Мой Щенок (СИ) - Аверина Вероника. Страница 131

Внезапно, перебирая в памяти детали последних событий, Вин осознал простую мысль: он продолжает противиться воле мастера. Леди требовала, чтобы он жил. А дампир изо всех сил пытался получить от нее смерть. Выходит, вновь ослушивался приказа. Игнорировал желание наставницы. Совершал очередную глупость, упорно нарываясь на ее гнев. Вин похолодел, осознав, куда его могло завести упрямство. Ему не хотелось жить. Он не верил в то, что сможет продолжить обучение. Он не верил, что наставница когда-либо вновь посмотрит на него, как на равного. Уде не представлял, как переступит порог «Тыквы». Смысла в продолжении существования не осталось. Но новых мучений он не хотел.

Леди прямым текстом сообщила ученику, что в принятии ее воли видит продолжение искупления. И сейчас, прижимаясь спиной к двери, из-за которой доносились раздраженные голоса, Вин осознал, что другого пути у него нет. И, возможно, подчинение смогло бы смягчить сердце Леди. Вряд ли, конечно, она согласится его убить, но, по крайней мере, возможно, позволит ему самому… Во всяком случае, следовало попробовать.

Неделю я терпела, позволяя ученику вновь привыкнуть ко мне. Обстановка походила на короткое перемирие во время яростной войны. Мы, как истощенные, не верящие в мир противники, настороженно приглядывались друг к другу, готовые занять оборонительные позиции в любой момент. Я пыталась уловить хоть какой-нибудь сигнал: жест, фразу, которые дали бы мне понять, что Ирвин готов хотя бы просто разговаривать со мной, не говоря о том, чтобы прощать. А ученик, как мне казалось, попросту старался не замечать моего существования, если я только не прижимала его к стенке и не заставляла говорить со мной. Но, по крайней мере, хотя бы перестал молить о смерти.

Первая же тренировка продемонстрировала мне, одновременно, поспешность моих устремлений и глубину возникших из-за визита к падальщикам проблем. Мы занимались в логове, в моем маленьком зале. Я начала возвращение к обучению очень мягко, тщательно отбирая упражнения, но и этого оказалось чрезмерно много. Вин по-прежнему старался не смотреть на меня, и поэтому я не сразу осознала, что что-то не так. Дампир послушно выполнял все, что я просила, а я никак не могла сообразить, почему его тело сковало напряжением, делавшим каждое движение неловким и угловатым. Наконец, осененная идеей, я спросила:

— Ирвин, тебе больно?

Ученик замер, опустив голову еще ниже, и тихо признался:

— Да, мастер. Немного.

— Немного? — вскинула брови я. — И поэтому ты так скупо двигаешься? Бережешься?

Он помялся, нервно облизнув губы, и нехотя ответил:

— Нет, не немного. Но я справлюсь.

— Почему ты мне… — я шагнула ближе, подняв руку, чтобы коснуться плеча сочувственным жестом, но Вин инстинктивно отшатнулся, сжавшись и зажмурив глаза. — Черт…

Я огорченно опустила руку, отступив на шаг назад, к прежней дистанции. Дампир осторожно открыл глаза и перевел дыхание.

— Ирвин, посмотри на меня, пожалуйста, — попросила я. Прядь волос выскользнула из-за уха и упала на лицо, но я не решалась убрать ее, опасаясь вновь напугать ученика. Вин сглотнул и поднял взгляд. И я прочла в нем ответ на вопрос, который не успела договорить до конца. Он не сказал бы. Не посмел бы пожаловаться. Не решился бы попросить об отсрочке. Вин был намерен выполнить все, что я потребую. Превозмогая боль, слабость, страх и нежелание вступать со мной в контакт. Спарринг представлялся маловероятным: я была уверена, что блокировать удар мой ученик сможет не скоро. Инстинкт возьмет верх. Тело слишком хорошо помнило опыт истязания, и то, что руки, причинявшие страдания, были не моими, роли, похоже, не играло. Ирвин смотрел мне в глаза, явно мучительно желая отвести взгляд, но не решаясь нарушить приказ. И я с ужасом осознала, что та покорность, которой я добивалась в течение всего года, оказалась мне не нужна. Сейчас я многое отдала бы, чтобы вернуть обратно того Вина. Моего Вина. Упрямого, несговорчивого, своевольного, эмоционального. Я хотела видеть его живым. Не сломленным. Не утратившим яркого, по-детски непосредственного интереса к миру. Но, выходило, что своими действиями я не заставила дампира подчиниться, а полностью убила желание жить. Быть человеком. Чувствуя, как горло сжимает спазмом ужас от содеянного, я рвано вздохнула, обуздывая эмоции.

— Мы не пойдем через боль, — мой голос дрожал, и во взгляде ученика на мгновение промелькнула искра. Не интереса, скорее, непонимания. Промелькнула и погасла. Мне пришла в голову мысль, что, возможно, продемонстрировать свои чувства дампиру было бы не так уж плохо. Но я слишком опасалась вновь утратить контроль над ситуацией. — Я рассчитывала, что ты уже пришел в себя. Раз нет, то спешить не будем. Тело надо восстановить. Мы потратим на это столько времени, сколько тебе потребуется. И, пожалуйста, говори мне, если тебе больно.

— Да, мастер, — эхом откликнулся Ирвин, и меня пробрала дрожь от того, сколь покорно звучал его голос.

— Вин, это я, — я не выдержала и пошевелилась, разведя руки в стороны, демонстрируя собственную уязвимость. Дампир вздрогнул от резкого жеста, но глаз не отвел. — Я прежняя. Та самая, которую ты окатил летом водой из шланга. Та, с которой ты танцевал на вечеринке у Мрака. Та, которой ты прикрывал спину на заказах. Потрогай меня, если хочешь.

— Если вам того хочется, мастер, — безжизненно отозвался щенок, и я обессиленно уронила руки.

— Иди, отдыхай. Возьми еще крови. Мы не будем тренироваться, пока боль не уйдет полностью. И сообщай мне, пожалуйста, о своем состоянии. Если больно или плохо. Обязательно.

— Хорошо, мастер, — склонил голову Ирвин и удалился из зала так поспешно, будто боялся, что я передумаю. Убедившись, что он ушел, а дверь плотно затворилась, я закрыла глаза руками, выдыхая, пытаясь освободиться от душившей меня вины. Отчаяние накатило, затопив сознание. Мне казалось, я никогда не смогу исправить то, что натворила.

Глава 59. О деликатесах и сбежавшем кофе

Я боялась оставить его хоть на час, постоянно находясь в доме, заставляя терпеть свое присутствие. Я забыла о заказах и тренировках. Я не бывала в баре. Продукты привез Мрак, в очередной раз навестивший меня. Встречаться с ним Ирвин не пожелал, и я позволила ему скрыться в комнате. Зато брат привез еще один подарок, который я не ожидала от него получить: кровь вампира. В ответ на мое удивление, Мрак махнул рукой, пробурчав что-то вроде «ерунда, нацедил на заказе». Не сдержав эмоций, я крепко обняла его, горячо благодаря за заботу. Угощение я передала Ирвину уже после того, как проводила брата. И впервые за десять дней увидела улучшения в его состоянии. После этого я стала позволять себе выбираться на «охоту». Питание, пусть и нерегулярное, скудное, все же давало возможность Ирвину восстанавливаться. Впервые оставив дампира дома в одиночестве, я едва не сошла с ума от грызшей душу тревоги. Я успела изобрести тысячу способов, которыми он мог лишить себя жизни. Торопясь, отчаянно боясь опоздать, я ошибалась на каждом шагу и чудом не получила ранений во время поединка с совсем еще молодым зубастым. Однако вернувшись, я обнаружила Вина в его комнате. Складывалось ощущение, что он даже не пошевелился за время моего отсутствия. Что именно из последних событий заставило его переменить мнение относительно собственной смерти, я не знала. И не могла сказать, что изменения меня обрадовали: пока Ирвин мне сопротивлялся, в нем сохранялся отзвук жизни. Теперь же истаял и он. Я впервые подумала о том, не милосерднее ли будет исполнить желание щенка. Но тут же оборвала себя, затолкав трусливые мысли поглубже.

Дни текли медленно и уныло. Я несколько раз звонила Ами, прося прощения за свое оскорбление. Разговоры наши были короткими, но интонации мастера полнились теплом. Я чувствовала, что меня простили, и от этого становилось легче. Пасмурным октябрьским вечером Ами приехала в гости. Без предупреждения. Мы с Вином сидели в гостиной, он — в кресле, я — на диване, и делали вид, что смотрим телевизор, когда в прихожей раздался звонок. Я открыла дверь и замерла, не веря своим глазам.