Ревик (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 27
Она чувствовала, что отчасти за этим стоят Шулеры, изменявшие свет вокруг самого города, но также улавливала, что не один игрок манипулирует закулисьем. И всё же Шулеры, которых Кали мельком видела в Барьере (а иногда даже из окон отеля), в последнее время казались более занятыми, как будто готовились к чему-то большому.
Не только видящие казались более напряжёнными.
Она также улавливала шепотки местных (и в мыслях, и в непосредственных словах), а также иностранцев, проводивших время в Сайгоне. Вчера эти шепотки были посвящены большому политическому протесту, который, по слухам, случится скоро.
Кали не знала, связана ли с этим возросшая активность Шулеров, но это вполне может быть так.
Она вынуждена была полагать, что если так, то Дигойз тоже как-то причастен, поскольку они с Терианом занимали относительно высокое место в организационной иерархии Шулеров. Кали полагала, что голубоглазая видящая тоже замешана в этом, поскольку Элан Рейвен, похоже, тесно сотрудничала или напрямую работала на одного из мужчин или на них обоих.
Кали не знала, может, Шулеры сами организовали сайгонские протесты.
Она старалась не переживать о том, что они делали, лишь желая смягчить урон, нанесённый её виду, а также невинным людям, встретившимся им на пути. Кали научилась не вмешиваться в махинации Организации — и по практическим причинам, и в связи с её нетипичными обстоятельствами и личностью.
Шулеров много.
Она одна.
В конце концов, сама Кали не была Мостом.
Она была лишь сосудом, который породит этот импульс.
Следовательно, если только урон не был очевидным и непосредственным, и если она не была в положении повлиять на ситуацию с каким-то успехом, она заставляла себя отводить глаза, как и большинство видящих в отношении Организации. Большинство видящих и с людьми так поступало — в смысле, с людьми, которые активно работали против видящих, порабощали их, пытали в лабораториях, крали и продавали их детей, вмешивали их в свои войны.
Большинству казалось, будто у них нет выбора.
Большинству казалось, что они могут лишь защищать свои семьи по мере возможности.
Кали это понимала, и не только в плане оправдания своих действий и бездействия. По правде говоря, для преимущественного количества видящих это являлось единственным логичным поведением, ведь многие были бедными и не имели власти в человеческом мире.
Она знала, что за это полагается своя карма.
Это делало их всех по-своему ответственными.
Она говорила себе, что вопреки этой правде, из-за своей личности она не могла вести себя беспечно или позволять себе идеалистические попытки остановить Шулеров и их приспешников от крестовых походов во имя их эго и страха. Она не могла дать им доступ к любым посредникам, даже относительно малозначимым вроде её самой… даже если не считать её возможной будущей роли матери Моста.
Она также не могла допустить, чтобы они получили контроль или доступ к её пророческим видениям.
Она это знала.
Это вбили в неё ещё во времена её детства в Южной Америке.
И всё же это оправдание казалось пустым.
Кали знала, что политическая принадлежность и идеологии ничего не значили для Шулеров. У них здесь имелись свои мотивы, мало связанные с исходом войны или с тем, какая человеческая идеология в итоге победит.
Как всегда, их главной целью было порабощение людей.
Но на этом пути Шулеры совершали множество, множество маленьких шажков.
Она подозревала, что один из этих шажков — назначить Дигойза Ревика ответственным за захват контроля над торговыми путями чёрных рынков в Юго-Восточной Азии… особенно когда дело касалось усилившейся торговли видящими.
Шулеры утверждали, что они на стороне видящих и выступают против любой торговли их сородичами — последний бастион сопротивления против человеческой чумы, доминировавшей в их общем мире… но Кали знала, что правда, жившая в чёрно-серых тенях, намного сложнее.
На самом деле, их версия событий и предполагаемая роль Шулеров во всём этом, по мнению Кали, содержала в себе больше лжи, чем правды, хотя она знала, что их последователи убеждённо верили в обратное.
Дигойз Ревик славился как один из тех «истинных верующих».
Будучи настоящим идеологом, он всегда был куда опаснее обычного солдата-пешки.
Кали снова взглянула на него.
На сей раз он не отвернулся.
После кратчайшей паузы он направился в её сторону.
Кали осознала, что напрягается, почувствовав, как его свет снова скользит вокруг неё серией вторгающихся, но аккуратных рывков и тычков.
И снова она понимала, что поведение его света лишь отчасти является сознательным, что это сводилось скорее к импульсивному желанию, нежели к направленности. Но сама настойчивость этой тяги, которая заметно усилилась в те дни, что прошли с их разговора, заставляла её нервничать.
Она осознала, что он выглядит физически нездоровым.
Заметив это, она нахмурилась, по-настоящему оценивая его тело и лицо.
После очередной паузы она решила, что видит в первую очередь измождение.
Он выглядел так, будто не спал несколько дней. В целом его поведение казалось измождённым, но в то же время взбудораженным, словно он функционировал на адреналине и кофеине… а может, на чём-то посильнее кофеина. В результате его тело выглядело вымотанным, свет сделался хаотичным и не так крепко льнул к его физическому телу.
Но она уже знала, что он наркозависимый.
Уйе предупреждал её и об этом тоже.
Он также предупреждал, что молодые видящие становятся куда более зависимыми и одержимыми человеческими наркотиками, даже по сравнению с молодыми людьми.
И снова Кали постаралась не слишком связывать это с судьбой своей нерождённой дочери.
Он ещё молод. Скорее всего, это лишь фаза, которую он перерастёт. В любом случае, едва ли наркотики в этой части света были редкими, хоть для видящих, хоть для людей.
Осознание его вероятного психического состояния лишь усилило настороженность, когда она увидела расширенные зрачки среди этих прозрачных бесцветных радужек и присмотрелась к ним поближе.
Если он прогуливался, то, должно быть, прихватил наркотики с собой.
Он остановился в нескольких метрах от неё. Встав там, он несколько раз переступил с ноги на ногу, словно был не уверен, зачем вообще приблизился к ней.
Что-то в исходившей от него уязвимости вновь открыло её сердце для него.
Она также слегка встревожилась из-за того, насколько другим он ощущался по сравнению с их первой встречей. Теперь, когда он стоял перед ней, перемены казались ещё более драматичными, чем с расстояния. Она всё ещё не могла определиться, принесут эти перемены что-то хорошее им обоим или нет, особенно потому, что он как будто не мог скрыть их от неё.
— Тебе не стоит быть здесь, — прямо сказал он.
Она улыбнулась ему, делая вежливый жест.
— И где же мне быть, брат?
— Не здесь, — ответил он.
Он глянул на отель «Маджестик», и она почувствовала, как усилилось напряжение, вибрировавшее в его свете.
— Моя девушка… — он поколебался, и Кали заметила, как что-то в его лице напряглось. — …Одна из моих спутников. Она ищет тебя, сестра.
— Вот как? — вежливо переспросила Кали. — Это должно меня обеспокоить?
Она спросила скорее для того, чтобы посмотреть, что он скажет, поскольку она сама уже знала ответ.
— Да, — ответил он без колебаний. — Должно.
Между ними воцарилось очередное молчание.
На сей раз Кали решила его не нарушать.
В итоге он заговорил первым.
— Почему ты всё ещё в Сайгоне? — он нахмурился и выдохнул, скрестив руки на груди. — Ты передала мне своё сообщение. Почему ты не уехала? Есть ещё что-то?
— Нет, — ответила она, качая головой. — Нет. Я сказала тебе всё, что хотела сказать, брат.
— Тогда почему ты до сих пор здесь?
Когда она поначалу промолчала, он помрачнел и переступил с ноги на ногу.
Кали помедлила от злости, которую ощущала в нём, и настороженно следила за этими расширенными зрачками.