Дочь Лунной богини - Тань Сью Линн. Страница 100

Но тот вырвался из ее хватки, и тогда император кивнул своим стражникам, которые тут же устремились к Ливею. Мне хотелось сказать, чтобы он ушел, но душу переполнял неистовый восторг оттого, что любимый сражался за меня. В теле царил такой холод, что казалось, я уже никогда не почувствую тепло, но, наблюдая за сопротивлением Ливея, я вдруг ощутила, как внутри загорелась искорка. Поэтому, слегка приподняв ладонь над полом, тщетно попыталась до нее дотянуться.

Но взгляд императора вновь пригвоздил меня к месту, и он опять поднял руку. Я поняла, что мое израненное тело не выдержит еще одной атаки, но все же заставила себя открыть глаза… и смотрела прямо на императора, даже когда кончики его пальцев засветились.

Время остановилось. И казалось, будто Небесный огонь не несся ко мне ослепительной вспышкой, а мучительно медленно скользил по воздуху. Вопль Ливея разрушил мое оцепенение. Я неверяще закачала головой и закричала, когда принц вырвался из рук стражей и бросился ко мне, чтобы прикрыть своим телом… А я потянулась оттолкнуть его. Хоть и знала, что опоздаю.

— Нет, — сорвался с моих губ прерывистый шепот, а Ливей сжал мои руки.

Я посмотрела в его глаза, наполненные теплотой и любовью, и пожалела, что больше никогда не увижу этого взгляда.

Белый свет ослепил меня. И я приготовилась к смерти.

Но не ощутила ни впивающихся в кожу игл, ни жуткой агонии, терзающей плоть. Вместо этого меня окружал сияющий кокон, такой же мягкий и ласковый, как туман на рассвете. Я тут же посмотрела на Ливея. Он тоже не пострадал. И в этот момент я почувствовала прохладу у себя на груди. Выдернув руку из ладони Ливея, я схватилась за кулон отца. От него исходило сияния, такое же, как источал кокон, спасший нас с Ливеем. Но спустя пару секунд свечение исчезло, нефрит потеплел, а на гладкой поверхности образовалась трещина, какая была на нем раньше, до того как дыхание Длинного Дракона восстановило кулон.

Небесный император… Я едва узнала его. Он побледнел от потрясения и покраснел от ярости. Испытал ли он хоть какие-то угрызения совести за то, что едва не убил собственного сына? Моя-то смерть уж точно оставила бы его равнодушным. Когда пристальный взгляд императора обратился ко мне, я заставила себя не дрогнуть, собираясь не только принять его ненависть, но и продемонстрировать свою собственную.

Но тут Ливей откинул полу плаща в сторону и опустился на колени.

— Достопочтенный отец, ты приказал забрать жемчуг у драконов и пообещал за это отменить приговор богине Луны. И ни словом не упомянул о духовной сущности драконов. Если мы ошиблись, от нашего имени молю о пощаде. Сейчас все четыре жемчужины перед тобой, как Синъинь и обещала. Так что осталась невыполненной только одна часть сделки. Твоя.

Его голос доносился до каждого угла зала, выводя придворных из оцепенения. И несколько из них — самые храбрые — кивнули в знак согласия. А затем, прикрывшись широкими рукавами, начали шепотом обсуждать случившееся. В их глазах я выполнила поручение, а в благодарность получила удар молнии в грудь.

Небесный император замер. Неужели слова Ливея напомнили ему о том, что за нами наблюдает множество все подмечающих придворных? Которые, может, и воздержатся высказывать свое мнение здесь, но обязательно поделятся им, как только вернутся домой. Посчитают ли они императора справедливым и милостивым? Или своенравным и жестоким?

Что касается меня, то Ливей окончательно связал наши судьбы воедино. И «мой» выбор стал «нашим». А мое наказание — еще и его наказанием. Я сражалась за Ливея в лесу Вечной весны, и он не раздумывая бросился на мою защиту здесь.

Я покачала головой, чтобы прогнать эти мысли. Как Ливей говорил раньше, нет смысла вести подобный учет. И неважно, насколько разошлись наши пути, связь оставалась крепка.

— Ваше Небесное Величество, — вновь раздался заискивающий голос министра У, — примите мой скромный совет. Нужно немедленно пресечь подобное неповиновение. Эта девушка и ее мать сделают из Небесной империи посмешище. Не забывайте, что Чанъэ скрывала от вас своего ребенка, а ее дочь пыталась обмануть вас сейчас. А вдруг другие решат, что могут лгать вам без каких-либо последствий?

Ливей повернулся к нему и указал на меня.

— Без последствий? А вы сможете вынести удар Небесного огня, как она? Синъинь с лихвой заплатила за любой проступок…

— Молчать! — вцепившись в подлокотники своего кресла, заорал император.

Воздух загустел от напряжения. Никто не осмеливался пошевелиться. Даже императрица, которая продолжала смотреть на Ливея широко раскрытыми глазами, словно все еще не могла поверить в произошедшее.

Император поджал губы, отчего они превратились в тонкую линию. Лед вновь засверкал в воздухе, а я невольно содрогнулась от воспоминаний о муках, готовясь оказаться в объятиях смерти.

Но тут тишину нарушил резкий стук сапог по плиткам. К нам приближался бессмертный с устойчивой, решительной и сильной аурой. Генерал Цзяньюнь. Дойдя до возвышения, он опустился на колени.

— Ваше Небесное Величество, прежде чем вы вынесете приговор, я как ваш верный слуга обязан напомнить, что сегодня первый лучник Синъинь спасла Небесную армию из мерзкой чудовищной ловушки Царства демонов. И воины собрались снаружи, чтобы выразить ей свою благодарность. — Он указал на вход в помещение.

Я недоверчиво подняла голову, а затем, пошатываясь и не обращая внимания на боль, которая вспыхивала от каждого движения, поднялась на ноги. Медленно повернувшись, я проследила за рукой генерала Цзяньюня. И придворные, закрывавшие мне обзор, расступились, но продолжили о чем-то шептаться между собой.

У входа стояла Шусяо, а прямо за ней собралось целое море небесных воинов, которые заполнили все пространство перед залом. Они как один согнулись в поклоне, отчего солнечный свет заиграл на их золотисто-белых доспехах. Сердце подскочило к моему горлу, а боль в теле утихла. Едва сдерживая слезы, я поклонилась им в ответ.

Я не была преданна Небесной империи, но оставалась верна своим друзьям и тем, с кем бок о бок сражалась и проливала свою кровь. Когда я выпрямилась вновь, то встретилась взглядом с Шусяо и тут же подняла руку, приветствуя ее. Я не сомневалась, что мне есть за что благодарить подругу. Кто еще мог сообщить генералу Цзяньюню о сражении и привести сюда всю армию?

Армию Небесного императора.

Внезапно я почувствовала, как по затылку расползаются мурашки. И, опомнившись, развернулась, а затем опустилась на колени. Но я не собиралась умолять или выпрашивать прощение. Это все равно не привело бы ни к чему хорошему.

— Ваше Небесное Величество, я не предательница. Я выполнила условия нашей сделки и рассчитываю на вашу справедливость.

Я не старалась выразиться как можно изящней, а голос и вовсе охрип от крика. Но… как бы все ни закончилось, я чувствовала покой, ведь сделала все что могла.

Шепот в зале стал громче, и несколько придворных покачали головами. Но и воины не расходились, продолжая стоять у входа в зал.

Лицо Небесного императора напоминало маску царственного спокойствия, без единого следа эмоции или ярости, которые искажали его еще пару мгновений назад. А когда он заговорил, его голос звучал ровно и невозмутимо.

— Первый лучник Синъинь, в благодарность за твою доблестную службу мы выполним твою просьбу. Чанъэ прощена и отныне может спокойно покидать Луну. Но она должна и впредь выполнять свои обязанности и обеспечивать восход Луны каждую ночь… без исключений.

На мгновение повисла тишина. А затем воздух за пределами зала Восточного света зазвенел от радостных криков. Если и оставался кто-то, не согласный с этим решением, — императрица или министр У, — то их возражения остались без внимания. Я села на пятки, чувствуя, как напряжение покидает тело, хотя в голове тут же заметались мысли. Помилование императора — великодушный жест. Благородный. И совершенно неожиданный. Я, как и он, прекрасно понимала, что не выполнила задания. Не принесла ему того, чего он так хотел. И император имел полное право отказаться выполнять свою часть сделки и осудить меня. Вот только Его Величество прекрасно умел все просчитывать и разбираться в настроениях придворных и своих воинов… поэтому решил сохранить их уважение и свою репутацию. Но я услышала в его словах угрозу. Он запомнил случившееся. И в следующий раз не стоит даже просить о пощаде.