Наперегонки с темнотой (СИ) - Шабанова Рина. Страница 46

— Джон, проснись. Проснись…

Я протестующе застонал и мотнул головой — просыпаться мне ничуть не хотелось. Там было так хорошо, но чудесное ощущение от ее поцелуя уже начало отдаляться. Я старался зацепиться за него, поймать снова, вернуть, досмотреть, однако до меня уже дошло, что все это было лишь сном.

— Джон, ты стонал во сне. Просыпайся, прошло почти два часа, — ее шепот настойчиво звал меня в реальность.

Ладонь Марты лежала у меня на груди, а сама она, склонившись над моим лицом, нависала сверху. «Так вот почему мне это приснилось», — сообразил я.

Она находилась так близко, но теперь это было явью. Чувствуя на себе ее теплое дыхание, слыша шепот, обволакивающий все еще затуманенный сном разум, я не удержался и потянулся рукой к ее лицу. Изучающе проведя большим пальцем по ее губам и поняв, что она не отстранилась, я поднял голову и впился в них ртом.

С жадностью целуя ее, я испытывал какую-то невероятную смесь чувств. Они переполняли меня настолько, что к ним примешивалось даже чувство боли. Я уже давно забыл, каково это — целовать женщину и никак не ожидал, что Марта ответит мне с такой же яростной жадностью. Услышав, как она тихо застонала, я принялся срывать с нас обоих одежду.

Спустя несколько минут я лежал на кровати и слушал ее сбивчивое дыхание. Я и сам еще не до конца пришел в себя. То, что произошло между нами, было так естественно и вместе с тем до безумия странно. Всего несколько дней назад мы не были даже знакомы, а в данную минуту я отчетливо понимал, что больше не смогу без ее присутствия. Это не было просто сексом — мне нужна была ее улыбка, ее близость, поцелуи и теперь все ее тело.

Размышляя об этом, я вдруг осознал, что впервые не думал об Анне — сегодня я практически ни разу о ней не вспоминал. Испытав укол совести, я напомнил себе, что Анна ушла навсегда. Я всегда буду любить ее и всегда буду помнить, но пришло время жить дальше. И, наверное, она была бы рада тому, что я снова могу быть счастлив.

— Марта…

Перевернувшись на живот, я придвинулся к ней. Она уже затихла, но даже в непроницаемой темноте я интуитивно почувствовал, что она улыбается. Ее рука легко коснулась моих волос, а я потерся губами об ее грудь, вдохнул запах ее кожи и на секунду замер.

— Оказывается, чтобы дождаться поцелуя, тебе всего лишь нужно было дать поспать, — язвительно прошептала она.

По ее интонации было неясно — шутит она или говорит всерьез.

— А ты хотела этого? — скрывая неуверенность за ироничным тоном, спросил я.

— Да. Почти сразу, как увидела, а когда ты вышел из своего гаража с хмурым лицом и перепачканными машинным маслом руками и вовсе потеряла голову.

— Черт возьми, ты ведь шутишь! — Не удержавшись от смеха, я поцеловал ее в губы и с той же иронией прибавил: — Это бессердечно с твоей стороны, ты знаешь? Я ведь могу и поверить.

— Давай посмотрим, что там наговорил наш президент, — меняя тему, предложила она.

— Нет, нет, постой… Я не хочу никуда уходить с этой кровати! Это такая отличная кровать и почти не скрипит! — сквозь сдержанный смех я прижимался лицом к ее груди, стискивал ее в своих ладонях, лизал и покусывал ее соски. — К черту президента с его речью! Я хочу тебя… Хочу тебя еще…

Сейчас мне было так хорошо, что хотелось забыть обо всем. Если бы мог, я бы послал к дьяволу весь этот чертов мир с его жестокостью, ложью и алчностью. Все его изъяны и несовершенства затмила лежащая рядом со мной обнаженная женщина и я желал хотя бы на время отгородиться от всего внешнего. От всего, что в данную минуту не касалось лишь нас двоих.

В эти мгновения впервые за долгое время я чувствовал себя глубоко и по-настоящему счастливым.

Глава 22

В кровати мы провели еще около часа, но как бы я не оттягивал время, нам все же пришлось вынырнуть в жестокую действительность. Дольше оставаться в изоляции от внешнего мира все равно бы не вышло. Мы сознавали, что рано или поздно он нас настигнет, а потому оба чувствовали необходимость узнать, что происходит за хрупкими границами нашего уединения.

Одевшись, мы снова забрались в шкаф. Марта удобно устроилась между моих ног, убрала звук до минимума и включила видео с пресс-конференции президента. Мы посмотрели ее от начала до конца и у нас обоих она оставила неоднозначные впечатления.

Сидя перед камерами, президент наговорил много высокопарной чуши. Целых пять минут этот пожилой и, казалось, давно оторванный от реальности человек рассуждал о том, что наступили страшные времена, говорил, что нация оказалась в опасности и должна сплотиться, чтобы дать отпор врагу, не переходя к сути, тряс кулаком и вспоминал былые победы, давал обещания, что и с этой бедой наш народ справится. И только после такого неимоверно длинного вступления перешел к тому, что интересовало всех.

Так, он заявил, что в лаборатории NLVID-4 произошла утечка неизвестного вируса, однако ученым пока не удается определить, как он распространяется и чем вызван. По поводу пропавших людей им было сделано предположение, что они могли от него пострадать и теперь представляют угрозу для здоровых, а потому, в целях предотвращения дальнейшего распространения инфекции, населенные пункты в радиусе трехсот километров объявляются зоной повышенной опасности. По его особому распоряжению с завтрашнего утра правительственные войска начнут эвакуацию всех, кто не заражен. В зоне риска останутся только медики и военные, которые будут устранять последствия допущенной ошибки. Завершил он свою речь призывом к осторожности и заверением, что руководство страны будет держать ситуацию под контролем.

Его заявление вызвало небывалый резонанс и в прямом смысле слова произвело эффект разорвавшейся бомбы. С момента выступления прошло всего лишь чуть больше часа, а соседние страны уже требовали отчета о вирусе и степени его вирулентности. Некоторые из них грозились закрыть границы и ограничить транспортное сообщение, но самые страшные события развернулись в зоне объявленной эвакуации. Люди поддались неконтролируемой панике.

Одни уже сегодня бежали подальше от мест заражения, не дожидаясь пока их вывезут правительственные войска. Другие обвиняли во всем военных, внешних врагов, террористов и даже своих соседей. Они собирались группами и шли к административным зданиям, выкрикивая лозунги и круша все вокруг. Третьи наотрез отказывались воспринимать угрозу заражения всерьез, уверяя, что их попросту хотят запугать и согнать в одно место, чтобы проще было отслеживать и управлять.

— Началось, — прошептала Марта.

Привалившись спиной к моей груди, она листала бесконечный поток новостей, выхватывая тут и там разрозненную информацию. Мы открывали страницу за страницей, читали оперативные сводки и оба понимали, что в стране начался хаос. Людям наконец озвучили хоть что-то похожее на правду, но сделано это было слишком поздно и одновременно с тем слишком резко. Никто не был готов к такому развитию событий.

— Мы в самом эпицентре, Джон, — оторвавшись от экрана, простонала она.

Ее голос звучал с обреченностью гибнущего под шквалом массированной бомбардировки солдата.

— Эй, тише… — Я прижался щекой к ее лицу и крепко обнял. — Выключи телефон. Больше ничего нового мы сегодня все равно не узнаем, а завтра выберемся отсюда, вот увидишь. Наступит утро и мы обыщем весь этот чертов городишко, найдем машину и уедем. Хоть одна, но должна была тут остаться. На крайний случай угоним чей-нибудь велосипед и будем крутить педали до самого дома.

Я пытался отогнать от нее мрачные мысли, но сам находился в не менее подавленном состоянии. Все то время, что мы читали и смотрели о происходящем в городах, я лихорадочно думал о Терри. Понимая, что должен быть рядом с ней, чтобы защитить в случае любой потенциальной угрозы, я почти терял разум от осознания собственного бессилия. В данный момент я ничего не мог сделать — оставалось только дожидаться утра и надеяться, что она в безопасности.