Чёрный феникс (СИ) - Росс Софи. Страница 59

— Что Вы такое говорите! — Лора отшатывается, запинается о собственные каблуки и валится на задницу, а мы с Врединой одновременно ухмыляемся и думаем, что ей еще мало досталось за все выходки.

— Ты поняла, дрянь, что я могу с тобой сделать? — напираю уже без смеха. — Можешь на моего папочку не рассчитывать — не поможет. Он быстрее открестится от тебя, если я вдруг захочу дать интервью и рассказать о том, что сына самого «великого и ужасного» попыталась обокрасть его же невеста.

— Но… — она пытается что-то сказать, но я жестко пресекаю.

— Молчать и слушать. Ты сейчас же все мне рассказываешь, я делаю так, чтобы тебя выпустили, но если ты еще хотя бы раз сунешься к нам, — в этот момент Вредина прижимается ко мне и демонстративно сплетает наши ладони. — Хотя бы одно неосторожное слово — я даю ход делу. Тебе нарисуют не только взлом, но и хранение, перед этим тщательно обыскав во всех местах в какой-нибудь сауне. Эй, дамочки? — вытаскиваю пару купюр из кошелька и протягиваю заинтересовавшимся ночным «бабочкам». — Объясните этой выдре, что такое «субботник». Во всех подробностях.

— Без проблем, котик, — девица прячет купюры себе в лифчик и начинает запугивать Лорку под мои одобрительные кивки. — Один раз их было по шесть на одну. Мы тогда с девочками еще неделю потом работать не могли, все болело. Синяки долго заживали, приходилось прятать. Взяли нас с таблетками на руках, там немного было, просто побаловаться. Хотите, говорят, статью? Ну а мы не дурочки, сразу смекнули, что допрос будет не совсем обычный, если мы не хотим присесть. Проверили нас, короче, во все места. И не по разу… Утром на ногах еле стояли…

— Хватит! — Лора визжит и закрывает уши руками. — Как ты можешь… — одними губами обращается ко мне, а я даже на жалкий процент мразью себя не чувствую, потому что заслужила.

— Рассказывай. Сейчас же.

— Да это все мать твоя придумала, понятно?! Надоумила меня, заставила врать, а я просто хотела тебя вернуть! Она подкупила администратора в твоем салоне, чтобы та за тобой следила и подслушивала все по возможности. С ключами вообще случайно получилось, нам пришлось срочно ночью дубликат делать, когда твой друг их отдал девочке этой и попросил утром тебе передать.

Уволю. По статье у меня вылетит, а я еще среди своих информацию распространю о её гнилой натуре. А таким одуванчиком казалась.

— А ты приклеился к этой своей, — продолжает Лорка. — Ничего не помогало! Я же специально перед тобой почти голая ходила, когда ты за Никитой заезжал. И так вертелась, и этак, а тебе все равно! Ты смотрел сквозь меня… — она всхлипывает, будто действительно расстроена, но я скорее поверю в то, что это слезы по упущенным деньгам. — Что ты в ней нашел? Что?! Ни рожи, ни форм, размалеванная вся…

— Достаточно. Закрой свой рот. Я услышал все, что требовалось.

Мне надо поскорее увезти отсюда Вредину, потому что она цепляется за меня до побелевших костяшек и едва стоит на ногах.

Тяну малышку на себя, закрываю ото всех и пытаюсь нашарить глазами выход из этой коморки, потому что во всей этой нервотрепке на хрен забыл откуда мы пришли.

Внезапно одна из дверей бьет по стене и в проеме появляется кто-то в форме со звездами явно выше тех, которые до этого мелькали здесь.

— Матвей, ты стал еще больше, — приглядываюсь и узнаю в мужике отцовского старого приятеля. — А кто это рядом с тобой?

Вредина продолжает жаться ко мне, так что сразу становится понятно, о ком этот вопрос.

— Никто.

Глава шестьдесят четвертая. Рокси

Матвей был нежен.

Целовал без привычного подчинения напором его губ — нежно касался, скользил языком и отрывался на жалкие несколько миллиметров, чтобы мы оба могли вдохнуть поглубже и вновь соединить наши губы в невероятном трепете.

Дотрагивался до меня настолько невесомо, что иногда я не чувствовала больших мужских ладоней на своем теле — лишь покалывающий жар от них на коже, который волнами заполнял каждую клеточку и заставлял меня прижиматься к Матвею ближе. Заставлял молить в его губы о большем.

— Тише, моя ненасытная девочка, — он урчит между поцелуями и опять разворачивает меня спиной к своей груди, как тогда, на вечере открытия.

Его руки — замок. Дыхание щекочет шею, пальцы забираются под край футболки и чертят линии по моему животу настолько сладко и трогательно, что я начинаю дрожать от этой мягкой теплоты.

Щемящий душу покой окутывал сознание, Матвей будто пытался соединить нас на каком-то духовном уровне еще сильнее, чем было до этого.

— Расслабься, малыш. Я сделаю все сам, — тянет зубами мочку ушка, переходит к плечу влажными касаниями и оставляет на нем клеймящий поцелуй своей тонкой ласки.

Голова кружится.

Матвей вновь разворачивает меня, обхватывает лицо ладонями, которые я тут же накрываю своими руками, и снова крадет мое дыхание, добавив в новый поцелуй чуть больше грубых ноток, потому что, кажется, сам больше не может качаться в маленькой лодочке посреди океана.

Мы уходим на глубину, где темнота поглотила свет и единственное, что помогает держаться — сбившееся под новым витком резкости прикосновений дыхание.

— Теперь, когда ты знаешь, что я не осквернял ни с кем кровать в твое отсутствие…

— Я все равно сожгу её, потому что твоей Лоре не занимать наглости. Она могла облюбовать её своей задницей, — перебиваю Матвея и тут же утыкаюсь ему в шею, вздрагивая от вибраций мужского смеха.

Мы замираем на минуту, а потом меня совершенно неожиданно кусают в шею и даже не заглушают привычной лаской болезненную пульсацию.

— Она не моя. В моей жизни есть только одна девочка. Вредная и нетерпеливая. Куда это ты свои пальцы тянешь, малышка?

Черт. Раскусили.

Я пыталась добраться до ремня на джинсах моего мужчины, но он обхватил мои запястья и завел руки за спину, так что я теперь вообще не могла его касаться.

Даже губами, потому что он уверенно уворачивался под мое возмущенное сопение.

Матвей смотрит на меня так, будто в его жизни никогда не было ничего особеннее этого момента, а я теряюсь под его взглядом и начинаю вертеться в попытке освободиться от его хватки.

— Ш-ш, замри, — сильнее сжимает пальцы на запястьях, но боли нет. Просто настойчивое предупреждение.

— Забыл, как я выгляжу, за все эти дни?

— Язва, — кусает меня за кончик языка, который я неосмотрительно высовываю, отпускает руки и тут же шлепает по заднице, втягивая мою нижнюю губу дразнящим поцелуем.

Подталкивает меня в сторону кровати, я падаю спиной на нее и тут же подползаю ближе к изголовью, пока Матвей одним уверенным движением стягивает с себя всё выше пояса и кладет пальцы на ремень.

А затем он ловит мой взгляд и замирает, разрывая усмешкой тишину, когда я недовольно хмурю брови, потому что он обломал мне самое сексуальное зрелище в мире.

— Что, остальное за деньги? Кошелек слишком далеко, и я, кажется, не смогу дойти до него прямо сейчас, но обещаю заплатить после и не обидеть чаевыми, — в ответ на мои слова улыбка Матвея становится шире. — И чего ты улыбаешься?

— Знаю же, что твое белье насквозь мокрое, когда ты вот так кусаешься, — самодовольно заявляет и всё-таки дергает ремень из петель. — Иди-ка сюда, маленькая злючка.

Я отрицательно мотаю головой и специально раздразниваю своего притягательного хищника попыткой убежать, но он слишком быстро выбивает кислород из моих легких весом его тела сверху и придавливает руки по обе стороны от лица своими ладонями, в одну из которых зажат ремень.

И он был абсолютно прав до этого, потому что я чувствую, как влага пропитывает ткань между моими бедрами, и мне хочется быстрее ощутить хотя бы его пальцы внутри.

В моей голове те самые фантазии, где Матвей туго стягивает ремнем запястья, срывает с меня все лишнее и жестко трахает, до сорванного стонами голоса, пока я беспомощно обвиваю его своими ногами и ощущаю каждый сантиметр твердого члена при слишком глубоких толчках.