Полиция Российской империи - Кудрявцев Дмитрий. Страница 41

Отважный городовой был жив, но состояние его было крайне тяжелым. Полностью была раздроблена кость правой ноги ниже колена, а общее состояние осложнялось многочисленными ранами и ушибами всего тела. Единственным средством, которое, возможно, могло спасти жизнь героя, являлась ампутация поврежденной ноги, которую и произвели хирурги Обуховской больницы.

Петербургский обер-полицмейстер Федор Федорович Трепов незамедлительно доложил о происшедшем событии Императору Александру II. На докладе Трепова государь наложил резолюцию: «Выдать этому молодцу 50 руб. от Меня». В общем приказе по Санкт-Петербургской полиции обер-полицмейстер писал: «Поступок городового Тяпкина доставил мне, как Начальнику столичной полиции, истинное удовольствие. Я не могу не радоваться, видя, что в составе вверенного мне ведомства есть лица, которые, следуя высокому своему призванию — заботиться о безопасности общества, жертвуют собою для достижения этой цели».

За свой поступок городовой Алексей Тяпкин получил заслуженные награды: знак отличия ордена Св. Анны, единовременное денежное пособие из казны для поправки здоровья и пожизненную инвалидную пенсию. Вместе с тем обер-полицмейстер понимал, сколь незначительна сумма пенсионных средств и как тяжела будет жизнь Тяпкина и его семьи. Трепов вновь обращается к государю, и 21-го декабря следует личное повеление Императора Александра II: «…зачислить его пожизненно в Полицейский Резерв, с званием около-дочного надзирателя…» Необходимо сказать, что Полицейский Резерв на протяжении многих десятилетий являлся для Санкт-Петербургской полиции учебным подразделением, где вновь поступающие чины получали необходимые знания и практические навыки несения службы под руководством опытных наставников. Кроме того, они привлекались для несения службы во время чрезвычайных событий или ответственных мероприятий в жизни столицы. После освоения премудростей полицейской службы чины Резерва направлялись для продолжения службы в территориальные структуры Наружной полиции. Таким образом, несмотря на тяжелое увечье, вниманием и заботой своего начальника Федор Федоровича Трепова, городовой, а теперь уже околодочный надзиратель Алексей Тяпкин оставался в рядах столичной полиции.

Не осталось равнодушным к судьбе раненого героя и петербургское общество. В канцелярию обер-полицмейстера стали поступать многочисленные денежные пожертвования для передачи их Алексею Тяпкину. Жертвовали банкиры и предприниматели, чиновники и просто жители города, многие из которых делали это анонимно. Свое внимание к этому случаю проявили и офицеры Л-гв. Преображенского полка, где проходил воинскую службу Тяпкин. Командир полка принц Ольденбургский сообщил письмом обер-полицмейстеру, что офицерами полка, по подписке, собраны деньги для своего бывшего однополчанина.

Несмотря на прилагаемые врачами усилия, состояние здоровья Алексея Тяпкина ухудшалось, и 5 января 1869 года он скончался. Вот как описывались в «Петербургском листке» проводы героя в последний путь 7 января: «Огромная масса народа собралась на проводы, многие приехали в экипажах проводить покойного; большая часть высших чинов полиции, в том числе и г-н С.-Петербургский обер-полицмейстер, отдали дань уважения усопшему гражданину. Г-н обер-полицмейстер и некоторые из чипов полиции вынесли гроб на своих плечах. Вся масса перед показавшимся гробом сняла шапки, на многих глазах показались слезы…» Корреспондент «Петербургской газеты» дополняет это описание следующими подробностями: «7-го января нам пришлось встретить похоронное шествие городового Тяпкина, тянувшееся по направлению к Смоленскому кладбищу. Богатые траурные дроги, гроб, обитый малиновым бархатом, украшенный золотыми позументами, и на крышке гроба — солдатский полицейский кэпи. При встрече гроба этого простого человека, сделавшегося жертвою честного неуклонного исполнения своих обязанностей, все обнажали головы и, осеняя себя крестным знамением, говорили: „Тяпкина везут… Царствие Небесное Тяпкину… Вот Тяпкина хоронят! “»

В приказе по Санкт-Петербургской полиции обер-полицмейстер писал: «Будем же постоянно сохранять в памяти своей нашего героя-товарища, составляющего нашу гордость, не забывая, однако, что право гордиться им может быть признаваемо нашим правом тогда лишь, когда мы будем сознавать себя способными следовать его примеру».

Желая увековечить подвиг Алексея Тяпкина, генерал-адъютант Трепов заказывает известному живописцу, профессору Н. Г. Сверчкову картину, которая смогла бы сохранить для истории все подробности происшедшего события. Признанному мастеру в короткие сроки удалось справиться с поставленной задачей. В феврале 1869 года картина готова. В конце года вышла в светлитография, выполненная известным гравером-иллюстратором Пановым по рисунку с этой картины. В начале XX века копия с произведения Сверчкова [91] украшала один из залов музея Санкт-Петербургской полиции. До настоящего времени сохранились лишь черно-белые репродукции этого полотна, воспроизведенные в изданиях, посвященных истории Санкт-Петербургской полиции и Градоначальства.

Уже во время похорон Алексея Тяпкина был поднят вопрос о постановке достойного могильного памятника, но к моменту его установки на нем были высечены уже две фамилии.

Ровно 10 месяцев спустя, 8 сентября 1869 года, при схожих обстоятельствах погибает городовой 2-го участка Спасской части Антип Самсонов. В 11 часов 30 минут, при проезде по Большой Садовой улице курьера Министерства внутренних дел, лошадь его понесла и, снеся по дороге несколько лотков, врезалась в легковые дрожки. Кучер дрожек бросился помогать удерживать курьерскую лошадь, оставив свою без присмотра, и та, напуганная происшедшим столкновением, понесла по Чернышову переулку в сторону Екатерининского канала. На углу переулка и канала, на своем посту нес дежурство Антип Самсонов. Он бросился останавливать несущиеся дрожки, по получил сильный удар в висок, а затем, сбитый и смятый лошадью, скончался на месте…

Вот уже более 130 лет покоятся рядом два мученика долга, и хочется верить, что имена этих скромных героев XIX столетия никогда не исчезнут из летописи жизни нашего города и над черной голгофой могильного памятника будет возвышаться крест.

Вс. Попов

Мертвые сраму не имут

Рассказ

Городового Савчука перед разводом на посты вызвали к приставу.

— Вот что старина, — сказал пристав, — за последнюю неделю на твоих сменах из магазинов было уже три кражи. Тебя за это два раза оштрафовали. Ничего подобного ведь раньше не было?

— Так что, ваше высокородие, виноват, действительно не повезло. За 27 лет службы это первые штрафы у меня.

— Не перевести ли мне тебя на часы к арестованным, там тебе спокойнее будет? Отслужил брат свое на посту, теперь можно и на более легкую службу. Как ты думаешь?

— Простите ваше высокородие, — взмолился испуганный Савчук, считая позором в свои 52 года переходить в инвалиды. — Дайте срок исправиться, вора изловлю непременно. Не такой уж я старый и совестно переходить на часы у камер. Сделайте милость, простите!

Приставу стало жаль Савчука. Он хорошо знал, что должность часового в коридоре у камер считалась среди городовых не из почетных. Савчук ценился в участке за свою честность, исполнительность и аккуратность.

— Будь по-твоему, — согласился пристав после небольшого размышления, — пока повременю. Но помни, еще одна кража и с постом придется распрощаться.

Вступив на пост одной из второстепенных улиц, где все-таки было еще много магазинов, Савчук обошел всех ночных сторожей и дворников. Последние любили и уважали старого служаку: правда, он был строг по отношению к ним, но справедлив и без нужды не придирался, без толку не докладывал начальству на их небольшие проступки в виде случайного подремывания ночью и т. п.

С каждым из них он поделился неприятностью, которая ему грозила, и в виде полупросьбы-полуприказания распорядился быть особенно бдительными, так как вор может явиться и сегодня.