Небеса не для нас (СИ) - Чикина Елена. Страница 56

— Помогите девочке! — с жаром произнесла женщина, всей массой тела опираясь на шаткую стойку из прессованной древесины.

Еще раз почесав затылок, парень пошел за начальником. Окружившая меня толпа начала рассеиваться потихоньку. Я поблагодарила всех за помощь, вернула мужчине его куртку.

Потекли долгие минуты ожидания. Я села на пластиковый стульчик, все так же продолжая растирать руками заледеневшие плечи ‒ моя дрожь никак не хотела пройти. С моих ног на вытертый линолеум уже натекло небольшое озеро воды.

— Наркотики, наверное, — сказал полицейский, мужчина лет тридцати, своему коллеге, взглянув на меня сверху вниз.

Внутри меня всколыхнулось возмущение. Да я в жизни наркотиков не принимала! Впрочем… откуда мне знать? Как я вообще могу с уверенностью утверждать что-то о себе? Просто мне казалось, что не принимала.

Один из них высказал предположение, что без полиса ОМС в больницу меня не примут. Другой предложил поискать школу, в которой я, возможно, учусь (спереди на моем пиджаке была нашивка с эмблемой в виде книги, изображающей птицу, и девизом «Обширные знания — огромные возможности»).

Но все выяснилось намного проще и быстрее.

— Это Абрамова Ева Алексеевна, объявленная пропавшей месяц назад. Ушла из школы вместе с одноклассником, но домой так и не вернулась. Указан телефон матери.

Я вздохнула с облегчением. Значит, не так я одинока в этом мире, у меня есть мама, мне есть куда пойти и есть где жить. Меня зовут Ева.

Хм… как-то это имя не рождало во мне никаких хороших ассоциаций. У меня возникло странное ощущение, что эта Ева Абрамова ‒ та еще неудачница, никем не любимая и не уважаемая. Трудно сказать, откуда взялось это чувство.

Сидевший за стойкой дежурный позвонил моей маме, она обещала, что приедет так быстро, как только сможет.

— И где же ты была весь этот месяц? Наверное, отрывалась где-то с друзьями, а как домой собралась, изобразила амнезию. Весьма изобретательно, — прищурил глаза полицейский, до этого сказавший, что я принимала наркотики.

— Тут сказано, что она отличница. В заявлении ее матери так и написано: «Всегда примерное поведение, никогда не задерживалась из школы, получала одни пятерки».

Второй только пожал плечами.

Отличница. Мне показалось, что это было похоже на меня. Впрочем, «отрывалась с друзьями», кажется, тоже было похоже. Возможно так, черта за чертой я и соберу о себе какие-то сведения? Что вообще происходит с человеком при амнезии? Имени своего я не помнила, но основные сведения о мире у меня, вроде, были. Знаю, на какой свет переходить дорогу, умею завязывать шнурки, право с лево не путаю. Наверное, за различные знания и умения отвечают разные отделы мозга.

Где-то через час в отделение прибежала симпатичная женщина средних лет в короткой золотистой шубке из меха куницы; у нее была стрижка каре, выкрашенная в платиново-русый цвет и небесно-голубые глаза.

— Ева! — воскликнула она со слезами в голосе и протянула руки мне навстречу.

Глава 22.1

Поднявшись со своего стульчика, я неуверенно к ней приблизилась, и она тут же заключила меня в объятия.

— Ты жива! Ты жива! Где же ты была?.. — повторяла женщина, до боли сильно прижимая меня к себе.

Я чувствовала исходящий от нее запах духов, и он казался мне смутно знакомым. Но ни ее лицо, ни голос, ни объятия не пробуждали во мне каких-то особенных эмоций. «Это же моя мама!», сказала я себе, но эта женщина все равно оставалась для меня чужой.

— Спасибо, огромное спасибо, что нашли ее!

Расцепив эти чересчур крепкие объятия, она по очереди пожала руки всем полицейским, находившимся в этой комнате. Затем от меня потребовали написать объяснительную записку, чтобы прикрепить ее к тому заявлению о пропаже.

— Но я не знаю, где была, — растерянно пробормотала я.

— Так и напиши. Пиши все, как есть.

Я кое-как накарябала что-то, что могло сойти за объяснение, и поставила простую подпись в виде фамилии и инициалов.

Покончив со всеми формальностями, мы, наконец, выбрались из полицейского участка.

— Доченька, ты совсем-совсем ничего не помнишь? — спросила мама, провожая меня к машине.

— Совсем ничего, даже имя мне сказали в полиции. Простите, — я опустила глаза.

— Да за что же ты извиняешься? А что последнее ты запомнила?

— Как стояла на улице в одной школьной форме, без верхней одежды. Это было пару часов назад.

Мама обескураженно покачала головой.

— Не переживай, мы обратимся к лучшим врачам, память к тебе обязательно вернется. Я так рада, что ты нашлась, просто слов найти не могу! Но я уверена, твое исчезновение связано с этими Власовыми. Либо с сыном, либо с отцом. Ты уехала из школы с этим малолетним преступником, и все ‒ ни ответа, ни привета. Все знают про его отца, только посадить никак не могут из-за друзей в правительстве. Сколько я выстрадала за этот месяц!.. Порой думала даже, что ты сама что-то сделала с собой, после того, как этот негодяй тебя бросил. Но я точно знала, что ты никогда не поступила бы так со мной. Тебя похитили эти люди, держали в каком-нибудь подвале, измывались над тобой, оттого ты и не помнишь ничего! — она будто не совсем понимала, что говорит, просто вываливала скопом все накопившееся в ней возмущение, весь страх и всю боль. — Ты точно не помнишь, что Макар Власов сделал с тобой?

— Нет.

— Если ты покрываешь его, просто не хочешь, чтобы его посадили…

Я не знала, как еще объяснить ей, что я вообще ничего не помню, и имя Макар Власов так же ни о чем мне не говорит.

Всю дорогу до дома мама так и продолжила выплескивать на меня все накопившиеся за это время эмоции, и среди них превалировали радость от того, что я нашлась, и возмущение по поводу злодеяний «этих Власовых».

Вместе мы поднялись в квартиру на четвертом этаже, но и ее я тоже не смогла узнать.

— Мы здесь жили всю жизнь?

— Нет, совсем недавно переехали.

Она показала мне мою комнату. Я оглядела чертежный стол с рейсшиной, стеллажи, заставленные книгами, карандашный рисунок гипсовой головы, прикрепленный к мольберту молярным скотчем. Странное чувство. Я одновременно не узнавала ничего из того, что здесь было, но при этом точно знала, что умею рисовать и чертить, люблю читать книги. Знала, что вон там, в баночке, хранятся изографы, а в живописи гуашь я предпочитаю акварели. Ну и ну.

— Я тут ничего не меняла, только пыль вытирала. Как же это было тяжело, не знать, что с тобой случилось! — она снова заплакала.

Мне было немного неловко это делать, но я обняла ее и, как могла, постаралась успокоить.

— Ладно, доченька, отдыхай, а я позвоню твоему папе, бабушке, да и всем остальным.

Она обняла меня еще крепче на секунду, поцеловала в щеку и вышла из спальни. Проводив ее взглядом, я села на кровать, оглянула еще раз эту комнату, которая казалась мне и совершенно очевидно моей, и абсолютно чужой, незнакомой.

Что же со мной произошло? Какой травмирующий опыт я пережила? Что со мной случилось такого, отчего мое сознание просто не выдержало груза этих воспоминаний?

Наверное, мне лучше этого не знать.

Мама дала мне несколько дней на то, чтобы я пришла в себя и собралась с мыслями, а затем мне снова пришлось пойти на учебу.

— Не волнуйся, все учителя уже предупреждены о твоих проблемах с памятью, никто не станет требовать от тебя того же уровня подготовки. Как сможешь, догонишь школьную программу. Не переживай и не требуй от себя слишком многого, в конце концов, ты практически с того света вернулась. Если что, поступишь в институт в следующем году, это вовсе не трагедия.

Мне показалось, что все это она говорила скорее самой себе ‒ мол, не трагедия, что ее дочь-отличница теперь будет в отстающих. Вернулась с того света, уже хорошо. А меня больше волновала реакция моих одноклассников на то, что среди них теперь будет учиться девочка с мозгами набекрень.