Гонзо-журналистика в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 17

— Вдруг... Там такие тигры это дело расследуют, что... Ладно! Я позвоню Петьке, предупрежу, что ты там орудуешь. Замначальника УГРО, тоже хищник не из последних. Но если то, что ты про Солдатовича говоришь — правда, то я даже не знаю, получится у него тебя прикрыть или нет. Ты там особенно не лезь... Хотя кому я это говорю? Припас-то у тебя с собой?

Я хмыкнул и выложил на стол два алюминиевых кастета.

— Спрячь, дебил! — Привалов обеими руками почесал голову, — Бож-ж-жечки, за что мне всё это? Так кто, говоришь, позвонил?

— Да бабуля какая-то, сама дубровицкая, у внучки под Шабанами живет вроде как, грибочками торгует...

— Бабуля? А может — маразмы у нее?

— С комиссионкой тоже маразмы были... А потом вон оно как оказалось!

— Так, ладно... С прокурорскими я тоже поговорю, может быть, если Солдатович действительно так зверски лажает, нам удастся еще и... — увидев, что я навострил уши, он погрозил мне волосатым пальцем, — Смотри мне! Погоди-ка, а про Солдатовича тоже бабка нашептала? Ой, темнишь ты, Гера...

Я только отмахнулся. Сурово насупившись, зажав плечом трубку красного телефона, полковник принялся по памяти набирать номер. Как работал межгород у милиции — я понятия не имел, но через секунд тридцать полковник уже хрипло хохотал:

— Да-а-а, энтузиазст вот такой. Может, читал статью про браконьеров? Да, и про кладбище тоже он. Нормальный он, видишь — ко мне сначала пришел, самодеятельность не хочет разводить. Ну, ответственный человек... Заноза в заднице, именно! Прошвырнется там по совхозам, в районе Шабанов. Участковых по-тихому предупреди — может, чего и нароет. Если у прокурорских это дело перехватим — сам понимаешь! Ну, а что Солдатович? На всякую хитрую жопу есть болт с левой резьбой... Главное — сволочь эту прищучить, если и вправду серия. А нет — так мы ничего не теряем, охота Белозору круги по сельской местности нарезать — пускай, нам-то что? Ладно, Петя, давай. Номер твой я ему дам, если что-то нароет — тебе первым делом, да-да!

Привалов положил трубку и утер пот со лба:

— Шуруй в свой Минск, Робин Гуд сраный.

— Я не Робин Гуд. Я — Гай Гисборн!

— Хренисборн. Вали уже! И на вот — номер телефона. Зазря не названивай!

***

До поезда было еще полно времени. Я успел купить билеты, зайти в "Белый аист" за чебуреками и бахнуть кружку пива с местными завсегдатаями. Некоторые из них знали меня в лицо, а потому пришлось выслушивать истории про ямы на дорогах, криво оборудованные контейнерные площадки и вандалов, которые поломали верхушки яблонек у шестой школы. Я предупредил, что уезжаю в Минск, но пообещал, что как вернусь — займусь.

— Давай, Белозорчик, на тебя вся надежда! — сипел небритый мужик потертого вида. — Покажи им кузькину мать. Я "Маяк" даже выписал, чтоб тебя читать!

— А я того... Хоть и не выписываю, но на работе читаю. Сильно я тебя уважаю и Светлову. И Шкловского. Он про футбол пишет отлично, я, как на матч не успею — всегда стараюсь почитать... — его товарищ, толстый любитель жареного гороха, кажется, забыл, что хотел сказать.

Вот оно — народное признание! "Маяк" — любимая газета дубровчан!

***

В сегодняшний номер "Маяка" у моей соседки по купе была завернута жареная рыба. Кажется — лещ. Рыбные запахи, чавканье и звук выплевываемых косточек заполнили собой всё невеликое пространство, и я даже стал жалеть, что не согласился на верхнее боковое в плацкарте.

Но белозоровские габариты практически не оставляли выбора — единственным положением, в котором я-Гера — мог уместиться на боковом месте, была поза эмбриона, а это грозило болями в спине и затекшими конечностями. Так что пришлось взять купе, в котором нам теперь предстояло коротать время втроем: мне, лещу и полной женщине.

— Товарищ! Вы не стесняйтесь, пробуйте рыбку! — благожелательно сказала тетенька, активно шевеля прилипшим к верхней губе рыбьим плавником, — Это мой муж поймал, буквально утром. А я вот полчаса назад пожарила, еще тёпленький!

Она вытерла ладонью рот, а потом ладонь — вафельным полотенцем.

— Спасибо большое, я лучше чайку у проводницы возьму, — замахал руками я.

— Ой, у них не чай, а сплошное сено! Хотите — у меня иван-чай в термосе? С чабрецом!

Какая, однако, заботливая тётенька!

— Тогда с меня — пряники! — полез я в рюкзак.

Иван-чай я до сего момента не пробовал, и, честно говоря, теперь был приятно впечатлен. Да и собеседницей она оказалась интересной: не каждый день на пути встречаются вафельщик, карамельщик, бисквитчик и конфетчик в одном лице! Оказывается, такую специальность в Гомельском железнодорожном колледже можно нынче получить. А я ее пряниками удивить хотел, наивный! Кажется — профессия сплошь сладкая, а кушает — жареную рыбу!

В общем — несмотря на использованную в качестве упаковки для леща любимую газету дубровчан, вечер прошел не так уж и плохо. Да и ночью Каневский мне не снился. Снился лещ в поварском колпаке и переднике. Он стоял на хвосте у печки и пек вафли в вафельнице "Золотой ключик", на которой была выбита цена: 4 рубля 80 копеек.

Глава 9, в которой люди встречаются

Поезд прибывал в столицу республики в дикую рань. Окна, покрытые холодным конденсатом, давали мало шансов рассмотреть, чем живет утренний Минск. Соседка мирно посапывала, не торопясь следовать настоятельной рекомендации проводника пробуждаться и сдавать белье.

Мне не спалось: предвкушение чего-то прекрасного и ужасного бередило душу. Мигом вытряхнув тюфяк, подушку и одеяло из постельных принадлежностей, я оделся и вышел в тамбур. Из окна виднелись огни огромного города. Не было неоновой рекламы, круглосуточно мельтешащих авто, небоскребов из стекла и бетона... Но миллионник — это миллионник. Мегаполисы всегда придавливали, заставляли мою провинциальную душонку или в испуге прятаться куда-то в район коленок, или наоборот — расправлять плечи и агрессивно выпячивать нижнюю челюсть. Мол, "которые тут временные?" Шо я, города не бачил, шо ли?

Может быть, дело в том, что я даже настоящим горожанином никогда не был? Слободка — она вроде район Дубровицы, но при этом местные говорят, шагая на остановку: "На автобус сяду, в город поеду..."

Проводник закончил с бельем, вышел следом за мной в тамбур и подозрительно обвел всю мою фигуру взглядом: может, курю?

— Домой возвращаетесь? — спросил он, убедившись в моей порядочности.

— Шо? — не удержался я.

— А-а-а-а! — разулыбался он, — Ну, дык если шо — то тогда на площадь лучше сюдой через переход, а не тудой через мост...

Мы понимающе поухмылялись, а потом проводник дождался, пока поезд остановится, и залязгал железяками, отпирая дверь.

— Бывай, земляк! — сказал он и пожал мне руку на прощанье.

— Всего доброго! — нормальных людей в мире всё-таки большинство. Это дает надежду на победу всего хорошего над всем плохим, пусть даже в отдаленной перспективе.

На перроне меня ждали неяркие огни вокзала, морось, хмурые и заспанные лица пассажиров, чуть более радостные — встречающих. Кто-то даже дарил цветы и целовался. Цветы! Цветы мне, наверное, тоже были нужны — но где я мог найти их в полшестого утра?

Конечно, первым делом я решил мотнуть в Раубичи — потому как, по словам воображаемого Каневского, на остановке в Шабанах маньяк появится только завтра вечером, и это, по большому счету, мой единственный шанс срисовать его внешность или хотя бы номер машины, какие-то приметы кроме того, что это "буханка" с надписью "ТЕХПОМОЩЬ". Искать на шару можно было начать и после того, как я спасу одну неизвестную автостопщицу.

Я не знал, что конкретно буду делать, не знал — соберется ли урод прикончить кого-то еще, если я спугну его там... Но совершенно точно решил — буду его ждать там столько, сколько потребуется. А потом — обязательно найду.