Тёмная миссия. Секретная история NASA - Бара Майкл. Страница 6

Причиной было то, что НАСА, по стечению обстоятельств, одновременно проводило и еще одну миссию попутно с «эпическим полетом «Аполлона-11» — облет двух беспилотных космических аппаратов «Маринер» вокруг Марса, второй раз в истории НАСА.

Поскольку в те годы только «отдел особых событий Си–би–эс» имел права освещать все действия НАСА, нашей небольшой группе в Лос–Анджелесе — продюсеру, корреспонденту, паре операторов, двум техникам, гримеру и мне — нужно было совмещать наше продолжающееся освещение «Аполлона-11», теперь уже из зрительного зала Фон Кармана в JPL, с комментариями о втором в истории НАСА автоматическом облете Марса.

«Маринер-6» (первый из двух находившихся в космосе аппаратов JPL) должен был пролететь мимо Марса в нескольких тысячах миль от его поверхности 31 июля — записывая телевизионные изображения, выполняя спектральное сканирование, проводя дистанционные атмосферные измерения и т. д. — всего через десять дней после того, как «Колумбия» покинула лунную орбиту, направляясь 24 июля к Тихому океану.

Наше прибытие в JPL утром 22 июля, подготовка к первому облету (Маринером-6, всего через две недели) - все это было очень впечатляющим для двадцатитрехлетнего телевизионного научного консультанта. И хотя я был достаточно близко знаком с автоматическими миссиями НАСА, реализованными в JPL, это была моя первая «персональная» поездка для ведения освещения реальной миссии, и я очень волновался.

Обстоятельства моего первого прямого эфира об облете Марса из JPL неизгладимо запечатлелись в моей памяти. В одно прекрасное утро наш исполнительный продюсер Боб Уасслер в Нью–Йорке неожиданно решил пустить меня в эфир по всей сети Си–би–эс, по всем Соединенным Штатам, с рассказом о приближающемся старте «Маринера»!

Как можно забыть свое первое профессиональное появление на телеканале и первый официальный комментарий миссии НАСА — полета на Марс? Хоть убейте, но я не помню ничего из того, что говорил тем утром. Помню только, что мне пришлось одолжить спортивную куртку и галстук у одного оператора из съемочной группы (моих выцветших джинсов под «дикторским столом», к счастью, никто не видел!). Именно так мы все (и я в особенности!), неподготовленными, услышали, что Нью–Йорк хочет, чтобы их научный консультант» вышел в эфир и рассказал, что будет происходить во время приближающейся встречи с Марсом. Однако я помню — на самом деле очень ярко, — что произошло за пару дней до этого, когда мы только приехали в JPL.

Это был управляемый хаос. Около тысячи корреспондентов печатных изданий, телевизионных корреспондентов, техников, ВИПов, а также половина персонала самой JPL — все пытались записаться на весьма ограниченное число мест в маленьком (относительно, конечно) зрительном зале фон Кармана, который был сценой для всего прямого эфира во время всех предыдущих «феерий» JPL о непрекращающемся исследовании Солнечной системы с тех пор, как первый «Эксплорер-1» успешно был выведен на орбиту командой JPL январской ночью 1958 года.

В тот теплый июльский день, всего через одиннадцать лет после этого, казалось, что здесь все в сумасшедшей свалке, — одновременно пытаясь зарегистрироваться за столами, специально установленными для представителей прессы, и одновременно урвать одну из еще более редких подборок материалов о миссии для прессы, а затем застолбить место в аудитории.

Как раз в тот момент, когда я кругами ходил вокруг фон Кармана (тогда я даже и представить себе не мог, что через тридцать восемь лет буду писать в этой книге гораздо подробнее об основателях JPL фон Кармане и Джеке Парсонсе), пытаясь выяснить, где находится дикторский стол для Си–би–эс, где будут находиться большие цветные телекамеры (они находились на высоких деревянных платформах по бокам аудитории, за всеми другими телевизионными камерами — так, чтобы они могли смотреть поверх голов репортеров, сидевших под их линией обзора, на выступающих на сцене на фоне большого синего занавеса), я заметил кое- что необычное.

Даже на мой взгляд новичка, это выглядело странно: я увидел среднего роста человека в джинсах и светлом плаще (стояла обычная для Лос–Анджелеса погода — солнечная, легкий туман — к чему плащ?) - наподобие тех свободных «больших плащей», которые обычно носили ковбои в старых вестернах, с сумкой из темной кожи, свисающей с плеча на темном ремешке, — который медленно перемещался между металлических складных кресел, установленных рядами почти по всей ширине зала, и что- то аккуратно ставил на каждое кресло.

Когда он приблизился, я внезапно понял, что его сопровождал представитель самого JPL, одетый вполне обычно: без плаща, в белой рубашке с черным галстуком — это был не кто иной, как руководитель пресс–службы JPL Фрэнк Бристоу.

С Фрэнком я только что виделся в переполненном фойе. Хотя мы общались с ним по телефону в течение нескольких лет, начиная с того времени, когда я организовывал совместное мероприятие JPL и музея Новой Англии, где я тогда работал (еще в 1964–м, когда я организовал специальный проект для музея во время первого полета «Маринера-4»), до этого дня мы с ним лично не встречались.

Посреди всей этой суматохи, создаваемой тысячью кричащими представителями четвертой власти, которые все одновременно пытались предъявить свои аккредитации и найти стол или кресло в переполненном зале, опять же находился Бристоу, руководитель пресс–службы JPL, который лично сопровождал эту весьма необычную личность по залу. Что еще более интересно, на каждое кресло клалось что- то из коричневой сумки этого человека. Я не хотел терять их из виду. Когда они, наконец, закончили, я последовал за Фрэнком — вместе с «особым гостем» на буксире — из зала по узкому коридору, устроенному вдоль внешней стены, за застекленным фойе зала.

Там у нескольких специальных корреспондентов по космосу были столы вместе с зелеными печатными машинками «Ройял» — такие же, как у писателей, ученых и телевизионных корреспондентов, таких как Уолтер Салливан («Нью–Йорк Таймс»), Фрэнк Пирлмэн («Сан–Франсиско Кроникл»), Джулс Бергман («Эй–би–си»), Билл Стаут (наш парень из Си–би–эс), и нескольких других — которые печатали свои краткие сводки и писали статьи после каждой официальной пресс–конференции, проводившейся в самой Лаборатории у фон Кармана, прямо за стеной.

Бристоу, сопровождая своего неизвестного гостя через относительно узкий офис для корреспондентов, проходя мимо столов, лично представлял его каждому из репортеров, в итоге представил его всем, кто находился в помещении.

«Нью–Йорк Таймс»… «Лос–Анджелес Таймс»… «Ассошиэйтед пресс»… «Юнайтед Пресс Интернэшнл»… «Сан–Франсиско Кроникл»… и т. д. и т. д.

Все «важные» корреспонденты по космосу и науке, представляющие национальные издания, собранные в одном месте… здесь, в JPL. Легче легкого…

И руководитель пресс–службы JPL одобрительно наблюдал, как его «гость» лично раздает репортерам экземпляры чего- то, что он клал ранее на сиденья зале. Хм…

Теперь уже действительно заинтригованный, я украдкой встал неподалеку от Фрэнка и протянул руку. И точно, Бристоу, полуобернувшись, через плечо представил меня своему подопечному (имени я не разобрал), и тот, прежде чем перейти к следующему репортеру, которого представлял Бристоу, быстро вложил мне в руки что- то вроде информационного бюллетеня.

Я нашел уголок за одним из незанятых светло–зеленых (военного образца) столов, склонился над ним и просмотрел пару отпечатанных на ротапринте страниц, которые мне дали. Когда я раскрывал их, что- то желтое и серебристое выскользнуло и упало на пол. Я нагнулся и поднял этот предмет — это был маленький американский флаг, дюйма четыре в длину, сделанный из алюминированного майлара (жесткий пластик, который экспериментально использовался НАСА в космосе для надувных 100–футовых шаров — спутников связи «Эхо» за девять лет до этого). «Полосы» были нанесены желтыми чернилами по алюминиевой подложке; поле для звезд было красным, а «звезды» — четкие трафаретные пятигранные силуэты, также блестевшие. Я перевернул ротапринтные страницы, начал читать — и не мог поверить своим глазам.