Пилот (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 61

Но до сегодняшнего дня, точнее, вечера все шло более или менее пристойно.

— Как прошел день? — привычно поинтересовался Зимин, вернувшись домой.

— Отлично! — вполне искренне отозвался Март. — Лечение дядьки Игната завершено. Представляете, он уже почти не хромает, а его самочувствие просто замечательно…

— Я рад, — сухо отозвался командир, доставая из бара бутылку коньяка и два стакана.

Набулькав в оба изрядное количество ароматной жидкости янтарного цвета, он взял один в руку и машинально подвинул второй воспитаннику.

— Что-нибудь случилось, Владимир Степанович? — вопросительно посмотрел на него молодой человек.

— Почему ты так решил?

— Раньше вы мне выпивку не предлагали, — не без иронии в голосе заметил воспитанник.

— Черт! — немного смутился отставной кавторанг. — Совсем зарапортовался!

— Ничего страшного, — улыбнулся Март. — Я, пожалуй, выпью, за здоровье крестного и успех в его лечении… хотя дозы у вашего высокоблагородия довольно-таки гомерические!

— Прости, не рассчитал. И, да, я очень рад за Игната и за тебя тоже. Честно говоря, не ожидал, что все получится.

— Значит, что-то все-таки произошло?

— Мне предложили вернуться на службу.

— Предложили?

— Ты правильно понял. Поставили перед выбором.

— И перед каким же?

— Отвратительным. Если я соглашусь, меня поставят командовать каким-нибудь старым транспортом.

— Вас, транспортом? — едва не задохнулся от возмущения Март. — Но вы же отличный пилот. Возможно, лучший во всем Третьем флоте! Да вам должны были предложить как минимум фрегат…

— Места на мостиках кораблей первого ранга расписаны на сто лет вперед, — хмыкнул Зимин. — Уж больно хлебная должность. Не говоря уж о том, что с них прямая дорога в адмиралы.

— Ладно, а какая альтернатива?

— Что?

— Ну, вы сказали, что вас поставили перед выбором.

— Ах, да. Мне предложили подписать кабальный контракт. На все время войны.

— И?

— Скажи, Мартемьян, ты интересуешься обстановкой на фронте?

— Если честно, то слежу, конечно, но не сказать, чтобы знаю в подробностях, — признался Колычев.

— Все же предположу, что о взятии Хончхона и переброске значительных сил для осады Чхунчена ты слышал.

— В общих чертах. Если не ошибаюсь, то до недавнего времени все было более или менее нормально, японцы ничего не могли сделать с нашей обороной, а тут вдруг раз, и город пал, на улицах резня, тысячи пленных солдат корейской армии.

— Да, газеты и радио основательно разогнали панику. У народа появились вопросы, как такое стало возможным? И с самого верха пришел циркуляр. Срочно усилить авиацию. Подрядить свободных рейдеров, мобилизовать все транспорты и, вооружив, передать в качестве вспомогательных кораблей Третьему флоту.

— Это может создать для нас, — Март задумался, подбирая правильное определение, — затруднения? Мы ведь и сами не против с японцами воевать…

— Я так понимаю, ты мало что знаешь о взаимоотношениях приватиров с правительством и о законах, регулирующих нашу работу?

— Признаться честно, сам закон я читал, но особо не вникал… — вынужден был признать слабую компетенцию в столь важном деле Колычев.

Судя по всему, для Зимина это оказалось не самым приятным сюрпризом. До сих пор он полагал Мартемьяна необычайно собранным и ответственным юношей и, видимо, слегка переоценил своего воспитанника. С другой стороны, Колычеву едва исполнилось семнадцать лет, так что, все еще можно исправить.

— Начнем с самого начала, — принялся он за краткий ликбез. — Если опустить времена теперь уже седой древности, когда воздушные корабли только появились, то примерно лет двадцать назад одной очень важной персоне на самом верху пришла в голову весьма оригинальная, на первый взгляд, мысль. А именно, что корабли военного флота связаны тысячью условностей, да к тому же их содержание стоит слишком дорого.

— И тогда он решил прибегнуть к услугам частников?

— Совершенно верно. Мы, приватиры, сами зарабатываем на свое содержание, но при этом выполняем некоторые, скажем так, щекотливые поручения правительства. А если начинается война, нас не мобилизуют, но поручений может стать больше. А возможностей отказаться не остается вовсе.

— И фрахт, который вам предложили, не самый выгодный?

— Вообще не выгодный. И очень опасный. Оно бы и ничего, мы на последнем рейсе заработали столько, что даже самому последнему матросу хватит до конца жизни. Не роскошной, конечно, но тем не менее.

— И, тем не менее, вы предпочли бы отказаться?

— Я не отправлю свой «Буран» на верную гибель! А стоит ему оказаться на регулярных рейсах, очень скоро окажется так, что охранение выделить забыли, зато японцы каким-то непостижимым образом об этом знают…

— Такое уже бывало?

— Увы.

— И что же делать?

— Ума не приложу. Хуже всего, что срок моего патента подходит к концу. Обычно его пролонгация проходит без особых проблем. Так, расходы на ресторан, да пара сувениров для жен или любовниц нужных людей. Однако на этот раз все поставлено в зависимость от моего согласия.

— Вот твари!

— И это еще не все. Как только закончится срок патента, я перестану быть приватиром, а «Буран» из рейдера превратится в обычное гражданское судно и сразу же подпадет под мобилизацию. Кстати, если я соглашусь вернуться на службу, произойдет то же самое!

— И что же вы намерены предпринять?

— Пока не знаю. Время еще есть. По крайней мере, пока я утрясу все финансовые вопросы.

— Оплату не зажмут?

— На счет этого можешь быть спокоен. Если нам откажут в выплатах, остальные рейдеры взбеленятся и пошлют свои контракты ко всем чертям! На это в штабе никогда не пойдут. Так что без награды не останешься.

— Я вовсе не о себе переживал, — смутился Март, как будто его уличили в чем-то постыдном. — Просто…

— Все нормально. Мы все работаем за деньги, и нет ничего дурного в том, чтобы о них беспокоиться. Тем более, что куш на сей раз и впрямь велик. Не подавиться бы…

— Не говорите так. Все будет хорошо…

— Дай-то Бог.

Впрочем, Март был далеко не единственным, кого занимала выплата наградных. После возвращения вся команда была занята тем, что пыталась вычислить причитающуюся каждому из них сумму.

С одной стороны, арифметика была крайне проста. Каждый член экипажа, заключивший контракт с Зиминым, имел право на долю или пай. Но, разумеется, никакой уравниловки. Младшие офицеры и техники по три пая. Старшие пять паев. Старший механик — десять. Был бы на «Буране» старший офицер, ему тоже причиталось бы десять, но Зимин обходился без него. Если кто-нибудь из команды погибал, то его доля причиталась родственникам. Отличившимся также полагалась надбавка, но только по согласованию с командой. Провинившиеся же, напротив, вполне могли лишиться части заработка. Впрочем, последнее было редкостью.

С другой, для точного подсчета нужна была окончательная сумма, а вот тут никакой ясности не наблюдалось. Более или менее понятно было с вознаграждением за проданный китайцам корвет. А вот с основным грузом все было совсем не просто. Представители министерства финансов, раз уж не было возможности просто конфисковать стратегический груз, всячески стремились сбить цену. Правда, тут на их пути возникала фигура наказного атамана Забайкальского казачьего войска и его на всю голову отмороженных подчиненных.

В общем, ясности пока что не было никакой, но все сходились на том, что даже стажер Ким, которому полагалось всего полпая, должен был получить почти четыре тысячи рублей золотом, а это, как ни крути, сумма! За такие деньги даже в России можно каменный дом купить, а уж тут, в Желтороссии, и говорить нечего!

И это только премиальные за груз. Но были еще и сбитые японские бомберы, захваченный радист с шифровальным оборудованием, а также разгромленная база противника. И за все это полагались солидные суммы вознаграждения!

— Кстати, где Виктор? — отвлек от размышлений воспитанника Зимин. — Я его с самого прилета не видел…