Вы найдете это в библиотеке - Аояма Митико. Страница 42

— Что происходит?

С собой у меня был телефон, поэтому в результате я позвонил Ёрико, и она за мной приехала. Хорошо, что она была дома. Она прибежала со своими и моими правами, чтобы подтвердить мою личность, и благодаря этому меня отпустили на свободу.

Занятие по игре в го уже давно началось, но мне совсем расхотелось туда идти. На обратном пути Ёрико выговаривала мне за произошедшее:

— Этот патрульный тоже не слишком вежливый оказался, а ты-то что, Масао? Чего ты испугался?

— Кто бы не испугался… Когда вдруг к тебе как к преступнику относятся. Я просто посмотрел, как дети в саду бегают, — такие симпатичные.

Ёрико насупилась.

— В будний день, в рабочее время какой-то тип в странной одежде стоит и ухмыляется, смотря на детей. Тут кто угодно заподозрит неладное. Ведь столько историй, когда жертвами злоумышленников становятся дети.

— В странной одежде?

Я от удивления смотрел на нее, широко открыв глаза. Это же совершенно обычная повседневная одежда. К тому же на мне бейсболка, вроде как даже модно. Ёрико показала на мою голову.

— Начнем с этой бейсболки. Надвинул на самые глаза. Подозрительнее не придумаешь.

— Что?

— Поношенная рубашка поло и толстовка. Ты же дома так одеваешься.

И дальше она уже просто бормотала себе под нос, даже не смотря на меня.

— Почему вообще к толстовке ты надел кожаные туфли?

Потому что мне гораздо удобнее в ношеных туфлях, в которых я ходил на работу, чем в новых узких кроссовках. Да и снимать их легче, прежде чем в комнату с татами войдешь. То есть подозрительный я тип или нет, оценивают по моему наряду. А если бы я был в классическом костюме, меня бы тогда не заподозрили? Я со злостью спросил ее:

— И что, это так странно, когда носишь толстовку и кожаные туфли?

— Чтобы это сочеталось, нужно иметь невероятно хороший вкус к моде.

И вот тут наконец я понял. Ёрико не одобряет мой вкус в одежде. Раньше стоило мне вытащить рубашку, чтобы надеть, как она незаметно меняла ее на другую, несколько раз намеками спрашивала, и правда ли мне нравится поясная сумка. Но она никогда не говорила, что у меня плохой вкус, наверное, сдерживалась от последнего шага.

В голове всплыли слова Якиты о разводах на пенсии. Все, что она до настоящего момента терпела, разом выплеснулось наружу…

— Ну и самое последнее… Бежать, когда увидел патрульного.

— Я не сбежал. Это он стал меня преследовать.

Я вспомнил, как он меня назвал дедушкой, и меня вновь вогнало в тоску. Я решил не рассказывать об этом Ёрико, а просто печально смотрел на кожаные туфли на ногах.

Несколько дней спустя нам прислали коробку, полную сладких мандаринов. От родственников Ёрико, которые в префектуре Эхимэ занимались сельским хозяйством.

— Ого, здорово. Надо поделиться с Эбигавой. Как удачно. Поблагодарю его за то, что научил, как исправить тормоза.

Ёрико выбрала самые красивые мандарины и сложила их в пакет.

— Вот, отнеси.

— Что?

— Ты ведь тоже ездишь на велосипеде.

— Так-то оно так.

К тому же тебе все равно делать нечего.

Ёрико, разумеется, так не сказала, но я почувствовал, что она это подумала.

С пакетом в руках я отправился в комнату консьержа.

Она была рядом со входом в дом.

По ту стороны окошечка — небольшая комната. Комнаты консьержа часто именно так устроены. Стеклянное раздвижное окошко обычно закрыто, но, если нужно, изнутри консьерж может его открыть.

Эбигава сидел недалеко от окна и на что-то рассеянно смотрел.

Когда я приблизился, он резко поднял голову. Я через стекло сказал ему:

— Здравствуйте, Эбигава-сан!

Он встал и пошел открывать дверь. Прямо в дверях я передал ему пакет с мандаринами.

— Это наши родственники прислали мандарины из Эхимэ. Пожалуйста, угощайтесь.

— Спасибо большое, — с этими словами Эбигава взял мандарины.

За его спиной работал монитор. На нем было изображение с камер наблюдения. Вот на что он смотрел. Эбигава спросил меня:

— Гонно-сан, а вы любите мармелад ёкан?

— Ну, в общем, да.

— Вчера мне принесли, а я не очень люблю мармелад из бобов. Вы меня выручите, если заберете. Подождите секундочку.

Наверное, это его тоже кто-то за что-то благодарил. Разные, выходит, он подарки получает. А вдруг он и мандарины тоже не любит?

Пока я думал об этом, Эбигава отвернулся и вошел в комнату. Я впервые заглянул в комнату консьержа, она оказалась гораздо больше, чем я думал. Когда смотришь со стороны коридора, кажется, там места только-только, чтобы один человек сидел, а внутри, оказалось, и небольшая раковина есть, и стеллаж.

А еще стойка, на которой папки, куча документов на столе, белая доска на стене. Прекрасный офис.

И перед глазами большое окно.

— Окно… — прошептал я непроизвольно.

Эбигава вернулся с бумажным пакетом из кондитерской, специализирующейся на японских сладостях вагаси. Получив пакет, я сказал:

— Извините, что заглянул. Просто интересно, в чем заключается работа консьержа. Я вот тоже ушел на пенсию, времени много, подумывал, вдруг найду подходящее место…

Я сказал первое, что пришло на ум, но, когда произнес вслух, понял, что это не такая уж и плохая идея. Если физически здоров и у тебя много свободного времени, то вместо того, чтобы мучиться без дела, можно вновь поработать. Я ведь это прекрасно понимал.

Однако прежде я был только служащим; придумать, где бы я мог поработать, будучи пенсионером, я не мог. Поэтому и не стал уходить в шестьдесят, а запросил продления трудового контракта до шестидесяти пяти.

Эбигава пригласил в комнату, и я вошел.

— По правилам сюда нельзя заходить жильцам. Вдруг вас спросят, скажите, что спрашивали совета об улучшении работы домового комитета.

Некоторое время Эбигава рассказывал мне про работу консьержа. О его обязанностях, часовой оплате, как набираются такие сотрудники. Он был на год старше меня.

Между тем за его окошком проходили люди — кто туда, кто обратно.

Жильцы, посетители, курьеры.

Дети, взрослые, старики.

Наблюдая за этим, я вспомнил стихотворение «Окно».

То нахлынет волна

То назад отойдет

Так Эбигава каждый день из своего окошка наблюдает за волнами людей.

Каждый день это повторяется из раза в раз, проходят волны человеческих судеб.

— Разные люди проходят мимо, — сказал я.

— Да, это удивительно, хотя мы разделены лишь стеклом, словно бы оно делит мир на тот и этот. Словно бы я в океанариуме смотрю на рыбок, плавающих в аквариуме. Хотя людям по ту сторону, наверное, кажется, что комната консьержа — это маленький аквариум.

Эбигава рассмеялся.

Да, это, наверное, так и есть. Неорганическое стекло полностью блокирует ощущение живого.

Совсем недавно рядом со входом в дом я видел молодую пару, которая громко ссорилась. Наверное, из-за стекла кажется, что человек за ним не может вас слышать. Заметив меня, они прекратили разговор, но Эбигава, скорее всего, слышал всю их ссору.

Бабушка со сгорбленной спиной медленно прошла мимо к выходу. Она посмотрела сюда и слегка поклонилась. Вслед за Эбигавой я тоже поклонился в ответ. Я уже встречал ее, но не знал, на каком этаже она живет. Эбигава сказал:

— О, отлично. И сегодня она вышла на улицу. Почти всегда проходит в одно и то же время. Живет одна, я беспокоюсь за нее. Я некоторое время работал массажистом, по походке могу понять, что у человека болит.

Я удивился.

— Эбигава-сан, вы не только занимались ремонтом велосипедов, но и работали массажистом?

Эбигава рассмеялся.

— Да, много профессий сменил. У меня такой характер, только захочется что-то попробовать, уже остановить себя не могу.