Лестница к Звездам (СИ) - Француз Михаил "Миха Француз". Страница 18

Двоих остальных Александр не знал. Но оно и не мудрено: Император не обязан, да и не может знать в лицо всех телохранителей своего дворянства, ну или доверенных людей, используемых для проведения силовых акций, таких, как сейчас. Александру вполне достаточно было того, что один из них держал в руках такой же автомат, как был у давешнего душегуба. Оба уже затихли. Только отдельно лежащие ноги ещё конвульсивно подёргивались.

— Брат Александр, — со вздохом покачал головой хозяин кабинета, стоящий возле своего письменного стола. — Не по-божески это, как-то.

— Видимо, плохой из меня, всё же, монах, Святой Отец, — пожал плечами Александр, вытирая саблю об одежду затихшей на полу верхней половины Князя. Тот её участок, который ещё каким-то чудом, оставался сухим от крови... и иных телесных субстанций. Затем, убрал саблю в ножны. — Мне сообщили, что у вас для меня какие-то срочные новости есть?

— Новости есть, — признал удивительно спокойный в сложившейся ситуации Настоятель. Хотя? С чего бы ему не быть спокойным? Чай, и сам Отец Афанасий, тоже в монахи ушёл из далеко не мирной профессии, имея за спиной опыт совсем не простой жизни. Александр, в своё время, читал СИБовское досье на него, будучи ещё Императором Всероссийским. И это, кстати, было одной из причин выбора Александром именно Пичаевского монастыря, а не какого-то другого. Ну, и ещё то, что находился этот монастырь на столичной планете, а не где-нибудь у черта на куличиках.

— Новости… — вздохнул Настоятель. — Корабль Императора Российской Империи взорван возле Корсуни. Связь с Гвардейскими частями, что были там вместе с Императором, потеряна. В Москве, беспорядки. Остатки Гвардии блокированы в казармах Полка силами… заговорщиков.

— И кто возглавляет все это блядство? — вздохнул Александр.

— Князь Багромян. Выступает от имени Наследника Престола Андрея Ивановича, как его Регент, — пожал плечами Настоятель.

— То есть, иными словами: сына моего убили, внука и невестку взяли в заложники, меня самого хотели удавить по-тихому, в стране начинается смута и борьба за власть? Правильно я понимаю? — начал подниматься гнев в душе Александра Кровавого, а в голосе прорезались рычащие нотки.

— Правильно понимаешь, Брат Александр, — тяжело вздохнул Настоятель и посмотрел на него печальными глазами. — Господь испытывает нас…

— Не надо, Виталий Олегович, — поморщился Александр, гнев которого, почкму-то утих столь же быстро, как и поднялся..

— Я оставил это имя, вместе со всем, что с ним связано, — мягко ответил Настоятель. — И ты своё оставил, придя сюда, в эту обитель, Брат Александр.

— Оставил. Меня не оставили, — дернул уголком губ пегий монах, перепачканный кровью.

— Уходишь? — грустно и неодобрительно посмотрел своими умными и всепонимающими глазами в его глаза Настоятель.

— Ухожу, — подтвердил Александр. — Будете останавливать?

— Нет, — покачал головой Отец Афанасий. — Господь, сотворив нас, даровал каждому Свободную Волю. И ты в выборе своего пути волен. Уйти или остаться — только твой выбор. Я могу лишь принять его.

Александр опустил взгляд. И тот зацепился за рукоять парадной Императорской сабли в его руках. Переданной ему Императорской посланником Кашима сабли. Той самой, что два года назад лила на пол Императорского Дворца кровь бунтовщиков. В её подлинности монах не сомневался.

— Знаете, Святой Отец, — тяжело вздохнул Александр. — Я, скорее всего, ненадолго.

— Ненадолго?

— Да. Меня призывают... Пойду, наведу порядок. Нагрешу и вернусь… каяться. Опять.

— Призывают? — мягко уточнил тот. — Можно поинтересоваться, кто?

— Тот, кто уже долгие годы мучает меня, — подошёл ближе к столу Александр, подвинул себе стул и сел на него. — Демон, с глазами Ангела. Наказание Неба за мои грехи.

— Демон, Ангел? — стали глаза Настоятеля немного серьёзнее. — Он являлся тебе?

— Он передал мне сегодня вот это, — положил на стол саблю в ножнах Александр.

— «Не думайте, что Я пришёл принести Мир на земле; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его». Евангелие от Матфея, глава десятая, строка тридцать четыре и тридцать пять, — процитировал Афанасий, рассматривая лежащую на его столе саблю. — Тяжёлый путь он тебе предлагает, Брат Александр, твой Демон. Или всё же, Ангел?

— Сына с отцом он уже разделил, — прикрыл глаза, пережидая нахлынувшие эмоции, Александр. — Если судить по тому, сколько людей он убил, то всё-таки Демон.

— Плоть бренна, Душа бессмертна, — пожал плечами Афонасий. — «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие». Послание Коринфенам строки пятьдесят два и пятьдесят три. Так что, я бы не стал это обстоятельство выбирать критерием определения, Брат Александр. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» — там же, строка двадцать первая. А, если ещё и Великий Потоп вспомнить и Содом с Гоморрой… Ангелы, в Святом Писании, если вдуматься, совсем не мягкие и пушистые душки. Жесткие, бескомпромиссные, жестокие в своей чистоте и прямоте орудия Всевышнего… Ну, да ладно. Что-то я уже ушёл в философствования.

— Бескомпромиссные, жесткие… Тогда, он точно Демон: хитрый, изворотливый, подбрасывающий искушение за искушением. Вот и сегодня: его посланник просто передал мне саблю, оставив выбор — применить её против тех, кто пришёл забрать мою жизнь, или не применять. Убить, или быть убитым. Очередное искушение, которому я поддался.

— Один из самых сложных выборов в жизни, — вздохнул Отец Афанасий. — В Библии, в Ветхом Завете хватает примеров выбора, как первого, так и второго. Наверное, всё же, правильность выбранного варианта зависит от контекста. Ведь, хоть и сказано: «Не убий», но, «кто душу свою хочет сохранить, потеряет её, кто потеряет её за Меня — обретёт её». Вот сегодня, зачем обнажил ты переданный тебе клинок?

— Чтобы выжить, — пожал плечами Александр.

— Только ли? Только ли твоя жизнь нынче зависит от тебя? Только ли для того, что бы выжил ты, передан был тебе сей смертоносный клинок? — прищурился Отец Афанасий. И вокруг глаз его разбежались весёлые лучики морщинок. — Что было бы, возьми сегодня они твою жизнь?

— Что? Смута, — пожал плечами снова Александр. — Багромян не сможет удержать власть. Ему не хватит для этого «веса», ума и поддержки. Начнётся новая грызня, которая, вполне возможно, разорвёт Империю на куски и клочья. Нет сейчас достаточно сильной Фигуры, что смогла бы удержать власть. Тем более, легитимной.

— Кроме тебя, Брат Александр? — улыбнулся всё с тем же хитрым прищуром Афанасий. — Кто мог бы подвинуть Александра Кровавого кроме Ивана Бессмертного, а тот нынче…

— Да жив он, — поморщился Александр. — Что ему сделается?

— Откуда такая железная уверенность? — неподдельно удивился Настоятель.

— Демон не даст ему подохнуть. Ведь это он для меня — Демон. Для Ваньки же он — Ангел-хранитель. Не первый раз уже от верной смерти спасает. Так что, жив ваш Милостивый Император. Демон его просто отодвинул на время… чтобы дать Императору Кровавому сделать всю необходимую грязную работу за него, — тяжело вздохнул Александр. — Балует он его. Бережёт от «тяжёлых решений». Скидывая их все на меня. А, как закончу очередную кровавую чистку, вот тут-то Иван и «воскреснет», появится, в блеске, славе и с нимбом Святого вокруг головы. И поползёт Кровавый вновь в свою келью, к недописанным иконам… провожаемый ненавистью, страхом и проклятиями.

— Тебя это задевает, Брат Александр?

— Да.

— Значит, он не зря это делает, твой личный Ангел. Гордыня и тщеславие — суть грехи тягчайшие. Смертный Грех — Гордыня. Смирение и покаяние — путь души очищения, Брат Александр. Знаешь, монашеские Обеты, они ведь неснимаемые. Единожды их принявший, до конца жизни остаётся монахом, даже, если покидает стены монастыря. Вот только при этом он либо становится преступившим клятвы, если погружается в разврат и мирскую суету. Либо остаётся монахом в миру, что много труднее, чем быть таковым в стенах монастырских. Ты уверен в своём решении — уйти, Брат Александр?