Мой Щенок (СИ) - Аверина Вероника. Страница 12

Глава 5. О кофе и лейблах

По возвращении домой после тренировки обязательным ритуалом становился кофе — привычка, воспитанная Ами, не вытравить которую не удавалось даже силой воли. На уютной кухоньке моего логова вдвоем сидеть было неожиданно приятно. Да и присутствие еще одного жильца в доме, неважно, что это был вампир, подстегивало во мне хозяйское стремление сделать жилище комфортным. Теперь я не рисковала, спускаясь утром перекусить, обнаружить в раковине гору мокрых, окровавленных полотенец, оставшихся после исправления последствий неудачного заказа: они преспокойно дожидались меня в стиральной машине. Хоть вид не портили. И, как ни странно, ряд деревянных шкафов и холодильник постепенно заполнялись едой. Раньше я ленилась и редко готовила для себя.

Кофе после тренировки оставался неизменным. За чашкой ароматного напитка Ирвин часто провоцировал меня на разговоры, но пока я платила ему той же монетой, что и он мне — молчала или отговаривалась.

— Знаешь, я предпочитаю кофе с молоком, а не молоко с кофе, — я вылила порцию гадости в раковину и принялась готовить сама. Я недавно начала позволять Вину оказывать помощь в приготовлении еды, в попытке переломить свои инстинкты и продемонстрировать доверие. Разумеется, ненавязчиво контролируя процесс от и до. Кулинар из моего ученика отказался не лучше, чем из меня.

— Прости, — огорчился Ирвин, — никак не могу запомнить пропорции. Сто лет кофе не варил.

— А сколько лет практики у тебя было до столетнего перерыва? — невинным тоном поинтересовалась я, но вампир не поддался на провокацию, ответив мне мгновенно вспыхнувшей улыбкой:

— Немного. Но уже не посадят.

— Если налью или совращу? — я поддержала игру, позволив обернуть ситуацию в шутку. Во мне тлела слабая надежда, что рано или поздно Вин расслабится и начнет говорить сам.

— В обоих случаях.

Несколько минут мы провели в молчании, пытаясь справиться каждый со своим испытанием. У меня страшно бурчало в животе от голода, и в одном месте зудело от желания съездить к ребятам, выпить, перекинуться парой слов. А Ирвин, судя по всему, пытался совладать с болью, доставшейся ему в качестве подарка за очередную гениально хитрую идею, изобретенную во время тренировки. Удар в живот может быть чертовски занудной вещью, напоминая о себе в течение нескольких суток. Я ощущала, как мой новоиспеченный ученик исподволь проверяет, прощупывает меня. Периодически, во время однозначно учебных ситуаций, вампир прикладывал силы больше, чем требовалось. Или двигался быстрее. Немного. Недостаточно, чтобы упрекнуть его в злом умысле, но превышая нужды тренировки. В эти моменты я копировала привычки Ами, не тормозя себя в точке обозначения. Меня не обижали эти наивные проверки: желание убедиться в профессионализме мастера лично было вполне понятно. Иногда мне казалось, что, возможно, стоило бы устроить настоящую демонстрацию. Но я по-прежнему не была уверена в своей способности обуздать инстинкты.

— Леди, — окликнул он меня, когда я перелила свежую порцию варева из турки в чашку и устроилась за столом, — а почему ты решила охотиться?

Я закатила глаза. Он что думает, что он первый, кто ожидает романтического рассказа о погибших родителях, муже, ребенке, нужное подчеркнуть?

— Я не охочусь, Вин. Я работаю. За деньги. Охотники — это те, кто охоте посвящает всю свою жизнь. Это и их работа, и хобби, и заработок, и досуг. Разумеется, они просят вознаграждение за свои услуги. Но, если люди не могут оплатить работу, охотники выполняют её бесплатно. Правда, в большинстве случаев, люди предпочитают платить. А как тут не заплатить, когда тебя терроризирует кровожадная нечисть? Хочется быть уверенным и в качестве работы, и в скорости её выполнения, а человеческая философия диктует, что лучше всего выполняется работа, за которую хорошо заплатили. Наемники же работать бесплатно не станут.

Ирвин удобнее расположился на стуле, закинув ногу на ногу, и взмахнул длинной узкой ладонью, прерывая мои объяснения.

— Да, это ясно. Я о другом. Мне кажется, люди в качестве жертв гораздо привлекательнее. Во-первых, работать проще. Во-вторых, риска меньше. В-третьих, заказов больше.

— Заказов хватает, и хватит еще надолго, — возразила я, отхлебнув ароматный напиток. — На мой век-то точно. Относительно твоего, конечно, уверенности нет. Риски тоже дело сомнительное. Раз на раз не приходится. Дело не в этом. Убивать вампиров мне нравится гораздо больше, чем людей. Я люблю свою работу. И получаю от нее удовольствие.

Вин скептически хмыкнул. Я оценивающе взглянула на него, пытаясь понять реакцию и одновременно подбирая слова. Сложно объяснить охотничий инстинкт не просто тому, у кого его нет, а тому, на кого он нацелен. Но продолжить не успела.

— Считаешь себя героем? Высшей справедливостью? — насмешка в тоне прозвучала слишком явственно, чтобы я могла её проигнорировать.

— Считаю, что люди должны что-то противопоставлять возникшей опасности, — дернула головой я, ощущая, что начинаю заводиться.

— Ты — профессиональная убийца, — возразил мой ученик, склонив голову набок и задумчиво водя пальцем по краю чашки. — Сама говоришь, что убивать бесплатно не станешь. Не вижу оснований считать себя противодействием. Ты — не справедливость, ты — профессионал. Равнодушный и отстраненный, как хирург, как солдат, как военный журналист. Так почему не люди? Чтобы совесть чище была?

— Ирвин, о чем мы говорим? — потеряв терпение, оборвала его я. — Что именно тебя интересует? Ты планируешь в будущем брать заказы на людей?

— Нет, — равнодушно пожал плечами вампир. — Любопытствую. Хочу понять твои мотивы. Заказов на людей наверняка в десятки раз больше. Отрабатывать их проще. Никогда не поверю, что ты ни разу не убивала человека. Значит, дело в чем-то еще. Серьезно, считаешь себя супергероем? Зачем все так усложнять?

— Пытаюсь сравняться с твоим величием, — выплюнула я, перестав сдерживаться. Ирвин бросил на меня вопросительный взгляд, и я ядовито пояснила. — Вампир, пытающийся найти себе наставника среди людей, — просто квинтэссенция усложнения.

— Извини, если я тебя задел, — смиренно попросил ученик. — Я не хотел обидеть.

Искренности в его тоне я не услышала.

Я лежала на пронзительно холодном камне, практически не шевелясь, не спуская глаз со здания напротив. В освещенных окнах мелькала тень. Я четко видела цветное полотно на безразличном сером фоне бетона, справа в глаза врезалась выбеленная снегом полоска газона — розово-серебряный треугольный лоскут, пересеченный карандашными росчерками стволов и следами человеческого пребывания — вытоптанной тропинкой, урнами с россыпью окурков вокруг. Лучи фонарей дрожали, создавая в воздухе волны изменчивого марева. Снежинки искрились в электрическом свете, дополняя урбанистическую пастораль. Я ждала. Жутко хотелось закурить, но пачка, надежно убранная в самый дальний карман плаща, могла лишь бессильно жечь тело. На заказе курить нельзя. И дело тут не только в сверхчувствительном обонянии зубастых, способных учуять тонкий запах сигареты, едва разлитый в воздухе. Нет, в таком окружении дым вряд ли насторожит. Но никотин расслабит тело, позволит нервам выйти из тонуса, вниманию рассеяться, а мыслям — прийти в состояние покоя. А мне нужны чистые, работающие мозги. И только они. Эмоции, адреналин, драйв — в работе это все лишнее, мешающее. Освободить сознание от лишних мыслей, пропитаться атмосферой заказа, превратить тело в послушную и ловкую машину — вот цель наемника. А гормоны придут потом. В бою, с последним ударом, схлынет адреналин, сметая водопадом напряжение последних часов. Сейчас же — покой. Ожидание. И молчание.

Дело обещало быть простым. Вампир, мелькавший в окне, был здесь один. Судя по всему, пришел заключить какую-то сделку. Что еще ему было делать в этом здании, я понятия не имела. Последние годы работы научили меня не удивляться ничему. Начинала я, конечно, с довольно молодых особей, щенков, недавно обернувшихся. Таких интересовал только голод. О разуме, даже о его зачатках, речи не шло. После оборота вампир теряет большинство приобретенного за человеческую жизнь: основной блок памяти, знания, все, что сопутствовало и казалось естественным. Остаются лишь привычки, успевшие укрепиться за жизнь, и основные рефлексы. Поэтому, кстати, и страдают, в первую очередь, родные вампира. И никакой мистики здесь нет. Куда идет человек, очнувшийся, после, скажем, хорошего загула, когда в голове шумит, и мозги не соображают? Правильно. Домой. С такими вот загулявшими я и начинала работать. И когда-то для меня это было страшно и трудно. Сейчас молодой вампир ложился под мой удар на первой минуте нашей встречи. Да и заказы на такую мелочь я давно уже не брала, оставляя хлеб своим менее опытным коллегам. Меня интересовали особи лет от пятидесяти и старше: те, что уже успели понять, что на людей можно не только охотиться. Их можно использовать в своих целях, упрочивая паутину влияния и расширяя охотничьи угодья. Да и цена такому удовольствию плевая: всего лишь научиться жить в человеческом обществе, сходя за своего. Не попадаться на глаза охотникам, скрывать голод, не доводить дело до трупов. Как только вампир доходил до этого решения, очеловечивался, он становился стократ опаснее. Развивающийся заново мозг с умопомрачительной скоростью впитывал знания и опыт. Зубастый изучал не только добычу, но и своих прямых врагов — охотников. Учился давать отпор. Особенно смышленые и хитрые особи часто умудрялись вписаться в людской быт так, что даже дотошная консьержка не заподозрила бы в благовоспитанном и солидном господине N с третьего этажа кровавое чудовище.