Очарован наповал - Кокран Элисон. Страница 14

— Разве здесь не классно?

Чарли осторожно тянется за меню, его лицо снова искажает гримаса боли.

Дев не понимает, как такой привлекательный человек может делать со своим лицом такие непривлекательные вещи.

— Что случилось?

— М-м-м, ничего. Просто… Я веган и глютен не употребляю, — поясняет Чарли, продолжая хмуро созерцать одностраничное меню.

Чарли Уиншо — воплощение всего, что Дев старается избегать в личной жизни, а сейчас, на голодный желудок, общаться ним тяжело в принципе.

— Мы в Лос-Анджелесе. Уверен, в этом ресторане готовят что-то безглютеновое.

— Но здесь сплошные вафли и гренки.

— Не вижу проблемы.

Официант пробирается к их столику, равнодушно приветствует, листая блокнотик, наконец поднимает голову и утыкается взглядом в Чарли.

— Ой! — изумленно лепечет официант. Он не старше двадцати лет, вряд ли выписывает журнал Wired и не принадлежит к целевой аудитории «Долго и счастливо». «Я случайно поднял взгляд и увидел самого красивого человека на земле» — вот что означает его изумление. Такое же выражение Дев замечал на лицах двадцати девушек в первый вечер съемок.

— Что я могу для вас сделать? — выпаливает покрасневший официант. — То есть сделать вам? Нет, то есть принести вам? То есть…

Чарли ничего не замечает. Он заказывает чашку чая, фрукты, две вегетарианские сосиски. Дев заказывает яйцо бенедикт с крабом, порцию бекона, тост из кислого хлеба — он собирается накачать себя глютеном и побочными продуктами животноводства. Он старается не думать о конкурсантках, в выходной день наверняка смакующих коктейли в джакузи. Их наставником ему не быть.

— Ну, расскажи о себе, — нехотя пробует Дев.

Чарли изучает свою вилку.

— М-м-м, а что тебе хотелось бы знать?

— Например, про твою семью. Какие у тебя родители? А братья-сестры?

— Ну, видишь ли… Мы не близки, — с запинкой отвечает Чарли. — То есть я не близок. С другими членами семьи. Мы почти…

— Не общаетесь? — подсказывает Дев.

Чарли кашляет.

Возвращается официант с чаем и кофе.

— Простите, но не могли бы вы принести другую вилку? Эта грязная.

— Да, боже, да! Мне так жаль. Сейчас же этим займусь!

Тридцать секунд спустя официант приносит четыре разные вилки Чарли на выбор.

Дев делает медленный глубокий вдох и старается не забывать, что его задача — включать обаяние и очаровывать Чарли, чтобы тот играл по правилам шоу. Однако его голос звучит раздраженно.

— Видишь ли, задавать вопросы — традиционная часть любого свидания. Нужно же узнать друг друга лучше.

— Судя по моему небогатому опыту, женщины не слишком стремятся меня узнать.

— Меган, может, и не стремится, но продюсеры, вероятно, устроят так, чтобы следующее романтическое свидание у тебя было с Дафной, а она точно станет задавать тебе вопросы на личные темы.

За соседним столиком разражаются громким хохотом, и Чарли морщится.

— Я… Я не хочу говорить на личные темы.

Дев скрежещет зубами.

— Ясно. Тогда почему бы тебе не потренироваться, не задать какой-нибудь личный вопрос мне?

У Чарли аж челюсть отвисает.

— Какой, например?

— Я не знаю, Чарли! — Дев понимает, что вот-вот вспылит снова, понимает, что из-за этого Чарли замкнется пуще прежнего, но ничего поделать не может. Чем дальше отступает Чарли, тем сильнее рвется в атаку Дев. Вернуться бы в краткий период взаимопонимания, которого они достигли после того, как Чарли разбили лицо! Тогда Чарли позволил ему подержать холодный компресс и обнажил крохотный кусочек своей личности.

Официант приносит бранч с беспрецедентной для лос-анджелесского общепита скоростью, и Дев с Чарли оба радуются, что им есть чем занять свои руки и рты. Повисает мучительная тишина, Дев успевает смести четыре куска бекона, потом не выдерживает:

— Чарли, чего ты так боишься?

Дезинфицированной вилкой Чарли накалывает ломтик дыни, подносит ее к отрытому рту и задевает ею нижнюю губу. Из практических соображений остаток разговора Дев будет вести с левым ухом Чарли.

— О чем это ты?

Дев собирает кислым хлебом остатки голландского соуса.

— Почему ты не говоришь то, что думаешь?

— Я… Я частенько говорю… ну… не то, что нужно.

— Как это?

— Просто я… — Чарли машет левой рукой. — Я не отличаюсь красноречием и не умею четко выражать свои мысли. Люди вечно думают, что я странный, поэтому мне легче не говорить вовсе.

— Да уж… — после долгой паузы изрекает Дев. — Ничего печальнее я в жизни не слышал.

Чарли выпрямляет спину, словно решив поиграть в самоуверенного человека, которым, по мнению Дева, не является.

— На самом деле ничего страшного. У кого-то есть мощный эмоциональный интеллект. Навыки межличностного общения. — Чарли показывает в сторону Дева. — У меня нет. Но мои мозги сказочно хороши для другого, так что, если помалкивать, я считаюсь нормальным даже по меркам Пало-Альто^[6].

Дев ерзает на стуле, их колени снова задевают друг друга под столом. На этот раз Чарли сразу не отстраняется, так же, как и Дев, — повторяется рукопожатие первого вечера съемок, хоть и коленями.

— У многих людей проблемы с общением, — напоминает Дев. — Так что ты нормальный по любым меркам.

— И это говорит человек, велевший мне включать свою рекламно-парфюмную ипостась.

Дев отодвигает тарелку, чувствуя себя говнюком. Какие бы аномалии ни видел в себе Чарли, нет сомнений в том, что люди постоянно принимают их в штыки.

— Ты прав. Я сморозил глупость, сказав тебе такое. Ради любви менять свою суть не нужно.

Компания за соседним столиком поднимается, чтобы уйти, и Чарли сутулится, сжимается в комок, чтобы его случайно не задели раскачивающимися сумочками. Под столом его нога еще плотнее прижимается к ноге Дева, и тот чувствует, что Чарли дрожит. Дев думает о переполненной террасе, о шуме, о микробах. Опустив руку под стол, он кладет ее Чарли на колено, чтобы успокоить. Он чувствует, что Чарли немного расслабляется.

— Ты ненавидишь рестораны, да? — мягко спрашивает Дев.

— Ненависти как таковой нет, — не слишком убедительно начинает Чарли, и у линии роста волос у него появляются бусинки пота. — Но мне в них бывает тяжеловато в плохие дни. В дни, когда мне и так тревожно.

Дев понимает про плохие дни и снова чувствует себя говнюком, потому что накосячил с идеей тренировочного свидания. Разумеется, оно превратилось в настоящую катастрофу. Деву и в голову не пришло спросить Чарли, чем он хотел бы заняться на свидании, а ведь цель затеи заключалась именно в том, чтобы придать ему уверенности.

Между прочим, опыт первых свиданий отсутствует не только у Чарли.

— Ну, пошли отсюда, — с улыбкой предлагает Дев, убирает ладонь с колена Чарли и машет официанту, который не удаляется с орбиты Чарли дальше чем на десять футов. Дев просит счет. — Пока мы здесь, проведем быстрый эксперимент, ладно?

Чарли смотрит скептически, но кивает.

— Ладно.

— Скажи, о чем ты думаешь прямо сейчас.

Чарли сжимает губы в тонкую тревожную полоску и опускает взгляд на свою опустевшую тарелку.

— Отключи самоцензуру, долгие размышления, страх сказать не то, что нужно, — велит Дев. — Просто озвучь то, о чем думаешь в этот конкретный момент.

— М-м-м…

— Долгих размышлений не надо!

Внезапно, совершенно неожиданно Чарли перехватывает его взгляд, и Дев забывает, что намеревался смотреть ему лишь на левое ухо.

Теперь перед Девом лицо Чарли в полном великолепии — беспокойные серые глаза, под которыми после недавней драки залегли бледные тени, белокурые волосы, ямочка на подбородке. Чарли смотрит и смотрит на него, а когда открывает рот, у Дева сердце выскакивает из груди и уходит в пятки.

— У тебя все лицо в голландском соусе, — выдает Чарли.

Напряжение разом отпускает Дева.

— Ну, начало положено, — говорит он и тянется за салфеткой.

ЧАРЛИ