Любовь сильнее дьявола - Картленд Барбара. Страница 11

– Я рад, моя дорогая, – сказал полковник дочери, – что ты благоразумно предпочла шампанскому лимонад. Мне совестно нарушать правило, которое было принято в нашем полку: ни капли спиртного до захода солнца!

Граф рассмеялся.

– Вы, англичане, вечно избегаете всего приятного, веселого и очаровательного – просто потому, что боитесь наслаждаться жизнью безоглядно и всецело, как мы, французы.

– Это зависит от того, что называть наслаждением, – нахмурился мистер Темплтон.

Граф поднял бокал.

– Прежде всего – вино и женщины! – провозгласил он. – Все остальное приложится.

Полковник улыбнулся, но Хариза понимала, какие чувства скрываются за этой улыбкой.

Граф продолжал вести себя так, будто находился на сцене.

То же самое можно было сказать и о мадам Дюба.

Кокетка вложила свою ладошку в руку мистера Темплтона и проворковала:

– Мой дорогой английский полковник, вы должны как можно скорее приехать в Париж, ко мне в гости, и я раскрою перед вами врата наслаждений, о которых вы доселе не могли и мечтать!

При этом ее ресницы затрепетали, а на губах запорхала игривая улыбка.

Было очевидно, что она не прочь пофлиртовать с «английским полковником».

Внезапно Хариза сказала:

– Я хотела бы подняться наверх и немного отдохнуть перед обедом.

У себя дома она никогда так не делала.

Ей просто хотелось уйти.

Под фривольными взглядами графа она чувствовала себя неловко.

К тому же ей была противна та доверительная манера, в которой мадам Дюба говорила с отцом.

Как была бы потрясена ее мать, увидев подобное, и как, должно быть, отцу сейчас нелегко.

«Эти люди мне омерзительны! – подумала она. – Надеюсь, не все его друзья таковы».

Можно было с уверенностью сказать, что родственники нового маркиза никогда не найдут с ними общего языка.

Для них это будет ударом.

Мадам Дюба стала уговаривать Харизу не покидать их общество, но маркиз сказал:

– Спешить некуда. Обед будет подан только в половине девятого, да и это гораздо раньше, чем мы привыкли в Париже.

Хариза не сомневалась в достоверности его слов, однако здесь был не Париж, а Беркшир.

Впрочем, врожденная деликатность не позволила ей сказать это вслух.

Она просто направилась к выходу.

Графу ничего не оставалось, как только открыть перед ней дверь.

Хариза поднялась по лестнице.

Ей не нужно было осведомляться, где ее спальня: в Обители у нее имелась своя комната.

Эту комнату она особенно любила, потому что ее на свой вкус обставляла и украшала миссис Темплтон.

Мама подбирала шторы и мебель.

А однажды Хариза попросила у старого маркиза разрешения повесить здесь картину, которая ей больше всего нравилась.

Будучи в самом нежном возрасте, Хариза могла часами с удовольствием рассматривать полотна Лукаса Кранаха.

Для нее в мире не существовало картины лучше, чем «Отдых на пути в Египет» кисти этого художника.

На ней были изображены Дева Мария с младенцем Иисусом на руках и Иосиф, стоящий у нее за спиной.

Вокруг них парили и резвились на траве ангелочки с расправленными крылышками.

Эта сцена волновала ее до глубины души, неизменно поражая воображение.

После того как старый маркиз разрешил Харизе повесить картину в ее спальне, она каждое утро, просыпаясь, подолгу ею любовалась.

А вечером нашептывала ему свои молитвы.

Сама комната находилась в наиболее древней части Обители.

Каменные стены здесь, как и во всем здании, были обшиты белыми панелями.

Все остальное в комнате специально подбиралось под эту удивительную картину.

Шторы были того же глубокого синего цвета, что и платье Девы Марии.

Розовый и синий – цвета земли, на которой расположилось Святое Семейство, – обнаруживались на великолепном ковре на полу.

Балдахин над кроватью был прикреплен к золотистому венчику с изображением ангелочков.

Войдя в спальню, Хариза увидела, что садовники не забыли принести сюда ее любимые цветы.

По обе стороны камина стояли вазы с лилиями, а на комоде еще одна – с белыми розами.

Так было всегда, когда Хариза приезжала в Обитель.

За единственным исключением: на туалетном столике красовались в вазе такие же орхидеи, что маркиз послал ей домой.

Только сейчас Хариза сообразила, что забыла его поблагодарить.

Надо будет извиниться за это, подумала она, когда спустится к обеду.

В спальню с шумом ввалилась Бесси.

Эта старая горничная обычно брала на себя заботы о ней.

– Я думала, вы еще внизу, мисс Хариза. Но я рада снова видеть вас в вашей комнате, это уж точно!

– Я тоже рада видеть тебя, Бесси. Как ты поживаешь?

– Просто голова кругом идет, это уж точно, мисс! – застрекотала Бесси. – Все вверх тормашками, уж и не пойму, на каком я свете; может, уже на том!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Хариза, пока Бесси расстегивала ей платье, а затем помогала надеть ночную сорочку и гармонирующий с ней пеньюар.

– Завтрак в одиннадцать часов, и нам запрещено заходить в спальни, как было всегда, – жаловалась Бесси. – А второй завтрак – в полдень. Этак скоро придется обед подавать в полночь, это уж точно!

Хариза невольно улыбнулась, слушая горничную.

– У французов другой распорядок дня, – объяснила она.

– И люди у них другие! – снова зачастила Бесси. – Видели бы вы те сундуки, что эта приезжая леди с собой притащила.

Можно подумать, она приехала сюда лет на пять!

– Что ж, она очень элегантно одевается.

Хариза услышала в своем голосе холодок антипатии.

Она уже решила бесповоротно, что мадам Дюба ей не нравится.

Как, впрочем, и граф Суассон.

И все же чуть погодя Хариза упрекнула себя в ограниченности.

Неразумно требовать от иностранцев, чтобы они ничем не отличались от твоих соотечественников, и подогревать свое желание унижать их, вместо того чтобы учитывать это различие.

А вслух девушка сказала:

– Я сослалась на то, что хочу отдохнуть перед обедом, но на самом деле мне просто необходимо побыть одной, что-нибудь почитать и полюбоваться моей картиной.

– Я так и думала, что вы сразу к ней помчитесь, – улыбнулась Бесси. – «Картина мисс Харизы», так мы ее между собой называем. Она и впрямь очень красивая, это уж точно, особенно эти вот ангелочки.

– Сколько себя помню, она всегда меня восхищала, – подхватила любимую тему Хариза. – Кстати, раз уж я здесь, надо бы освежить в памяти и другие картины в галерее.

– Тогда вам лучше не откладывать это дело, – посоветовала Бесси. – А то, пока вы соберетесь, там половины уже не будет!

Хариза замерла.

– Что это значит?

Бесси понизила голос.

– Я случайно услышала, как его светлость спрашивал мистера Шелдона, какие картины можно продать.

Хариза уставилась на горничную в крайнем изумлении.

– Продать? – воскликнула она. – Но ему наверняка должно быть известно, что они относятся к категории фамильных ценностей, как и все в этом доме!

– Я сама слышала, как его светлость сказал: «Должно же быть тут хоть что-то, что не значится в этом чертовом списке!»– Бесси приложила пальцы к губам. – Простите, мисс Хариза, но это его точные слова, вот так!

Мистер Шелдон был управляющим и поместья, и дома.

Хариза не сомневалась, что маркиз говорил с ним с глазу на глаз.

Но слуги, по всей видимости, подслушивали их разговор через замочную скважину.

Это ее не удивляло.

Конечно же, они не смогли бы не проявить любопытства к тому, что говорит и делает их новый хозяин.

И услышанное сейчас известие, будто Жерве, едва успев приехать, уже собирается что-то продавать, привело ее в ужас.

Она решила незамедлительно сообщить об этом отцу.

Если речь зайдет о продаже картин, то их прежде всего должны предложить ему.

Потом девушка задумалась, для чего маркизу так много денег.

Может, у него остались какие-то долговые обязательства во Франции?