Чёрный феникс (СИ) - Росс Софи. Страница 38
Игра, которая нравится нам обоим.
Мне до мурашек нравится быть хрупкой на его фоне. До учащенного дыхания и нового спазма между ног.
— На колени, девочка, — что-то меняется в его глазах в этот момент.
Тьма.
Непроглядная заволакивающая тьма.
А мне остается послушно скользнуть на пол и прижаться щекой к его ладони.
Почему?
Потому что я тоже невыносимо сильно хочу этого.
Хочу его в свой рот до зажмуренных глаз. Хочу жёсткую — на грани — хватку пальцев в моих волосах. Хочу услышать, как он рычит, когда я стану сильнее сжимать губы вокруг ствола, помогая себе пальцами по твёрдой возбуждённой длине.
Хочу эти сладкие финальные секунды контроля с моей стороны, когда даже такой хищник становится уязвимым в руках своей «жертвы».
Медленно обвожу губы языком, не проигрывая битву взглядов, подхватываю резинку пояса и сжимаю пульсирующий член в своей руке, оборачивая ладонь вокруг.
Оттягиваю момент, когда всё станет грубо, развязно и пошло — дразню Матвея лёгкими осторожными касаниями, мажу губами по длине, чувствуя влажность от прикосновений языка под пальцами.
Он позволяет мне. Позволяет наиграться, прежде чем настойчивее наматывает волосы на кулак, вынуждая откинуть голову, и скользит головкой между моих губ, остановившись, только когда член ударит в горло.
На первый раз.
Во второй он толкается чуть глубже, выскользнув, чтобы тут же ударить внутрь сильнее.
На третьем толчке я не могу удержать глаза открытыми.
Жмурюсь, но подаюсь вперед, впившись ногтями в его бедро, потому что на этот раз глубина проникновения заставляет меня немного нахмуриться.
— Не спеши, малыш, — Матвей не понимает. Он не понимает, что я хочу отдать ему всю себя.
Настойчивее сжимаю губы и пальцы на его стволе, вбираю глубже, замирая, дав себе возможность привыкнуть к этому ощущению, от которого у меня позвоночник словно вибрирует, посылая в каждую клеточку импульсы какого-то извращённого удовольствия, когда мужчина почти не касается тебя, а между ног всё равно бессовестно мокро.
Ещё глубже.
Сантиметр за сантиметром позволяю ему скользить глубже в мой горячий рот, возвращаю взгляд в его глаза и мысленно присваиваю себе победу, потому что в этот момент пальцы Матвея впиваются в край стола.
В моей голове шум, который вытесняет всё остальное.
Я могу сосредоточиться лишь на мужских пальцах на моём затылке, которые всё сильнее натягивают волосы, и на шумных полу-рыках, стоит мне губами скользнуть чуточку резче по подрагивающему от приближающегося удовольствия стволу.
Быстрее губами по его твёрдости, сильнее сжимая ладонь у основания, прикрыв глаза, чтобы выдержать заданный мной же напор, от которого Матвей абсолютно точно способен потерять голову через три секунды, две, одну…
Терпкая горячая жидкость ударяет в горло, стекая по нему вяжущими струями. Проглатываю всё и отстраняюсь, продлеваю рукой его финал, позволяя сперме попасть на губы, с которых пальцем не даю ей упасть ниже. Языком по собственной подушечке, слизывая капли под хищный взгляд сверху.
Матвей пристально наблюдает, стараясь не упустить ни единой секунды.
Собирает пальцами несколько всё же скользнувших по лицу к подбородку капель и вталкивает указательный и средний в мой рот, поглаживая осторожно язык, которым я оставляю влажные следы на его коже.
Мы голодны друг до друга.
И это точно не тот голод, который можно унять той самой нежнейшей ветчиной. Пусть даже она окажется самой дорогой на свете.
Глава сороковая. Рокси
Вторая попытка заняться сексом в кровати выходит куда лучше.
Поцелуи, которыми жжёт кожу от губ до набухшей под руками Матвея груди. Укусы, что оставляют на коже алые пятна. Несдержанные прикосновения к бёдрам — меня удерживают в одном положении на мягком матрасе, пока я несдержанно извиваюсь и прогибаюсь в спине от чувственности нашей близости.
Сколько раз он меня сегодня касался? Сколько раз дразнил невидимыми линиями от пальцев и точечными обжигающими прикосновениями губ?
Десятки, сотни, тысячи раз…
А мне всё мало.
Я хочу утонуть в этом мужчине. Хочу тянуть один на двоих кислород так долго, что после о возможности ходить можно будет забыть на пару дней. Или на пару недель.
Матвей прижимает меня своим телом к постели, скользит ладонью к низу живота, ныряя пальцами во влажные складки, заглушая каждый мой стон глубоким горячим поцелуем, где наши языки сплетаются в самом страстном танце, который только могут придумать на двоих мужчина и женщина.
Не понимаю, откуда в нём столько терпения.
Он впитывает каждую мою реакцию.
Распаляет так, что в некоторые моменты мне казалось — я сгорела. Сгорела как мой ещё незаконченный феникс.
А в следующую секунду воскресла из пламени, чтобы вновь и вновь хватать искусанными губами воздух, пока мужчина своими прикосновениями выбивает из меня новые протяжные стоны, от которых его губы трогает довольная усмешка.
В этот раз мы наслаждаемся друг другом медленнее.
Не срываем оставшуюся одежду, не сражаемся за право первенства, не ныряем в резкость движений.
Только удовольствие.
Опьяняющее чудесное удовольствие до приятных покалываний от позвоночника в каждую клеточку.
Моё сердце бьётся с такой скоростью, что в любой момент может сломать рёбра и прорваться в этот мир. В руки мужчины, которому оно принадлежало всё это время. Матвей просто снова выпустил его из клетки.
Влажный язык ударяет по соску, я выгибаюсь в пояснице как натянутая тетива, подставляя своё тело под ещё больший натиск сладких ласк.
Ладонь Матвея прижимается к пояснице, а после одним ловким движением я оказываюсь лежащей перед ним на животе в расстёгнутой рубашке, которую мужчина спускает с моих плеч до запястий и быстро, пока я не успела понять, затягивает тугой узел, оставляя мои руки скованными крепкими путами.
Пальцами ведет по линии позвонков, пока я пытаюсь сдуть с лица выбившиеся пряди.
— Продолжим? — практически урчит сытым котом мне в шею, а после на ягодицы опять ложится серия обжигающих шлепков сильных ладоней, от которых кожа в алых отметинах становится ещё ярче.
Как и мои ощущения, когда тяжелая ладонь в последний перед небольшой передышкой раз ударяет по ягодице чуть сильнее и Матвей, наматывая мои волосы на кулак, утыкает меня в подушку, чтобы заглушить вскрик от яркости момента.
Соседей стоит пожалеть. Не хочется, чтобы стук полицейских в дверь заставил нас прерваться.
Щелчок.
Я отчетливо слышу какой-то странный звук.
Поворачиваю голову и замечаю в руках у Матвея телефон, а затем меня немного слепит вспышка камеры.
— Извращенец, — удивительно, что в одну секунду ты можешь дразнить мужчину своим языком без капли стеснения, а в следующую тебя заливает краской от обыденной, на фоне спермы в горле, вещи.
Прячу своё смущение и немного приподнимаю бёдра, чтобы задница в кадре получилась в более выгодном свете.
— А ты, прям, институт благородных девиц вчера закончила? — следом ощутимый укус в мою многострадальную за этот вечер филейную часть. — Это ты ещё не знаешь о моих планах на эти фотографии.
— Что? — тут же начинаю ёрзать, пытаюсь выкрутить руки из узлов. У меня ладони чешутся телефон у него отобрать и удалить весь компромат.
— Шучу я, Вредина, шучу. Успокойся, — грудью к моей спине, полностью обездвижив меня своим весом. — Или не шучу. Посмотрим на твоё поведение, — кончиком носа по виску, толкнувшись бёдрами так, что я чётко ощущаю бёдрами его твёрдость.
Рука на горле, сжимает пальцы, стволом скользнув между ягодиц. Оставляет на шее четыре пальца, большим очерчивает контур нижней губы и толкается им в мой рот, стоит мне задеть языком подушечку.
А я вредничаю и зубы сжимаю, не пропустив дальше ни на миллиметр.
— Открой, — волна мурашек по телу от грубого приказа на ухо. Подчиняюсь, покорно обхватываю губами фалангу и втягиваю глубже под ещё один толчок сзади. Пока поверхностный. — Хорошая девочка. Послушная.