Лес (ЛП) - Бобульски Челси. Страница 17

Замешательство искажает его лицо.

— Хорошо?

— Это значит: «Мы заключили сделку?»

— Да, — говорит он, протягивая руку. — Мы заключили сделку.

Я изгибаю бровь.

— Постарайся не отставать.

Мы начинаем спускаться по тропинке, углубляясь в лес.

После нескольких минут напряженной тишины, во время которой я отвлечённо слышу его шаги рядом со своими, я задаю вопрос:

— Ты знаешь, что это опасно, то, что мы делаем? Если совет узнает, мы покойники. Как в гробах на глубине двух метров, и черви шевелятся между нашими разлагающимися пальцами ног.

— Боюсь, потребуется довольно много времени, чтобы привыкнуть к вашему необычному жаргону.

Я пристально смотрю на него.

— Да, я знаю, — тихо говорит он. — И всё же оно того стоит.

Я думаю о папе, который ждёт, когда я его спасу. Думаю о маме, которая ждёт, когда я вернусь домой к обеду, жалея, что не может поставить на стол третью тарелку. Я думаю о себе, обо всех тех временах, когда хотела, чтобы папа был всё ещё здесь, чтобы закончить мои уроки. Чтобы дать мне некого рода одобрение и помочь мне почувствовать, что я действительно знаю, что делаю. Просто… быть отцом.

— Да, — говорю я. — Так и есть.

* * *

Маленькая девочка свернулась калачиком на тропинке. Её платье персикового цвета испачкано грязью, а волосы выпали из инкрустированных жемчугом гребней. На её руках кровь, тонкие царапины тянутся от плеч к запястьям. Сначала я думаю, что она, вероятно, забрела в заросли ежевики, но потом она проводит кистями вверх по рукам. Кровь покрывает полумесяцы её ногтей. Она впивается ими в свою плоть и тянет вниз, глядя на деревья, которых больше не видит.

Брайтоншир резко останавливается. Кажется, вся кровь сразу отхлынула от его лица.

— Что с ней такое?

Моё горло сжимается, пока я смотрю на неё сверху вниз.

— Лес влияет на неё. Он сводит людей с ума, — я оглядываюсь на него, прищуриваю глаза. — Вот почему я всё ещё не уверена, что могу тебе доверять. Учитывая всё то время, что ты провел здесь, ты должен быть таким же сумасшедшим, как и она.

Ну, может быть, не таким сумасшедшим, поскольку я никогда раньше не видела, чтобы кто-то так быстро терял самообладание, но, по крайней мере, немного встревоженным.

— Почему ты не такой?

— Я принял меры предосторожности.

— Какого рода меры предосторожности?

Он не отвечает.

— Ты сказал, что расскажешь всё, что я хочу знать, и если ты этого не сделаешь, я могу отправить тебя обратно в твоё время. Итак, что же это?

Он колеблется, затем стягивает с себя пальто, обнажая серебряную фляжку на поясе. Он понижает голос и наклоняется к моему уху, его дыхание щекочет мою шею.

— Это эликсир, который мои родители совершенствовали, чтобы помочь смертным сохранять ясную голову в лесу. Он запрещен советом, поэтому я был бы признателен, если бы ты никому об этом не говорила, — его взгляд возвращается к девушке. — Мы можем ей помочь?

— Она снова придёт в себя, как только вернётся домой. Мы просто должны доставить её туда.

Чего я ему не говорю, так это: за время моего пребывания в лесу я видела только троих путников, выглядевших такими потерянными, когда я только начинала чувствовать тропинки без присутствия моего отца рядом со мной. Все они провели часы, блуждая среди деревьев, которые никогда не менялись, и последние остатки надежды покинули их вместе с их здравомыслием.

Тогда я не доверяла своим инстинктам. Не знала, что покалывание в моём позвоночнике и напряжение в икрах предупреждали меня о чужом присутствии в лесу. Не понимала, что это ведёт меня к путешественникам. Мне никогда по-настоящему не приходилось доверять своим инстинктам раньше, с папой. Я просто следовала его примеру.

Но эта девочка, вряд ли, пробыла здесь больше получаса — достаточно, чтобы напугать её, конечно, но недостаточно, чтобы сломить. Я бы почувствовала её присутствие, как только вошла в лес, точно так же как почувствовала присутствие Брайтоншира.

В этом нет никакого смысла.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ней, осторожно кладу руку ей на плечо.

— Откуда ты пришла?

Она ногтями царапает кожу, тихий звук, который напоминает мне о реке. Она не говорит.

— Как тебя зовут?

Я пытаюсь вспомнить, что Брайтоншир говорил об именах. Может быть, если я узнаю её имя, она охотнее последует за мной.

Она пальцами цепляется за запястья и снова тянется к плечам.

Я хватаю её за окровавленные руки. Осколки ногтей торчат из порезов на её руках. Мой желудок сжимается, и я стискиваю зубы, чтобы удержаться от рвоты.

— Тебе больше не нужно причинять себе боль, — говорю я. — Мы здесь, чтобы помочь.

Что-то мелькает в её глазах, искра узнавания.

— Тени сказали, что никто не может мне помочь, — шепчет она. — Они сказали, что я умру здесь, как и другие.

Я не знаю, что она имеет в виду под другими. Я наблюдала, как люди сходили с ума, но, насколько мне известно, с тех пор как я начала свои уроки, не было ни одной смерти, по крайней мере, при свете дня. (Я не могу объяснить, что происходит в лесу после наступления темноты.) И я не знаю, что она имеет в виду под тенями, но тот факт, что она слышит голоса, беспокоит меня. Мне нужно вытащить её отсюда, пока это место не нанесло ей непоправимый ущерб.

— Они не должны были тебе этого говорить, — говорю я. — Это неправда.

— Они сказали, что вернутся за мной ночью. Сказали, что не позволят мне выбраться отсюда живой.

Брайтоншир опускается рядом со мной, убирает волосы девочки с её глаз.

— Мы не допустим, чтобы тебе причинили какой-либо вред, малышка.

— Ты можешь сказать мне своё имя? — я спрашиваю её.

Она сглатывает.

— Софи.

— Откуда ты пришла, Софи?

Она хмурится и снова поворачивает голову к деревьям. Свет начинает исчезать из её глаз.

— Не смотри туда, Софи, — говорю я ей, кладу палец ей под подбородок и заставляю её посмотреть мне в глаза. — Посмотри на меня. Какой сейчас год?

Она смеется. Звук тонкий и слишком высокий.

— Это глупый вопрос.

— Я знаю, но, пожалуйста, всё равно ответь.

— 1914.

Брайтоншир качает головой.

— Замечательно. Более ста лет разделяют нас, и всё же я здесь, разговариваю с ней.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Тсс, ты её напугаешь.

Он сжимает её руку.

— Я прошу прощения, Софи. Ты можешь сказать нам, где ты живешь?

— Бостон, — говорит она. — Я должна готовиться к балу в честь помолвки моей сестры.

— Не волнуйся, — говорю я ей. — Мы доставим тебя туда. Просто следуй за нами, хорошо?

Она колеблется.

— Тени сказали мне не двигаться. Они сказали, что вернутся за мной.

— Они не причинят тебе вреда, Софи. Не смогут, если ты пойдёшь с нами.

Но я уже потеряла её. Она смотрит сквозь меня, её глаза затуманены.

Я открываю рот, но, прежде чем я успеваю что-либо сказать, Брайтоншир встаёт перед Софи, заставляя её посмотреть на него.

— Ты когда-нибудь играла в прятки?

Уголки её губ приподнимаются.

— Это моя любимая игра.

— Чудесно! — он хлопает в ладоши. — Мы с моей подругой всё время играем в неё в этом лесу. Видишь ли, твой дом прячется между деревьями, и мы должны его найти. Первый, кто найдёт его, выигрывает.

Она наклоняет голову.

— Правда?

Он выгибает бровь.

— Разве я похож на того, кто стал бы тебе врать?

Её щеки розовеют, и она качает головой.

Брайтоншир берет её за руку.

— Пойдём. Позволь нам найти твой дом.

Она улыбается ему, не обращая внимания на тонкие струйки крови, стекающие по её рукам.

— Хорошо.

Они начинают идти вглубь леса по тропинке. Я позволяю Брайтонширу идти впереди, похлопывая его по правому или левому плечу, в зависимости от того, куда нам нужно повернуть. Я хорошо знаю бостонский порог. Он расположен в парке и часто открывается. Обычно я встречаю оттуда, как минимум двух детей или нянь в месяц. Однажды даже был всадник на лошади, который так и не понял, что его больше нет в парке. Я сказала ему, что он просто сбился с главной тропы, и если он вернётся тем же путем, которым пришёл, то окажется на знакомой территории. До меня дошло, насколько правдивым было это заявление только после того, как он вернулся домой.