Пилот (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 32

Наконец, все приготовления были окончены, и можно было ехать в ресторацию Чуркина, банкетный зал которого был ради такого случая ангажирован дирекцией школы. Март в последний раз оглядел себя в большое зеркало и вздохнул. Рядом на столе лежал приобретенный специально для такого случая гарнитур холодного оружия. Вообще, пилотам даже в гвардии по форме полагался именно кортик, но день сегодня был слишком торжественным, а посему… но шпага отчего-то совершенно не нравилась Колычеву.

Немного подумав, он извлек из кофра трофейную катану и вытащил ее из ножен на два пальца. Полированный металл хищно блеснул в ответ, как будто говоря: «Возьми меня с собой, не пожалеешь»!

— А пуркуа бы, собственно говоря, и не па, — пожал плечами молодой человек и решительным движением закрепил оружие за два кольца на обоймицах[2], после чего еще раз взглянул на себя.

Меч, закрепленный на подвесе, висел почти строго вдоль ноги. Он совсем не бросался в глаза и, на удивление, не мешал двигаться, словно всегда был частью организма, о котором Март не догадывался, а теперь счастливо обнаружил. Как верный, но ненавязчивый и хорошо воспитанный пес, он все время был рядом, готовый прийти на помощь хозяину, не создавая во всех иных случаях ни малейшего неудобства и даже вовсе не напоминая о себе. Вид, отраженный в высоком ростовом зеркале, надо сказать, получился довольно странный, но при этом в нем ощущалась некая лаконичная завершенность.

Занятый, как обычно, Зимин на сей раз не смог отвезти его лично, но твердо обещал приехать, как только освободится. А чтобы воспитанник не отправился на свой первый бал на мотоцикле, прислал свой «паккард», за рулем которого сидел загадочно улыбавшийся Горыня.

— Здорово, Захар. Как же ты решился «Буран» без присмотра оставить? — пошутил Март, глядя на принаряженного ради такого случая боцмана.

— Ничего, — серьезно отвечал тот. — У Владимира Васильевича не забалуешь, а я тем временем за вами пригляжу! Уж больно часто вы во всякие переделки попадаете.

— В прошлый раз тебя тоже командир прислал?

Захар в ответ только пожал плечами, мол, раз все знаете, зачем спрашивать?

Генерал вместе со своими казачками тоже отсутствовал. Витька, как всегда, пропадал в мастерских, вылизывая конструкцию своего пистолета-пулемета. Так что провожать Колычева оказалось некому. Оглянувшись напоследок на ставший ему в последнее время домом коттедж Зимина, Март решительно шагнул к заботливо приоткрывшему ему дверцу автомобиля Горынычу.

Надо сказать, что Колычев оказался не единственным, кто прибыл к месту проведения мероприятия с шиком. Практически все вчерашние курсанты сочли необходимым нанять мотор или, на худой конец, извозчика. Самые бедные сделали это вскладчину, но пешком не пришел никто.

Самый шикарный выезд оказался, конечно, у Пужэня, которому князь Цзайфен выделил ради такого случая один из многочисленных лимузинов семьи. Молодой Айсиньгьоро приехал в нем не один, а в сопровождении красивой девушки в роскошном вечернем платье. Судя по всему, барышня была не из простых, поскольку обычно грубый и невнимательный со своими подружками Пужэнь вел себя просто образцово. Подал руку, помог сойти с подножки и потом был так предупредителен, как будто рядом с ним была, по меньшей мере, принцесса крови какого-нибудь королевского рода.

К слову, маньчжур был единственным, кроме Марта, кто появился на балу с саблей. Остальные выпускники сочли возможным обойтись кортиками.

Холодное оружие перед входом полагалось сдавать. Колычев уже знал об этом и, ловким движением отстегнув подвес, протянул свое оружие служителю.

— Любопытный клинок, — хмыкнул Черкасов.

— Ты про катану?

— Да, дружище, — сокрушенно вздохнул Максим. — Голова у тебя, конечно, светлая, но в некоторых вопросах ты темный, как ночь над морем.

— О чем ты?

— Ну какая же это катана? Это гун-то! Или, если уж быть совсем точным, кай-гун-то.

— И в чем разница?

— О, как все запущенно, — покачал головой приятель и продолжил, подражая голосу их классного наставника Астафьева. — Да будет вам известно, молодой человек, что в переводе с наречия самураев на язык родных осин «кай-гун-то» означает ни что иное, как «морской военный меч». Прошу заметить, именно морской, поскольку у армии Микадо свое вооружение! Так вот, создано это чудо военных технологий лет десять назад на основе старинного оружия двенадцатого-четырнадцатого веков эпохи Камакура — меча тати. И, как вы вероятно имели возможность заметить, носится гун-то лезвием вниз на подвесе вроде вашего. А вот катану, извольте видеть, — только и исключительно лезвием вверх за поясом, равно как и ее короткий спутник — вакидзаси!

— Офигеть…

— Учитесь, пока я жив, — повторил любимую фразу преподавателя Макс, — после чего приятели дружно рассмеялись.

— Слушай, откуда у тебя такие познания?

— Я ведь только прошлым летом вернулся из Японии. Прожил там два года. От скуки немного занимался фехтованием. Вот и запомнил…

— Молодец! Главное, чтобы на тебя, как на потенциального шпиона, жандармы не стали косо поглядывать.

— На меня нет, — поморщился от неприятного воспоминания Черкасов. — А вот к отцу…

— Что?

— Знаешь что, пошли на бал, пока его без нас не начали. А о мечах поговорим в другой раз. Заодно и покажешь. Сдается мне, что это весьма прелюбопытный образчик.

— Да, пошли. А то барышни, наверное, заждались…

— Кого как, — мрачно пробурчал Макс.

Арендованный школой зал был полон. Все же помимо будущих пилотов там проходили обучение почти сотня курсантов иных специальностей. Радисты, электрики, механики, мотористы и вообще все, кто только может понадобиться для полетов или обслуживания воздушных кораблей. Статус их, конечно, был скромнее, чем у «белой кости», но сегодня все были равны, и всем хотелось потанцевать.

Приехавшая с Пужэнем барышня, конечно же, не стала единственной представительницей прекрасного пола на празднике. Кроме нее среди приглашенных оказались сестры и матери выпускников, а также гимназистки старших классов и здешнего пансиона благородных девиц, для которых этот бал стал заодно «Осенним».

И вот теперь эти небесно-прекрасные, излучающие очарование и красоту юности создания в легких, светлых тонов вечерних платьях, тончайших белых перчатках, в туфельках на низком каблучке, почти без украшений на руках и открытых шеях и с весьма скромными прическами на головах, с видом как можно более скромным и невинным теснились вокруг дам постарше и бросали заинтересованные взгляды в сторону молодых людей, ожидая ангажемента. Воздух буквально искрил от щедро разлитой по залу молодой, веселой энергии.

Для предстоящего торжества начальство авиашколы, дирекция гимназии и предводитель благородного собрания расщедрились не только на просторный зал с оркестром, но и на фуршет с фейерверком. Все это обещало сделать событие незабываемым, если бы не одно но. Все эти заслуженные люди были уже несколько в возрасте, и образцами праздников для них служили те, которые устраивались, скажем так, «во времена Очакова и покоренья Крыма».

Нет, молодые люди для начала с удовольствием прошлись по ярко освещенной главной зале в торжественном полонезе, затем покружились в вальсе, не забыли про польку и кадриль. Но к концу первого тура эта древность, вкупе с выкриками слегка угостившегося распорядителя бала: «Шевалье, акупю во дам», их несколько утомили.

Для тех, кому для поддержания бодряка требовался разгон или некоторый допинг — у столов с закусками были выставлены две широкие серебряные чаши, в которых густо плавали кусочки тропических фруктов, дольки апельсинов, лимонов и кубики льда. Слегка алкогольный, с толикой ямайского рома напиток освежал и настраивал на праздничный, раскрепощенный лад.

Так что, когда в перерыве друзья собрались у столика, обильно уставленного напитками и закусками, как всегда мрачный Черкасов зачерпнул из чаши и налил специальным ковшиком на длинной фигурной ручке горячительного в бокал. Затем разом осушил его и с полным основанием заявил.