Божья коровка (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 23

– Нам сошьешь такие? – попросила Клава. – Время теперь есть – ведь экзамены ты сдал.

– Хорошо, – кивнул Борис. – Только куртки не годятся. Сарафан или костюмчик из джинсы – юбка и жилетка. Летом жарко.

Взяв альбом, он нарисовал модели. Женщины их рассмотрели и решили: Ане – сарафан, Клаве – юбка и жилетка. Борис посмеялся – про себя, конечно. Сарафан он изобразил на стройной женщине, а костюм – на даме поплотнее, и подруги распознали в них себя.

– А теперь добудьте ткань, – предложил любовницам. – Синюю и плотную. Только не кримплен – хлопок сто процентов. Из другого шить не буду.

Женщины немного повздыхали – как же без кримплена, но, подумав, согласились. Ткань они добыли – явно «не фирму», но вполне похожую. Целую неделю Боря портняжил: обмерял, кроил и сметывал. Примерял, что получилось, а затем садился за машинку. Завершив, погладил вещи и вручил подругам. Те их тут же натянули и зависли перед зеркалом – то стояли, то крутились перед ним. Сарафан и юбка в стиле клеш развевались вокруг ног – стройных Анны и немного полных Клавы. Но и те, и другие выглядели привлекательно.

– Блядь! – выразила свои чувства Клава. – Семь рублей всего за ткань отдала. Получила юбку и жилет, каких нет ни у кого. Это даром, если посчитать. Но фасон уж очень непривычный. Что нам люди скажут?

– Если женщины, то обзавидуются, – успокоил Боря. – За границей это писк – в смысле моды. А мужчины глаз не отведут.

Вдохновленные подруги приняли решение показать обновки в ресторане в День работника торговли. А Бориса просто заласкали – причем обе сразу. Сам он предложить такое никогда бы не решился, ну, а тут – пожалуйста. Удивительно, но тройничок всем понравилось. Разложение морали в СССР, пусть всего в одной квартире, шло невиданными темпами. Все новинки в сексе дамы принимали на ура. Предложение побрить лобки их нисколько не смутило, как и видимые части ног. Сделать это предоставили Борису, чем он с удовольствием и занялся. Шерстистость местных дам его немного напрягала – он привык к другому. Минет подруг заинтересовал, они его освоили на раз. Боря объяснил, для чего он нужен, и что испытывает в этом случае мужчина. Обе взяли на заметку и с тех пор постоянно совершенствовали навык.

Опасаясь сплетен, в ресторан шведская семья явилась порознь. Для начала – в гордом одиночестве Борис, после – Анна с Клавой. Появление подруг вызвало фурор у ожидавших в холле продавщиц. Под сарафан с костюмом они надели белые блузки, а на ноги – босоножки. Прически обе сделали «каре» – блондинка Клава и брюнетка Аня в них выглядели просто потрясающе. С момента их совместных отношений с Борей, подруги буквально расцвели. Покинутые мужьями разведенки до этого вели себя как фурии. Их стервозность никого не удивляла. И вдруг все как волной смыло. Они стали приветливыми даже с покупателями, что не осталось не замеченным в коллективе. В ресторан Клава с Аней вошли с довольным видом, подойдя к своим, с улыбкой поздоровались.

Работницы гастронома впились взорами в наряды чаровниц. О моде на джинсу они немного знали – видели в Москве и Ленинграде, куда ездили на экскурсии по профсоюзным путевкам. Одни там смотрят на достопримечательности, а другие – как одеты люди. В Минск джинсы и такие платья почти не попадали – их везли из-за границы. Только кто туда из Минска едет? Дипломаты? Их в БССР совсем немного. Туристы? Тех побольше, но если чего и привезут, то для себя или родни. Остаются моряки, белорусов среди них хватает. Но они мужчины, и контрабандой тащат только джинсы, надевая на себя по пять пар штанов, а сверху – форменные брюки. Еще есть иностранцы, только в Минск они почти не едут, их зона обитания – Москва и Ленинград. Так что Клава с Аней своими нарядами коллектив поразили. После чего их тут же взяли в оборот и засыпали вопросами: где купили, сколько заплатили, есть ли там еще? Подруги развели руками: где взяли, больше нету – случайно получилось. А стоит дорого, но не скажут, сколько. Так говорить им наказал Борис – ему не улыбалось стать портным для гастронома. Подругам сшил – и хватит, остальные перебьются. Узнают, что за семь рублей такой наряд – порвут на мелкие кусочки.

Ажиотаж прервала Алексеевна. Увидев, что собрался коллектив, позвала всех к столу. Гуляли по богатому – с сотрудников собрали по червонцу. За такие деньги в советском ресторане можно оттянуться от души – с шампанским, коньяком и несколькими переменами горячих блюд. Все расселись и начали культурно отдыхать. Тосты, поздравления, коньячок с винишком под салатик, под горячее – само собой. Затесавшись между Клавой с Аней, Боря молча ел, запивая лимонадом антрекот. Он и дядя Миша за столом не были единственными мужчинами. Замужние продавщицы привели с собой мужей, девушки – женихов, заплатив за спутников по червонцу. Так что не скучали. Градус нарастал. Мужчины сняли пиджаки и повесили их на спинки стульев, Боря свою куртку отправил туда сразу. На сцену выбрались музыканты. Попиликали с минуту, настраивая гитары и ударили по струнам. К микрофону вышел волосатый парень в брюках-клеш, цветной рубашке и затянул:

Льет ли теплый дождь

Падает ли снег

Я в подъезде против дома

Твоего стою

Жду, что ты пройдешь

А, быть может, нет

Стоит мне тебя увидеть

О-о как я счастлив… [66]

– Идем танцевать! – дернула Бориса за рукав Аня.

– Я тоже хочу! – поджала губы Клава.

– Найдешь себе кого, – отмахнулась Аня. – Или следующий танец.

Бориса, естественно, никто спрашивать не стал. Он вздохнул, подумав, что в отношениях с двумя женщинами есть и минусы. Они с Аней вышли в центр площадки перед сценой, где и затоптались в «медляке». Скоро они оказались в окружении других пар. Аня попыталась прижиматься, только Боря отстранился – слишком жарко в зале. Так и объяснил подруге. Есть у них местечко, где он при желании ее прижмет.

– А я думала – начальства опасаешься, – засмеялась Анна. – Держишься на комсомольском расстоянии.

В конце июля Борис стал членом ВЛКСМ. Молодой рабочий, выпускает стенгазету, в комсомол рекомендовала член партии – более чем достаточно, чтобы в торге и в райкоме проголосовали единогласно. С той поры подруги не забывали Борю подкузьмить, спрашивая, как согласуется с моралью молодого строителя коммунизма то, что он вытворяет с ними вечерами. На что Боря неизменно отвечал: помогает выбывшим из комсомола продавщицам молодеть душой и телом. Женщины хихикали, но соглашались.

Но тает снег

Весной всегда

Быть может мне

Ты скажешь "да"

Быть может мне

Ты скажешь "да", – завершил страдания певец.

Не успел Борис отвести Аню к столу, как ансамбль вновь ударил по струнам.

По переулкам бродит лето,

Солнце льется прямо с крыш.

В потоке солнечного света

У киоска ты стоишь.

Блестят обложками журналы,

На них с восторгом смотришь ты,

Ты в журналах увидала

Королеву красоты… [67] – заголосил солист.

– Танцуем вместе! – обрадовалась Клава, и подруги вновь потащили Бориса к сцене. Скоро там оказалось тесно. Торговый люд прыгал и махал руками. Твистовать никто не пытался, хотя музыканты как раз играли твист. Борис поколебался и изобразил движения из известного советского фильма: «А теперь двумя ногами мы топчем оба окурка – оп, оп, оп». Подруги радостно взвизгнули, и через мгновение вокруг Бориса образовалось свободное пространство. Он оказался в центре круга. Остальные стояли и хлопали в ладоши.

Не то, чтобы Борис был великим танцором, но плясать в той жизни он умел. Вальсу, танго, прочим танцам, в число которых попал и твист, обучали в районном ДК [68]. В свое время он заинтересовал будущую супругу как раз тем, раз за разом выводил ее в центр зала на выпускном вечере училища. И ведь красиво танцевали! Пусть это было в прошлой жизни, но это как езда на велосипеде: раз освоил – навык сохранишь. Борис даже, скинув туфли, спародировал Траволту с его офигенным танцем в фильме «Криминальное чтиво».