуть в уюте, красоте и роскоши Фернлей-Холла.

Правда, это было трудновыполнимо, тем более что вечером в ознаменование помолвки намечался большой обед.

— Я хочу, чтобы ты выглядела привлекательной, моя дорогая, — сказала Берил. — Пойдем в мою спальню, выберем для тебя что-нибудь из самых красивых моих платьев.

Торилье очень хотелось сказать, что, с ее точки зрения, праздновать нечего.

Однако отказать Берил было невозможно. Та принялась доставать из гардероба роскошные, дорогие платья, то примеряя их на себя, то прикладывая к Торилье, чтобы проверить эффект. Наконец Берил остановилась на одном, показавшемся ей наиболее подходящим.

— В белом платье ты сама как невеста, — сказала Берил, — хотя надеть его положено мне. Но Галлен подарил мне великолепную бирюзу, к ней подойдет платье точно такого же цвета.

— Может, мне лучше надеть розовое? — засомневалась Торилья.

— Ты наденешь белое и будешь похожа на ангела, — настаивала Берил, — или, точнее говоря, на святую. — Она усмехнулась. — Святая Торилья… Наверно, в будущем тебя станут называть именно так… Ты такая хорошая, моя дорогая, что заставляешь меня раскаиваться в содеянных мною поступках, которых ты, несомненно, не одобрила бы.

— Я не святая, — тихо возразила Торилья. — Я тоже совершаю поступки… нехорошие в моем понимании.

— Не могу в это поверить, — не унималась Берил. — Ты всегда была хорошей. Более того, рядом с тобой и другим хочется быть лучше.

— Пожалуйста… пожалуйста, Берил… не надо так говорить…

Торилья винила себя в том, что не отказала маркизу в поцелуе, а теперь, умалчивая об этом, обманывала кузину.

Но ей вспомнились слова, много лет назад услышанные от матери:» В своих грехах исповедуйся Богу, Торилья, но только не людям, если правда может обидеть их «.

Торилья не вполне поняла тогда смысл этих слов, но теперь было ясно: не надо причинять горе Берил.

Ответственность лежит на том, кто совершил грех.

— Что бы там ни говорили, Торилья, — продолжала Берил, — но ты заставляешь меня становиться иной, и кто знает, быть может, в конце концов я в этом и преуспею.

Она говорила серьезно, но в глазах ее появились искорки-смешинки.

— Какой же скучной я тогда стану! Уверена, Галлен немедленно бросит меня.

И она закружилась в вальсе, держа в руках белое платье, отобранное для Торильи.

— Разве ты не понимаешь, как скучно станет всем, если я превращусь в святую и буду думать только о добре? — стала поддразнивать кузину Берил. — Лорду Ньюэллу наскучат мои поцелуи. Галлен бросится в объятия одной из своих приятельниц, а половина портных и поставщиков провизии в Лондоне потеряют работу.