Сказ о Владе-Вороне (СИ) - Кузнецова Светлана. Страница 56

— И до Кощея через меня не дотянешься, — добавил Влад, дабы сжечь возможность договориться, вскинул подбородок, ожидая удара. Какой он будет — острое жало отравленного ножа под ребра али чего похуже — решать не ему. Он сказал свое слово, и не одно.

Моревна стояла спокойно, не двигаясь.

— Знаешь ли ты, от чего отказываешься? — спросила она. — Служить мне приятнее, нежели Кощею, Влад-Ворон. Хорошо в чертогах моих, спокойно. Добра я к своим слугам и союзникам, милостива ко всем.

Влад невесело усмехнулся:

— Видел я милость твою.

— Враг мне Кощей, не ты, — продолжала Моревна ласково. — Сильно он меня обидел, оттого и дала я волю гневу. Но за что мне наказывать тебя? Не за душу же чистую и сердце преданное? Не за острый ум, позволивший в царство мое пробраться и меня саму вокруг пальца обвести.

— Тогда тебе известно, что прельстить меня нечем.

Она кивнула, вздохнув тяжко.

— А напугать? Знаешь ли ты, куда попадают изгои? Спрашивал, небось, у Кощея, от кого он хранит Явь?

— От слуг твоих.

— Не только.

— Очень близок теневой мир к пустоте. Нет там времени: ни дня, ни ночи. Себя в нем потеряешь, Влад-Ворон, все забудешь. Вечность думать станешь, кто ты и откуда, мучиться, места не находить, а вспомнить не сумеешь. Потом смиришься, и как произойдет это, обратишься безмолвной тенью, плотью от плоти мира того окончательно.

— Значит, судьба такова.

— Не властна Макошь над теми, кто из живого источника отпил. И тебе известно о том!

— Конечно, — ответил Влад, пожав плечом.

— Согласись со мной уйти! — попросила Моревна. — Иначе не будет у тебя будущего: потеряешься, заблудишься, забудешься, станешь тенью себя прежнего, а потом, когда тоска одолеет, растворишься в небытии.

Влад вздохнул и покачал головой.

Он и без Кощея о мире теней выяснил. Как немногие души способны сойти с Родова Колеса и уйти по звездной дороге — свободные и могущественные, словно боги. Так другие, разочаровавшиеся в вечном хороводе жизни и нежизни, уходили в мир теней, откуда, как сказывали, выхода не было. Вывести душу на свет мог лишь тот, кто добровольно за ней в тот мир отправится и откажется от себя самого. Только Кощею хода туда быть не могло. Конечно, окажись сильно желание, прорвался бы. Один из основополагающих законов мироздания гласил: ничего невозможного не существует. Но это тот случай, когда награда не стоила усилий.

— Почему тебя волнует, чего со мной сделается? — спросил он, прямо глядя в синие-синие, словно небо утреннее по весне, глаза Марьи Моревны.

Она промолчала.

— Да будет так, как будет, душа-девица, — молвил Влад, поняв тщетность дальнейшего ожидания. — Что ж ты не убиваешь меня?

— Жалею.

Влад фыркнул.

— Войны не хочу, — сказала она, как почудилось, искренне. — Умрешь, и Кощей обезумеет, никому не даст ни жизни, ни смерти спокойной.

— Не станет, — возразил Влад. — Можешь не тревожиться.

— Ты нравишься мне, Влад-Ворон.

Он снова пожал плечом и попросил:

— Тогда не мучай, бей прямо в сердце. Не хочу осознавать миг гибели.

— Она и без меня произойдет, — молвила Моревна и, отступив от него, повернулась к Весте.

Влад понял, что все это время не дышал. Колкий и обжигающий воздух ворвался в грудь, едва не разорвав легкие. Только и расслышал про черную несправедливость да увидел побледневшее лицо Весты. Распекала ее Моревна на чем свет стоит. А потом он упал на пол уже в птичьем обличии. Ветер подхватил под крылья, в окно бросил. Должен был Влад попытаться до Нави долететь.

Глава 4

Несущуюся на него тень Влад не столько увидел, сколько почувствовал, шарахнулся в сторону, пропуская сокола мимо, упал на больное крыло, с большим трудом выровнялся. Сокол уже зашел на следующий круг. Финист решил воплотить свою угрозу: наверняка узнал о попытке достать князя через мир снов и о сковавшем того новом недуге, а вот о том, кто в нем повинен, не понял. У Финиста мозги истинно птичьи, потому он не размышлял, кому под силу болезнь навести, о том, что ни Кощей, ни сам Влад никогда до такого не опустились бы — тем паче. Он счел себя вправе напасть первым.

Наверное, чувствуй Влад себя хоть чуточку лучше, сумел бы чего-нибудь придумать: попытаться потеряться в облаках, спуститься к самой земле, затеять в поднебесье танец. Умел он уворачиваться даже от ястребов, — что ему сокол? Да только крыло левое почти не ощущалось, а ветер то стихал, то снова подхватывал. Сам себе казался Влад неумелым пловцом, коего вода не держит.

Финист вновь упал на него. Каким чудом Влад сумел затормозить, пропуская Сокола, он и сам не ответил бы. Но третьей атаки ему не миновать и не выдержать — яснее чистого полдня то было.

Он вскрикнул не птичьим, человеческим голосом, когда спину пронзили острые когти. Финист не иначе себя орлом возомнил, собравшись унести его в когтях, словно лосося.

«Дурачина! Тяжеловата ноша для птицы, пусть и хищной, да мелковатой», — было последней мыслью Влада.

Не видел он уже, как рухнул из выси Финист под тяжестью обмякшего вороньего тела, и как растворилось то тело в воздухе. Не услышал клекота изумленного и слегка испуганного. Было чего бояться: одно дело потрепать, сбить с неба, унизительно в пыли и земле вывалять да позубоскалить вволю, выплеснув обиду пополам с насмешками, оставить истерзанного, израненного. И совсем другое — убить окончательно. Не хотел Финист для соперника гибели безвременной и, конечно, ярости, в которую неминуемо придет Кощей.

Ему бы на ветку сесть, обо всем поразмыслить, а он под защиту союзничка своего кинулся и тем приговор подписал обоим.

Кощей подробностей не выяснял, случившееся вмиг почувствовал. Захлестнула его черная, мутная волна обжигающей ярости и гнева, в мгновение ока отыскал он обидчика своего Ворона, а заодно с ним и Перуна.

Не тягаться младшему богу с изначальным. К тому же, никогда не волновали Кощея вопросы своей правости и дозволенности: бил, не жалеючи, о том, что будет, если окончательно уничтожит, не задумываясь, ни на кого не оглядываясь. Он желал проучить зарвавшегося правянина и проучил: не убил все же, но покалечил изрядно. Не помогли тому ни гром, ни молнии, ни словеса увещевающие, поскольку не собирался Кощей выслушивать оправдания. А там и до Финиста дело дошло. Убийцу жалеть незачем, но появился Велес и остановил Кощея — за миг до последнего решительного удара, пресекшего бы нить жизни, вцепился и оттащил, а трепещущий окровавленный комок перьев зашвырнул подальше: с глаз долой и из сердца вон.

Кощей вырвался, обернулся и… уронил руки вдоль тела, мгновенно успокаиваясь. Не безумец он, чтобы кидаться на невиновных, пусть и помешал ему Велес. К тому же, начнут биться, лишь силы зря расходуют. Оба — боги старшие, способные управлять мирозданием, а не просто огнем небесным да мечом размахивать.