Просьба сердца (СИ) - Шулятицкая Анна. Страница 4

— Глупости. Неделя нужна для притирки. Потом будет не до ругани.

— А если поругаемся? — подозрительно спросил Антон. — Будем ругаться с утра до ночи.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт. В крайнем случае поработаете отдельно. Семён в одном кабинете, а ты в другом. Я лично проконтролирую.

— Позволите выбрать свободную тему?

— А как же иначе! — проговорил Фёдор Леонидович. — Определитесь к пятнице? Возьмите от трёх до шести идей. И не стесняйтесь задавать вопросы, даже если они кажутся неуместными.

========== Глава 3. Наедине ==========

На выходе из школы нас застал ливень. Как и Антон, я не обеспокоился тем, чтобы узнать прогноз погоды, и теперь мы топтались на крыльце в ожидании чуда.

Двери отворились, и наружу выбрался неповоротливый и отзывчивый трудовик. Он медленно раскрыл зонт, также медленно проверил худой чемодан. Не забыл ли чего?

— Сергей Степанович! У вас нет ещё одного зонта? — спросил я со всей растерянностью, на которую был способен.

— Нету, ребятки, нету. Далеко ехать-то?

— Далеко, — отозвался Антон.

— А мне — нет.

— Не повезло, — сказал Сергей Степанович. — Выхода два — нестись сломя голову или дождаться, когда перестанет хлестать. Хотя вряд ли вы дождётесь. Зарядил надолго, лужи не пузырятся.

— Что ж, спасибо за совет.

— Приятного вечера, — пожелал он на прощание и спрятался под зонтом.

Пройдя пару шагов, он поскользнулся на влажных ступенях. Я перепугался, что его придётся поднимать или вызвать скорую помощь, если он что-нибудь сломает. Но Сергей Степанович успел сохранить равновесие. Расслабившись, я недовольно ткнул пальцем в серость, которая подступала к школе.

— Было же так хорошо!

— Не особо.

— Любишь, когда темно и сыро?

— Только если не надо выходить на улицу.

— Ты правда далеко живёшь?

— Ага. Раз трудовик сказал, что не дождёмся, то я побегу к остановке. Не сахарный, не растаю, — проговорил он с вызовом.

Остановка тоже была не близко. К тому же у многих заканчивалась работа. В автобусы набивались потные, раздражённые, голодные люди, жаждущие принять горячий душ и как следует отдохнуть. А что хорошего в том, чтобы мокрым и холодным держаться за ледяной поручень, а затем преодолеть ещё сколько-то метров, «наслаждаясь» колючим ветром и хлюпающей обувью?

Антон был уже на низком старте. Видимо, прикидывал шансы.

— Погоди. Вдруг пронесёт?

— Не погодю.

— Давай ко мне? Позвонишь своим, чтобы не волновались.

— Ещё чего!

— Папа допоздна, поэтому вы с ним не пересечётесь. Ну, если, конечно, дождь закончится.

— В друзья набиваешься? Из-за кружка или Фёдора Леонидовича?

Почему он всегда был таким? Таким… проницательным? Я и поспорить не мог, привести убийственный аргумент в свою пользу. А когда подобное случается, я робею и зажимаюсь, будто пружина. Правда, даже она рано или поздно выпрямляется…

— Какая разница?

— Большая.

— Не ищи подвоха, — соврал я неуверенно. — Просто прими помощь.

— И не попросишь ничего взамен? — безмерно удивился Антон.

— Зачем? У меня, вроде как, всё есть. Чужого мне не надо.

— Хорошо, — произнёс он с внимательным прищуром. — Показывай куда бежать. Я сразу за тобой.

Обрадованный тем, что его удалось-таки уговорить, я глубоко выдохнул. Накрыл голову портфелем, чтобы макушка осталась сухой. И с криком миновав крыльцо, столкнулся с холодной стеной дождя. Костюм быстро намок, ступни замёрзли. Асфальт утопал в грязно-серой жиже. Вокруг ни души. Все, наверное, сгрудились под навесами или скрылись в магазинах.

Антон прибавил скорость, чтобы бежать наравне со мной.

— Скоро?

— Скоро!

Заскочив в подъезд, мы отряхнулись и поднялись в квартиру. Наконец-то! Сухо и тепло. Я ощутил привычный запах глины, лапши с курицей и ещё чего-то невесомого, беззащитного. Пока я искал чистые полотенца, Антон стоял в передней. Под ним натекла приличная лужа.

— Будем сушиться.

— А можно? — спросил он растерянным тоном.

— Конечно!

— Ну, если так…

И, раздевшись, поймал пушистое полотенце, отдающее хозяйственным мылом.

— У тебя кончики завились, — заметил Антон, показав на волосы, и начал обтирать склеенные пряди.

— Дождь постарался.

— Баран.

— Чего сразу баран? Не обзывайся, а не то выгоню и позвонить не дам!

Угроза на Антона не подействовала. Вернее, подействовала, но не так, как я ожидал.

— Вообще-то… — он замялся. — Это не обзывательство.

— Тогда что? Комплимент?

— Да, — серьёзно ответил Антон. — Я не настолько ужасный, чтобы грубить без причины. Но если не нравится, заберу барана себе, а тебе дам барашка. Идёт, барашек?

В спешке я отвернулся. Как-то глупо вышло. Не зря говорят, чужая душа — потёмки. Что нами движет, когда не остаётся выбора? Когда отчаянно пытаешься подобрать слова, чтобы поблагодарить, но слова растворяются?

— Дуй на кухню.

— А позвонить?

— Ладно, сначала позвони. Вон аппарат!

Пока грелась лапша, из коридора доносились звуки пылкой речи. Мам, всё замечательно, посижу у одноклассника! Он разрешил. Я, конечно, дрожу, но это пока. Аж зубы стучат, представляешь? Что, Сашка? Он не меняется! Кремень! Ты его сильно не ругай, он уже достаточно взрослый, чтобы решать, что делать, а что нет. Сыновья тоже имеют право… Ой, перестань! Пить не будем! Я что, сумасшедший, чтобы требовать вина? Я уже пробовал — не вкусно. Дядь Вова выпивал, вот и я подключился. И передай ему, чтобы не подбивал Сашку! Он когда выпивает (хотя в праздники позволительно), то затевает ссоры. Всё, ухожу, спасибо передам. Пока!

Зайдя в кухню, Антон неловко улыбнулся.

— Мамы одинаковые, — сказал я. — В большинстве своём.

— Да не говори! Твоя, наверное, входит в большинство.

— Не угадал. Она как раз исключение из правил. Но меня это устраивает. Необычная, а всё равно любимая.

Я снял кастрюлю с газовой плиты и разложил еду по тарелкам. Передал Антону ложку с выпуклыми линиями, которые переплетались.

Ранний ужин прошёл в абсолютном молчании. Мы не знали, что сказать, чем поделиться, поэтому время от времени поглядывали в окно — вдруг выползет солнышко? Но оно ни в какую не хотело согревать землю, а дремало за низкими тучами, которые превратились в сплошную кашу.

— Слышишь? — спросил я, как только покончил с лапшой. Поставил локти на стол и переплёл пальцы.

— Что?

— Просто слушай. И не перебивай, потому что это касается лепки.

— Опять двадцать пять, — пробормотал Антон. — Ладно уж, валяй. Что надумал?

— Я бы сделал женский бюст.

— Какой-то определённый? Ой, забыл, что нельзя говорить!

— Именно, что определённый. Бюст женщины, которая мне дорога.

— Сколько ей лет? — полюбопытствовал Антон.

— А что?

— На всякий случай. Любая информация в хозяйстве пригодится. Фёдору Леонидовичу наверняка понравится, с грамотным-то подходом. Да и не только ему. Полезное качество — внимание к деталям.

— Сорок три, — сообщил я нехотя.

— Неужели? — спросил Антон, кинув ложку в опустевшую тарелку, которую покрывали жирные пятна.

— Хороший возраст!

— Возраст и впрямь хороший, — кивнул он, — но я не предполагал, что тебе ближе взрослые. Она замужем? Дети есть? Вы хоть общались?

Поняв, к чему он клонит, я нелепо замахал руками. От двусмысленных намёков у меня часто заболевал живот. Вот и сейчас он забурлил зловеще. Наверное, сам был в шоке, что его хозяина посчитали влюблённым идиотом. Причём влюблённым не в ровесницу или девушку из училища, а женщину, которая старше примерно в два с половиной раза. Не страшно, конечно, и вовсе не стыдно, ведь любви все возрасты покорны! Но я ещё не знал, как к этому относится Антон, поэтому выразил предвзятое мнение.

— За кого ты меня принимаешь? Она же из другого поколения! Мы не подходим друг другу! Не подходим ни на грамм!

— Всего лишь поколение, — отмахнулся Антон. — «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь», — прочёл несколько строк нарочито томно.