Дыши нами, пока есть время (СИ) - Палла Иоланта. Страница 2

— Чтобы я еще раз с тобой пошел на дело… — Начинает Степка, пока я таращусь на звездное небо. — Черт! Надо же было так, а если бы повязали опять?

— Бы мешает, братан. — Улыбаюсь, словно мне на счет поступил миллион, и вдыхаю полной грудью.

Настоящий ни с чем не сравнимый кайф проникает в каждую клетку организма, и я стараюсь не думать в этот момент. Знаю, что по возвращению домой, меня ждет очередная порция грязи и осуждения, а еще гребаные приказы Альбины, которая не могла смотреть, как я лежу без дела. Приемная мать заваливала делами по дому, не смотря на то, что я и так пожертвовал обучением в колледже и пошел работать в гараж. Тачки, мотоциклы, крупная техника, все смешивалось за день, а иногда и ночь, и я порой не знал, куда от этого деться, потому что достало.

Я даже не мог себе позволить мечтать о лучшей жизни, хотя она постоянно маячила перед глазами. Машины премиум-класса частенько заезжали к нам. Их хозяева, понтанутые лизоблюды, дамочки, толстосумы или зажравшиеся парняги непременно указывали на твой статус. Хоть я был на подхвате и старался научиться новому быстро, в гараже были мастера круче и опытнее. Например, Антоныч. Смешной мужик сорока шести лет спешил облизать таких клиентов с ног до головы и заставлял меня это делать. Только после парочки неудачных разговоров, так скажем, отвел меня в закулисье, чтобы не портил клиентскую базу.

Что сделаешь, если сюсипусить с хамоватыми богачами не мое?!

Степка относился к ним проще, и я был рад за него. Друг вроде напрягался в их присутствии, но не заморачивался над тем, что они говорят в его адрес. Типо, сказали, и черт с ними! Я так не мог. Одно не верное слово, и с ненавистную моську летел кулак.

От Антоныча я тоже получил предупреждение. Еще один подобный косяк, и гоу на выход, мальчик! Приходилось сдерживаться, потому что эта работа мне была нужна позарез. Большую часть зарплаты я отдавал мамашке, которая копила на обучение Маруське, а остальное оставлял своей великой персоне. Особо не разгуляешься, но на жизнь хватало, и не приходилось просить мани у предков.

Сидим на лавке недолго, после чего расходимся по домам, ведь вставать рано. Я поглядываю на экран телефона, чтобы убедиться в том, что родители уже спят. Спокойно шагаю по темным переулкам, засунув руки в карманы штанов. Только сейчас сбитые костяшки дают о себе знать тупым нытьем. Не первый раз вроде, а ощущение противное.

Все чаще поднимаю голову вверх и наслаждаюсь видом. Яркие звезды всегда давали мне сил и надежды, что ли. Еще со времен детского дома, когда не остается ничего другого, как смотреть в окно по ночам и молить бога о том, чтобы он дал родителей, которые бы любили тебя и оберегали.

Звезды услышали, но лишь часть моих прошений. Дали дом, более менее приличных предков, даже сестренку, а вот про родительскую любовь немного забыли. Ее я не чувствовал никогда, да и, если уж совсем честно, не понимал, что это такое. Моментами сравнивал эмоции к другу с тем, что я испытываю к остальным, и если это любовь, то, безусловно, я получал ее от трех людей — Маруськи, Степыша и Лили, хотя последняя та еще заноза в заднице.

Наша подруга по несчастью, Лилия Алимеева, получила билет в новую жизнь с пометкой «лучшая судьба». Ее приемные родители ворочали крупными деньгами, а папочка и вовсе был крупной шишкой наверху, поэтому мы думали, что после такого счастья она не захочет дружить, но ошиблись. Лиля чувствовала себя лишней в их семье и часто пропадала с нами, а жила вовсе со своей приемной бабулей, мировой бабкой, если на то пошло. По Илоне Львовне даже не скажешь, что ее сынок зажравшийся жлоб.

Степа частенько заходил к ней на пирожки, а вот меня приходилось затягивать. Не то, чтобы я не хотел вкусного, просто обстановка в квартире, роскошь, общий антураж не вызывали восторга, скорее наоборот, подавляли и напоминали о том, что нам тут не место.

Приближаюсь к подъезду с тошнотворным чувством, которое всегда появляется, когда нога переступает порог дома. Стараюсь двигаться не слышно, стягиваю кроссовки у двери и тихо ее закрываю. Только стоит сделать шаг в направлении своей берлоги, как свет в коридоре загорается, и из моего рта вылетает одно, но отборное, объемное и режущее уши ругательство.

— Марусь, какого черта ты не спишь?! — Бурчу под нос, все же двигаясь в свою комнату, пока сестричка хихикая топает следом.

— Хотела тебя напугать, братишка! — Она с боевым кличем напрыгивает на меня со спины и смеется, заставляя все-таки улыбнуться. — Я так понимаю, мне нести аптечку, да? Кто на этот раз попал тебе под горячую руку?

— Тебе об этом знать не обязательно. — Усмехаюсь и отцепляю ее крепкие пальчики от ворота футболки. — Где родаки?

Падаю на скрипучую кровать и смотрю, как светловолосое чудо растягивает по лицу довольную улыбку, при этом на щечках появляются прикольные ямочки. Маруська была для меня настоящей красавицей. Пшеничные густые волосы, которые волнами спадали на плечи, зеленые глаза, обрамленные пушистыми пусть и коротковатыми ресницами, аккуратный носик, обычные губы, верхняя чуть полнее нижней, и родинка над ней. Лиса, как ни крути, с отменной фигурой, на которую засматривались парни и получали за это.

— Уехали к тетке, — Маруська открывает шкаф и достает оттуда коробку с медикаментами, — позвонила, ныла в трубку… — Сестричка скривилась и подошла ко мне, начиная привычную процедуру по обработке ран. — Как всегда. Наверное, дядь Паша снова бузит не по-детски. — Маруська прикусывает нижнюю губу, а я хмурюсь, ощущая жжение.

Теть Лена, сестра Альбины Анатольевны, часто огребала от пьяного дядьки. Последнее время слишком часто, и я не удивлен. С таким характером и речью мужик еще долго продержался. Нет, я не был тем, кто одобряет рукоприкладство к женскому полу, наоборот, но и у меня порой возникало желание втащить леща приемной мамке, переходящей грани разумного.

Маруська с энтузиазмом рассказывает о том, как достала ее мать, а я думаю о том, как бы не вырубиться, пока ее голосок журчит ручейком около уха. Всегда так на меня действует. Усыпляет своими речами. Даже в детстве не я ей сказки читал, а наоборот.

Не замечаю, как вырубаюсь, радуясь тому, что предков дома нет. Ломота в теле — первое, что ощущаю, немного приоткрыв глаза. Вожу носом, пытаясь уловить, откуда исходит приятный аромат кофе. Не свежесваренного, как в элитных дома, а дешевого порошка, вкус которого привык ощущать по утрам.

Запах уже успел распространиться по всей комнате, и через пару секунд мой желудок начинает завывать от голода, поэтому присаживаюсь на край постели, сонно потирая глаза. На стуле перед кроватью стоит стул, а на нем кружка с дымящимся кофе, тарелка с бутербродами и бумажная фигурка, по очертаниям напоминающая лебедя. Улыбаюсь, беру ее в руки и верчу, рассматривая со всех сторон.

Маруська любит оригами и постоянно подкидывает мне новые фигурки. Смешная. Поднимаюсь и подхожу к столу, сразу выдвигая ящик, где скопилось приличное количество творений сестрички, и убираю фигурку к остальным

После этого наконец успокаиваю голодный организм, с аппетитом поглощая все бутеры, которые сделала Маруся, и иду в ванную. Видок у меня отменный — фингал под глазом, разбитая губа и сбитые костяшки.

Все-таки пропустил парочку ударов, но с учетом того, что парней было вдвое больше, это подвиг. Быстро собираюсь и топаю в гараж, потому что там меня никто ждать не будет.

Никто не портит настроение. Родителей все еще нет дома, Маруська куда-то ушла, и я дышу спокойно. Мышцы ноют, но я не обращаю на это внимания. Сегодня немного легче, чуток отпустило, только я знал, что скоро меня опять накроет.

— Что же такое, Богданов?! — Антоныч встречает меня коронной усмешкой и пожимает руку, кивая на лицо. — Не живется тебе спокойно, да?

— Мне живется, Антоныч, а другим иногда нужно вставлять, чтобы не лезли. — Иду к раздевалке, чтобы накинуть форму и приступить к ремонту тачки, которую уже загнали на яму.

Автоматические действия, за которыми упорно следит Антоныч. Мало ли, вдруг малец-самоучка накосячит, а ему потом придется за это отдуваться. Не замечаю, как пролетает время, и в гараж заезжает новый автомобиль. Сначала не смотрю на владельца, а потом рефлекторно поворачиваю голову, когда задняя дверь с правой стороны открывается, и на свет божий выползает кукла Барби, иначе не назовешь.