Однажды темной зимней ночью… Антология - Кидд Джесс. Страница 32
– Сьюзен и так расстроена. Я посовещалась с твоим отцом и с мистером Чиллингемом о том, как действовать дальше, и мы все согласились, что тебе лучше остаться здесь.
– Сегодня свадьба моей сестры!
– Да! – вскричала мать, и в ее голосе послышались слезы. – Бог свидетель, я не ожидала, что все так обернется! Но присутствие на церемонии слишком тебя разволнует. Это для твоего же блага, Эвелин! Я не могу рисковать тем, что у тебя разовьется воспаление мозга.
Эвелин задрожала. От дрожи болела нога, скрипело кресло. Эвелин искренне жалела, что не удержала язык за зубами. Зачем она откровенничала с мистером Чиллингемом? Старик умер, Альфред давно исчез – грехи прошлого сейчас неважны.
– Мама, пожалуйста! Умоляю тебя! Я буду вести себя прилично.
– Прости, милая. Я могу поступить лишь так. Я должна позаботиться о твоем здоровье и уберечь Сьюзен от скандала… В библиотеке есть множество вариантов, чем развлечься. Служанка останется с тобой и впустит доктора, когда тот приедет.
– Мама… помоги мне хотя бы пересесть вот на то сиденье. Не хочу быть прикованной к клятому механическому креслу!
Мать упорно прятала от нее взгляд.
– До свидания, Эвелин! Поправляйся скорее, милая! – На этом она ушла, закрыв за собой дверь.
Эвелин сдержала всхлип. Она поверить не могла, что события разворачиваются именно так. Все получилось неправильно, до ужаса неправильно…
Она уже собралась дать волю своим горестным чувствам, когда сообразила, что ключ в замочной скважине мама не повернула. Кто-то остановил ее сразу за дверью.
– Бидди! Немедленно переоденься для свадебной церемонии! Гости уже в церкви… Боже милостивый, девочка, от тебя лошадьми разит!
– Мадам, я должна сказать вам нечто важное! – в голосе Бидди слышалось напряжение. – Пожалуйста, послушайте!
– Не донимай меня в такой день, как сегодня…
– Мадам, дело касается мисс Эвелин. Ее дамского седла. Один из конюхов осмотрел его по моей просьбе, и он считает, что его испортили, что его намеренно сломали!
– Да, мистер Чиллингем говорил нам, что то седло использовать не следовало. А теперь поторопись! Карета для Сьюзен будет подана с минуты на минуту.
– Но, мадам, погодите!
Голоса стихли вдали. Эвелин осталась наедине с распирающими ее недоумением и тревогой. Что выяснила Бидди?
Она могла бы поехать и спросить служанку, если бы не тратила время, умиротворяя дух старого Чиллингема. Она не сидела бы в библиотеке одна, с перспективой пропустить свадьбу сестры. А почему так случилось? Все потому, что старику приспичило рассказать свою историю!
Эвелин заколотила по подлокотникам кресла.
– Ненавижу тебя! – прошипела она. – Ты все испортил. Зачем ты меня побеспокоил? Меня не волнует, как ты умер!
Латунный прут, блокирующий колеса, поднялся. Эвелин успела лишь охнуть, а кресло уже покатилось назад. Она попыталась опустить прут, но его заклинило. Тщетно она дергала все рычаги. Они вдруг потеряли вес и жесткость, словно кто-то перерезал провода.
– Нет! Прости меня! – залепетала Эвелин. – Зря я так сказала. Пожалуйста, остановись!
Кресло не останавливалось. Скорее, наоборот, разгонялось, дав задний ход, пока Эвелин не коснулась затылком книжного шкафа. Потом настал момент напряжения, группировки, как у коня, готовящегося к прыжку. И кресло рвануло вперед. Эвелин завизжала, отчаянно вцепившись в подлокотники. Немного не докатив до портрета Альфреда, колеса щелкнули, поворачивая влево. Кресло врезалось в дверь, вырулило из библиотеки и поехало дальше.
Эвелин было страшнее, чем когда понесся Меркурий. Коня можно было уговорить, успокоить, а вот кресло было неумолимо. Колеса крутились быстрее, чем подразумевалось конструкцией. Раздавались треск и скрип, словно кресло могло развалиться.
Быстрее и быстрее ехало кресло, набирая скорость. Дом мелькал перед глазами, и Эвелин поняла, куда ее увозят. Кресло неслось прямиком в гостиную, где она спала. Эвелин вспомнила, как в первый вечер кресло подбиралось к камину, и у нее возникло ужасное предчувствие.
– Остановись! Прости меня!
Дверь оказалась открыта. Переваливаясь через порог, колеса фактически оторвались от пола, но тормозить явно не собирались. Оправдывались ее изначальные опасения: старый Чиллингем нацелился прямо на камин.
Внезапно кресло будто взбрыкнуло. Эвелин полетела на пол и после болезненного приземления испустила крик, нараставший у нее внутри целый день.
Раздался оглушительный грохот. Кресло рассыпалось на куски; дерево и металл разлетелись в разные стороны. Оно пробило дадо [25] у камина, оставив в стене брешь размером с тарелку.
В комнату ворвалась Бидди.
– Мисс! – Она метнулась к Эвелин и положила ее голову себе на колени. – Что случилось? Он вас обидел?
Перед глазами у Эвелин мелькали черные пятна. Она разобрала снег на сапогах у Бидди и навоз, размазавшийся у нее на щеке.
– Что… он? Кого ты имеешь в виду?
Бидди поджала губы.
– Мисс, кто-то пытается вас обидеть. Я целый день твердила об этом вашей матушке, да она не желает слушать. Подпругу на вашем седле перерезали; снежный ком, напугавший вашего коня, упал с дерева неслучайно. Мальчишке-подручному конюха заплатили, чтобы он напугал животное!
У Эвелин голова шла кругом. Если у нее причина бредить имелась, то у Бидди – конечно же, нет!
– Это не может быть правдой! Господи, да кто заинтересован в моей смерти?!
Бидди изогнула бровь.
– А вы думаете, кто? Кому отошли бы деньги мистера Леннокса, имей он только одну дочь?
По спине у Эвелин побежали ледяные мурашки. Вспомнилась отцовская шутка про приданое. Если бы она вдруг погибла, муж Сьюзен разбогател бы.
В памяти мигом воскресли слухи о пристрастии Виктора Чиллингема к азартным играм. Игроки бывают отчаянными…
Эвелин с трудом села.
– Нет, он не поступил бы так со мной, – заявила она. – Он о нас заботится. Мы одна семья.
За спиной у них что-то треснуло. Неловко повернув голову, Эвелин увидела, что из бреши, пробитой креслом в стене, сыплется известка.
– Фу! – вскричала Бидди. – Что это за запах?!
Внезапно что-то рухнуло. Гипсовый слой не выдержал, из бреши с грохотом вывалились обломки – точь-в-точь как родовой послед. Поток пыли и строительного мусора вынес человеческие кости.
Бидди завизжала.
Самым длинным и ужасным фрагментом был позвоночник, слегка изогнутый в форме серпа.
– Это Альфред! – прошептала Эвелин.
Как же такое могло случиться?
Если Альфред мертв… значит, старого Чиллингема погубил не он. Альфред не убегал. Его тело спрятали, а от его исчезновения выигрывал только один человек – тот самый, который швырнул в печь доказательство отравления.
Теперь Эвелин поняла, почему дух старого Чиллингема так настаивал, чтобы его услышали. Виктор Чиллингем был убийцей – и намеревался жениться на невинной девушке.
– Боже милостивый! Где Сьюзен?
– Она уже в карете! – рыдала Бидди. – Все ваши родные наверняка на улице, не то, как и я, прибежали бы на ваш крик.
Эвелин дрожала не переставая. По-настоящему воспринять шок и ужас она успеет потом – сейчас была важна лишь Сьюзен. Эвелин попробовала шевельнуть ногой, хотя понимала, что встать не сможет.
– Бидди, ты должна остановить карету! Сьюзен не может за него выйти. Беги, Бидди, беги!
Всхлипнув, служанка бросилась вон из гостиной.
Эвелин сидела дрожа, смотрела на останки Альфреда и на кресло. Она была несправедлива к ним обоим. Погибшие Чиллингемы действовали не из ненависти, как ей казалось, а из доброты. Они пытались ее предупредить.
Эвелин услышала, как со стуком распахнулась парадная дверь. По внутреннему двору разнесся сдавленный крик Бидди, но ей никто не ответил.
Вместо этого холодный воздух разорвал треск хлыста. Заскрипела кожа, глухо застучали копыта, и Эвелин поняла, что карета уже пришла в движение, унося ее сестру все дальше и дальше.