Любовь и колдовство (Сокровище любви) - Картленд Барбара. Страница 13

Веревка длиной около двух футов была выкрашена в светло-зеленый цвет, ее концы связывал клочок цветной шерсти, в которую был вплетен пучок цветных перьев, очевидно петушиных.

Часть веревки была покрыта белым налетом вроде плесени, Андре снял его пальцем. Один конец был измазан чем-то коричневым. Андре был уверен, что это запекшаяся кровь.

— Что это, по-твоему? — спросил Андре, почему-то перейдя на шепот.

— Говорю вам, мсье, это зеленая змея Педро уанга. Сильное колдовство — черная магия!

— Откуда она здесь взялась? — удивился Андре.

— Я не понимаю. Я только скажу: кто-то знал, мсье приедет.

— Кто об этом может знать? — растерянно спросил Андре. — Откуда?

Томас взглянул на горы, загадочно ответил:

— Все знают. Разговор барабанов.

— По-твоему, местным колдунам вуду уже известно, что я направляюсь на плантацию де Вилларе? — уточнил Андре. Томас молча кивнул.

— В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, — заметил Андре.

Он долго в задумчивости разглядывал веревку и убедился, что висит она здесь недавно.

С гадливостью прикоснувшись к запекшейся коричневой корке и нажав посильнее, Андре заметил, что она еще не совсем высохла. И это, без сомнения, была кровь!

Кроме того, колонна, к которой привязали веревку, была очищена от плюща, тогда как вторая скрывалась под ним целиком.

Очевидно, веревка, изображавшая змею, появилась здесь совсем недавно, возможно, лишь сегодня утром, в крайнем случае, вчера вечером.

— Я ничего не понимаю, Томас, — признался Андре. — Знаю одно; все это мне очень не нравится.

— Не волноваться, мсье, — успокоил Томас. — Найти хороший папалои — дело будет хорошо!

— А что это такое? — не понял Андре.

— Человек.

— Его зовут Папалои?

— Папалои — не имя, — кратко сообщил Томас. — По-вашему, священник, у нас — папалои.

Андре пришел в замешательство.

— Ты что, собираешься разыскать колдуна вуду?

— Конечно! — кивнул Томас.

— Он снимет порчу, которую несет змея? — догадался Андре. — Нам нужен колдун, занимающийся белой магией?

— Так, мсье.

— Мне это кажется самой вопиющей… Вдруг Андре вспомнилась главная заповедь Жака: чтобы стать похожим на мулата, он должен мыслить как мулат.

— Ну хорошо, потеряем пенни, выиграем фунт! — пробормотал он английскую пословицу, смысл которой был едва ли понятен черному слуге.

Чтобы не выдавать в себе иностранца, он должен следовать местным обычаям. А на этом острове жители привыкли по всякому поводу обращаться к колдовству. Что ж, придется последовать их примеру.

— А где же ты найдешь своего папалои? — спросил он Томаса.

— Найду. — Слуга был, как всегда, немногословен.

— Хорошо, я согласен, — кивнул Андре. — А пока дай-ка я сниму эту дрянь!

Содрав со столба веревку, он забросил ее в густые заросли кустарника поблизости от дома.

— Вот видишь, она, по крайней мере, не взорвалась, — улыбнулся он.

Однако, посмотрев на Томаса, он заметил, что тот помрачнел.

— Папалои нет, порча — здесь, — угрюмо сказал Томас. Андре добродушно похлопал слугу по плечу.

— Тогда побыстрее разыщи своего папалои, — попросил он. — И еще: надо найти в доме место для ночлега. Хотелось бы, чтобы на голову не упала крыша, а под ногами не провалился пол.

Глядя на руины, он печально добавил:

— Хотя бы во сне я буду чувствовать себя хозяином плантации де Вилларе, которая принадлежит мне по закону, хотя никто, кроме меня, в это не поверит!

Томас молчал. Помедлив, он ответил, но так тихо, что Андре едва расслышал его слова:

— Дамбалла скажет, где сокровища.

Глава 3

Осторожно спустившись по ступеням, Андре вышел в сад.

Обосновавшись в доме, хоть и разрушенном, и оскверненном, Томас как нельзя лучше воспользовался открывшимися в связи с этим возможностями и приготовил поистине королевский ужин.

Днем, проезжая через деревню, он предложил хозяину купить пару живых кур. Андре запротестовал — он воображал, какой шум поднимут птицы по дороге. Но негр со снисходительной улыбкой заверил его, что они не издадут ни звука.

И действительно, молниеносным движением Томас перевернул кур вниз головой, нажал каждой куда-то лод крыло, они тут же перестали трепыхаться, а он спокойно привязал их будущий ужин к седлу.

У Андре создалось впечатление, что куры впали в летаргический сон, но расспрашивать он не решился. Очевидно, на Гаити этот фокус был известен и малым детям, как это ни было глупо, ему не хотелось предстать перед слугой в смешном свете.

Наголодавшись в предыдущие дни, Андре с нетерпением ожидал ужина, надеясь, что Томас окажется сносным поваром. В том, что негр умеет готовить, он не сомневался. Жак, с его предусмотрительностью, не нанял бы слугу, не способного приготовить что-то съедобное. По-видимому; ой был мастер на все руки.

Как только Андре сообщил о своем желании остаться на ночь в доме, Томас наломал веток, сделал веник и принялся сметать паутину с потолка, после чего выгреб в одной комнате с пола разбитую штукатурку и смахнул с пола пыль.

Приведя в относительный порядок помещение, которое, как предполагал Андре, прежде служило маленькой гостиной, Томас перешел на кухню.

Вскоре оттуда стали доноситься соблазнительные ароматы. В ожидании ужина Андре коротал время на балконе, разглядывая окрестности.

Внезапно ощутив всю усталость, накопившуюся за несколько дней пути, он оставил подробный осмотр дома на завтра. Сегодня, после бессонной ночи в лесу и тяжелого переезда, ему требовался отдых.

Сидя на террасе, Андре пытался вообразить, как выглядел этот особняк при дяде, а главное, при тете, которая как истинная француженка вела хозяйство безукоризненно и подобно всем женщинам своей нации отличалась, по словам его матери, изобретательностью по части домашнего убранства.

Андре почти не знал своих родственников, но образ тети, который сложился у него со слов родителей, был полон в его представлении живого очарования.

Дядя был богатым человеком, несомненно, держал множество слуг, так что в этом доме, разумеется, были все условия для комфорта, которые можно было создать в этой далекой стране.

Обеспеченная, спокойная и удобная жизнь в дореволюционном Гаити была, по-видимому, очень приятной.

Андре спросил себя, хотелось бы ему пожить плантатором на этом райском острове?

На этот чисто умозрительный вопрос было трудно теперь ответить. Рока он знал одно; несмотря на любовь к Англии, привычку к ее языку, обычаям, частица его души рвалась во Францию.

До того как их семье пришлось покинуть эту страну, спасаясь от злодеяний революции, он успел ощутить вкус власти и могущества, которыми в полной мере обладал его дед, владевший огромными имениями, где трудились сотни людей.

Судьба распорядилась, чтобы его дед насладился властью, дядя, Филипп де Вилларе, — богатством, оставив Андре участь безвестного и неимущего изгнанника.

Правда, у него был титул, но без денег он мало чего стоил.

Если он не найдет клад, но сумеет выбраться из Гаити живым, молодому аристократу оставалось лишь вернуться в Англию и найти там себе какое-нибудь место, чтобы жить на скромное жалованье с пожилой матерью.

Ему было известно, что мать больше всего на свете хочет дожить до его свадьбы.

Если бы не революция, любая французская барышня из хорошей семьи с радостью вышла бы замуж за графа де Вилларе. Но после трагических событий, потрясших его страну, Андре не мог рассчитывать на хорошую партию, так как, кроме титула, не мог предложить невесте абсолютно ничего.

Что касается брака с богатой невестой, то одна мысль о подобном союзе вызывала в гордом аристократе внутренний протест. Он не мог допустить, что из-за бедности окажется в зависимом положении, станет марионеткой в руках жены, которая сможет управлять им, оплачивая его нужды из своего приданого.

— Ни за что не женюсь, если брак окажется неравным, — в который раз пообещал себе Андре.