Однажды темной зимней ночью… Антология - Кидд Джесс. Страница 2

– Дом сдается внаем.

Мортон вздрогнул. Голос – шелестящий, вкрадчивый – доносился из полутемного угла трактира, который сперва показался ему пустым. Сейчас Мортон увидел там сидящего за маленьким столиком человека.

– Что, простите? – спросил Мортон, подаваясь вперед.

– Я о черно-белом доме, – ответил незнакомец, не шелохнувшись, так что его лицо осталось во мраке. Лишь в тот момент Мортон понял, что зимнее солнце в трактир больше не проникает и день клонится к вечеру. – Извините, – продолжал он, – но не подслушать я не смог. Дом очень красивый, верно?

– Да, впечатление он производит, – отозвался Мортон.

– Если хотите его посмотреть, думаю, маклер вам поможет. Леттерман из комиссионерской конторы на площади. – Незнакомец неловко махнул рукой. Двигался он резко и судорожно, словно его тело удерживала веревка – иначе рассыплется. – Контора неподалеку от ратуши. Вам стоит поспешить: зимой они закрываются рано.

– Ясно. Да, ясно. – Неожиданно для себя Мортон поднялся, хотя буквально минуту назад, разморенный и сытый, едва мог шевельнуться, а стакан с пивом был полон больше чем наполовину. Разумеется, он радовался новой информации и хотел навести справки в комиссионерской конторе; его спешка никак не относилась к блестящим глазам незнакомца и к тому, как роились и клубились тени у него за спиной. – Спасибо, – поблагодарил он.

– Не за что.

– Всего доброго. – Мортон потянулся за фуражкой и перчатками, уронил одну на пол, а наклонившись, чтобы поднять, увидел, что незнакомец сидит за шахматной доской. – А-а-а, вы тоже любитель, – проговорил он, понимая, что торопливые сборы выглядели неподобающе.

– Ну да-а, можно и так сказать, – с улыбкой отозвался незнакомец.

Возникла короткая пауза. При иных обстоятельствах Мортон задержался бы чуть дольше, чтобы со знанием дела поболтать, скажем, об относительных преимуществах дебюта королевской и ферзевой пешки. Вместо этого он снова сказал «спасибо» и поспешил на улицу, обрадовавшись, когда дверь закрылась и лицо обдул холодный ветерок.

Маклер – коротышка в очках и с потертым воротником – не мог скрыть, что удивлен вопросом Мортона, но, справившись с первым шоком, проговорил:

– Да-да, конечно. – Он с готовностью достал ключ. – Черно-белый дом… Конечно, да, он сдается внаем за разумные деньги. Весьма разумные. Вы что-нибудь еще у нас тут смотрели?

Мортон пояснил, что снял комнату в ипсвичском пансионе и до этого дня не хотел – даже не думал – арендовать дом. Он ожидал дальнейших вопросов – такое пояснение рациональным не назовешь, – но маклер, разок вскинув брови, сказал:

– Да-да, конечно, – затем потянулся за шляпой и добавил: – Думаю, вам хочется его посмотреть.

Дом оказался ближе, чем думал Мортон, – на окраине деревни. Но когда маклер открывал ворота, солнце успело сесть за деревья, и сад погрузился в тень. В сгущающихся сумерках топиарий казался массивно-монолитным, будто из черного камня. Мортон замер, медленно оглядывая ряды по разные стороны от него. «Черные против черных», – подумал он, и волосы у него на затылке встали дыбом.

– Мистер Мортон! – позвал ожидающий у двери маклер. – Пойдемте!

Мортон встряхнулся.

– Извините, – проговорил он и поспешил вперед, чтобы прислонить велосипед к стене.

– Как видите, дом полностью меблирован, – сказал маклер. – Насколько я понимаю, нынешнего владельца он не интересует, поэтому все осталось так, как было при старом хозяине. Обстановка слегка старомодная, зато въезжать можно немедленно. При желании – хоть сегодня вечером! – Маклер визгливо хохотнул. – Сюда, пожалуйста…

В доме оказалось темно, потолки – низкие, мебель – старомодная, но не слегка – занимала столько места, что Мортону, следующему за агентом, пришлось ее огибать. Комнаты были длинные; широкие, многочастные окна в сумраке источали синеватый свет. Они прошли узкий коридор и поднялись по лестнице.

– На этом этаже жилые комнаты, – объявил маклер. Теперь он двигался быстро, не давая Мортону времени осмотреться как следует. – Час уже поздний. Здесь мрачновато. Не хочу вас торопить, но…

– Газ в доме есть?

– Нет, боюсь, только лампы. И свечи, конечно же. Если пользоваться газом, пропадет очарование старины, верно? – тон маклера не соответствовал словам; мужчина развернулся, протиснулся мимо Мортона и быстро спустился по лестнице. – Вы увидели достаточно?

Мортон замялся, осматривая сквозь приоткрытую дверь комнату, в которой стояли кровать с балдахином, зеркало, стол на витых ножках и подсвечники с оплывшими, полуобгоревшими свечами. Но его внимание привлек вид на улице – длинные ряды шахматных фигур, ожидающих на лужайке. Оторвать от них взгляд было сложно.

– Да, – ответил он, – вполне достаточно.

– О, что ж, тогда, может быть, мы… – Маклер вяло махнул рукой. – Такой дом подойдет не каждому. Это понятно. Дома с историей зимой могут показаться угнетающими.

– Я снимаю дом.

– Ну и, конечно… – Маклер осекся. – Что, простите?

– Я снимаю дом, – повторил Мортон. Почему местные с таким трудом понимают простейшие предложения? – Вещи я получу к завтрашнему утру. Нам нужно вернуться к вам в контору? Я ведь должен что-то подписать?

– О, нет-нет, времени предостаточно. Сперва устройтесь… – запинаясь, ответил агент. – Мне… я рад, что дом вам подходит. Детали найма обсудим, когда вам будет удобно.

Мортон кивнул. Возникла небольшая заминка, потом, к некоторому своему недоумению, Мортон сообразил: маклер ждет его, чтобы вместе уйти.

– Я останусь здесь, – сказал он. – Ехать обратно к себе уже поздно. Я, наверное, могу поужинать в «Лебеде»?

– Разумеется, но…

– Вы ведь говорили, что при желании я мог бы въехать сегодня вечером.

– Да, говорил. – Маклер откашлялся. – Решать, конечно же, вам. Если заселиться не терпится… – Маклер протянул ключ. – Тогда до завтрашнего утра. Вы знаете, где меня найти. А если… – Маклер переступил с ноги на ногу и добавил: – А если за ночь вы передумаете… то к этому вопросу мы возвращаться не будем.

– Я уверен, что справлюсь, – заверил Мортон. – В гостиной растоплю камин.

– Хорошо. Ну, тогда спокойной ночи. – Маклер кивнул и исчез.

По коридору застучали его торопливые шаги, тяжело захлопнулась парадная дверь. Мортон подождал, давая маклеру время по подъездной дорожке выйти на главную дорогу. Потом он глубоко, с удовлетворением вздохнул: приятно чувствовать себя собственником. Как неожиданно, как удивительно! Мортон едва не рассмеялся, вспомнив, как увидел этот дом с дороги – неужели это было сегодня утром? – и вот он принадлежит ему, можно исследовать, подчинять себе…

За последние несколько секунд почти совсем стемнело, поэтому Мортон взял со стола подсвечник и зажег свечи. С ним Мортон стал обходить одну комнату за другой, огибая стулья с ножками в форме звериных лап и пыльные портьеры. Он брал книги с полок, открывал шкафчики и ящики столов. Маклер назвал дом «полностью меблированным», но Мортону, скорее, чудилось, что его оставили нетронутым, бросили в одно мгновение. В идеальном порядке была лишь одна комната в глубине дома – детская с аккуратным рядом игрушек, маленькой крикетной битой в углу, миниатюрной шахматной доской на банкетке и стопкой книг. Мортон замер на пороге, потом захлопнул дверь сильнее, чем следовало, и двинулся дальше.

Каждая вторая комната хранила следы старого хозяина: ничего столь очевидного, как недоеденная пища или недокуренная трубка на приставном столике, но были свечи, мыло на умывальнике, полотенце на перекладине… В гостиной обнаружился раскрытый номер журнала «Чесс плейерс кроникл» [1], оставленный на диванном подлокотнике, словно читавший хотел отметить нужную страницу. Перед диваном, в затененном углу комнаты, стоял набор шахматных фигур, готовый к началу игры. Фигуры были каменные или из гагата и слоновой кости? Мортон взял пешку, ощутил ее масляную гладкость и аккуратно поставил на то же место перед ферзем. Потом, наверное, он найдет в «Кроникл» шахматную задачу и будет решать ее, пока сонливость не заставит отправиться на боковую. Задачи всегда давались Мортону легче, когда перед глазами у него были фигуры на настоящей доске. Он поправил пешку кончиком пальца, чтобы она встала точно в центр клетки, и отвернулся. Когда Мортон выходил из гостиной, у него вдруг возникло нелогичное чувство, что он забыл что-то сделать или совершил ошибку: оставил стакан там, где его легко уронить, задев по неосторожности, или не закрыл окно перед грозой. Уже в кухне, просматривая бакалею в буфетах, он понял, криво улыбаясь собственной причуде, что, как вежливый шахматист, должен был сказать: «Жадуб» [2].