Спросите Фанни - Хайд Элизабет. Страница 32

— Мы просто обсуждали это по пути сюда, — объяснила Рут.

— Я их не поддерживаю, — заверила отца Лиззи. — Я знаю, что ты хорошо переносишь холода и не против остаться здесь.

Мюррея поразило, как плохо дети представляют, чего он желает на самом деле.

* * *

Около девяти часов пришли санитары и отвезли его койку на лифте на второй этаж в двухместную палату. Вторая кровать была пуста.

— Это единственная палата без других пациентов, — сообщила сестра. — Считайте, что вам повезло.

Мюррей выбрал кровать у окна с видом на гору Лафайетт. Привезли завтрак: манная каша, консервированные персики и тепловатый чай. Негусто, но Мюррей не расстроился. Поев, он сообщил детям, что устал и не хочет, чтобы они провели весь день у его кровати.

— Отправляйтесь на прогулку, — посоветовал он. — А после обеда приходите.

После бурных возражений дети согласились уйти, и Мюррей остался один. Если не считать писка кардиомонитора, в палате было тихо. Мюррей закрыл глаза. Он мог сколько угодно мечтать о поездке в Мексику, но дело в том, что он никогда не перестанет беспокоиться о детях. Не перестанет бояться самого худшего, ибо то, что случилось однажды, всегда может повториться, и потому каждый раз, когда один из них садится за руль у него на глазах, Мюррей автоматически возвращается в тот снежный вечер тридцать два года назад, когда в ярко освещенном приемном отделении его встретил врач со скорбным лицом.

Но Мюррей волновался и без конкретного повода. Возможно, его дни сочтены, и в каком состоянии он оставляет детей? Удовлетворены ли они своей жизнью? Счастливы ли они? Все ли он сделал для них? И не слишком ли много? Он часто совал Лиззи сто долларов, поскольку у нее была очень маленькая зарплата, и теперь гадал, не попала ли дочь в зависимость от его щедрости. Конечно, после его ухода в распоряжении детей окажется его собственность и каждый унаследует солидную сумму, но Мюррей не мог избавиться от назойливой мысли: прежде чем покинуть сей мир, ему следует убедиться, что Лиззи крепко стоит на ногах…

Его разбудил яркий свет. К телу тянулись провода от кардиомонитора, и, к своему облегчению, Мюррей увидел, что соседняя кровать по-прежнему пуста. Он взглянул в окно на горную гряду. Учась в колледже, он работал летом в хижине «Гринлиф» на горе Лафайетт. В его обязанности входило ежедневное приготовление завтраков и ужинов на тридцать человек, и раз в неделю надо было ездить в город за пополнением припасов и привозить по тридцать килограммов продуктов — груз тяжелый, но вполне подъемный, когда тебе двадцать лет.

Однажды он взял с собой в хижину Лиллиан. Она никогда не увлекалась походами, но смело встретила крутой каменистый маршрут. Это было лето перед тем, как она забеременела. Мюррею пришлось ее подбадривать. Когда добрались до хижины, она закурила на террасе. Чертова привычка! Он все время боялся, что у нее будет рак легких. Лиллиан часто говорила, что собирается бросить, но всегда находила отговорки. Новый ребенок. Карапуз, за которым надо бегать. Подростки. Сам Мюррей никогда не курил и не мог понять, почему так трудно отказаться от сигарет. На следующий день после аварии он выбросил из дома все пепельницы до единой.

Что ж, по крайней мере, рака легких Лиллиан избежала.

Тут вошла сестра и сообщила, что разносят обед. Она проверила жизненные показатели Мюррея и сказала, что у него будет сосед.

— Простите, что приходится подселять к вам второго пациента, — извинилась она.

Мюррей, вообще-то, не возражал. Он подумал, что неплохо поболтать с человеком, который не является членом семьи. Дети! Может, ему так только кажется, но, похоже, они могут говорить, напрямую или косвенно, исключительно на одну тему: «Что мы будем делать с отцом».

Он как раз доедал желе, когда услышал в коридоре голоса. Кто-то горячо утверждал, что уровень сахара у него не так уж и высок. Скоро дверь в палату отворилась, и пациент, которого ввезли на каталке, взглянул на Мюррея и с тоской закрыл глаза.

— Они что, издеваются? — произнес Гэвин.

Глава 12

Двое в цилиндрах на одном мотоцикле

Рут приходилось уговаривать себя, что врачи этой маленькой больницы в северном Нью-Гэмпшире компетентны, умны и находятся в курсе последних исследований транзиторной ишемической атаки и что нет необходимости настаивать на перевозке отца в инсультный центр Конкорда или в медицинский центр Дартмут-Хичкок для получения квалифицированной помощи. Учиться отступать Рут было трудно, но она понимала, что выбрала правильный подход: увлечение скептицизмом и паранойей принесет окружающим только еще больше тревог, а результат будет, скорее всего, тот же: Мюррей останется лежать в двухместной палате провинциальной больницы на севере страны, глядя в окно на хребет Франкония.

Однако у Рут имелся серьезный опыт общения с некомпетентными врачами. Когда Кайл сломал бедро во время футбольного матча, доктор заявил, что делать рентген не нужно, поскольку ни отека, ни синяка нет и мальчик не особо реагирует, когда ногу двигают. Кайл же не реагировал исключительно потому, что на футбольном поле, когда он кричал от боли, бригада скорой помощи накачала его анальгетиками. Только после того, как Рут устроила скандал, другой врач назначил рентген, показавший очевидный перелом (что нисколько не удивило Рут). И это в Бетезде, штат Мэриленд!

Поэтому теперь она набрала в поисковике через телефон симптомы Мюррея, изучила все сведения об инсультах и ТИА и удостоверилась, что местный врач выбрала правильный порядок действий. Однако нельзя терять бдительности: пока Рут согласится с решением доктора, но, если у Мюррея будет еще один приступ, она добьется, чтобы его немедленно транспортировали в город.

Господи, ну разве это не подтверждает ее доводы в пользу дома престарелых!

* * *

Еще находясь вместе с Мюрреем в приемном отделении, Рут получила сообщение от Эйба, который спрашивал, остается ли в силе договоренность о свидании в десять. Конечно, встреча совершенно вылетела у Рут из головы. Она ответила, что у нее семейные неурядицы, и испытала облегчение оттого, что не нужно встречаться с бывшим бойфрендом.

Но теперь, когда Мюррей получил место в палате и выпроводил детей, она оказалась перед выбором: снова связаться с Эйбом или пустить дело на самотек. Рут подумала и решила ничего не предпринимать. Идея изначально была дурацкой по многим причинам: а) на троих у них одна машина, и если попросить Джорджа и Лиззи подбросить ее в кафетерий, они начнут задавать вопросы и раздуют целую историю; б) ей вообще не стоило писать Эйбу, она просто расстраивалась из-за Шарлин; в) между ними больше нет ничего общего, и придется искать темы для разговора; и г) у него рак, а она никогда не знала, что говорить таким людям.

Рут достала телефон и набрала: «У меня все-таки появилось свободное время». Руки у нее дрожали.

«„Крупный помол“, 10:30», — ответил Эйб.

— У меня просьба, — сказала она Джорджу и Лиззи, когда они выходили из больницы. — Можете высадить меня около кафе под названием «Крупный помол»?

— Ты нас бросаешь? — удивился Джордж.

— С кем ты встречаешься? — поинтересовалась Лиззи.

Рут объяснила.

— Эйб! — воскликнул Джордж. Они с Лиззи обменялись взглядами.

— Не начинайте, — предупредила Рут. — Я всего лишь иду пить кофе. Но отцу все-таки не говорите. Он сделает из мухи слона.

Она представила живот Эйба с длинным шрамом от операции по удалению аппендицита.

В машине Лиззи они поехали в город и остановились около «Крупного помола» — крошечного кафетерия, зажатого между тату-салоном и тайским рестораном. Рут попросила забрать ее через час. Внутри было темно и тесно — одни посетители пялились в ноутбуки, другие читали воскресные газеты.

Увидев ее, Эйб просиял. Волосы у него за последние два года поредели, но мускулистые руки и ноги невольно привлекали внимание: он был в велосипедной майке, шортах из лайкры и похожих на башмачки эльфа черных кроссовках на липучках. С широкой улыбкой он без обиняков объявил Рут, что рак находится в стадии ремиссии, но его сразила новая болезнь.